Александр Шевякин - Разгром советской державы. От "оттепели" до "перестройки"
• 1-й заместитель Председателя КГБ СССР (08.08.90–28.08.91) генерал-полковник ГБ Г.Е. Агеев (в органах— с 36 лет, перемещен с должности 2-го секретаря Иркутского горкома КПСС);
• Председатель КГБ (18.05.67–26.05.82) генерал армии Ю.В. Андропов (53, Секретарь ЦК КПСС);
• 1-й заместитель Председателя КГБ (04.02.84–08.08.90) генерал армии Н.П. Емохонов (47, директор НИИ);
• заместитель министра ГБ по кадрам (26.08.51–11.03.53) генерал армии А.А. Епишев (43, 1-й секретарь Одесского обкома КП(б) У);
• Председатель КГБ (01.10.88–21.08.91) генерал армии В.А. Крючков (43, помощник Секретаря ЦК КПСС);
• начальник управления кадров КГБ (04.07.74–31.01.83) генерал-полковник В.Я. Лежепеков (46, 2-й секретарь Минского обкома КПБ);
• 1-й заместитель Председателя КГБ (13.03.54–28.08.59) генерал-майор К.Ф. Лунев (46, зав. Административным отделом МГК ВКП(б));
• заместитель Председателя КГБ (12.03.71–29.01.91) генерал-полковник В.П. Пирожков (44, 2-й секретарь Алтайского крайкома КПСС);
• заместитель Председателя КГБ — начальник управления кадров КГБ (05.12.85–28.08.91) генерал-лейтенант В.А. Пономарев (38, 1-й секретарь райкома);
• заместитель Председателя КГБ — начальник УКГБ по г. Москве и Моск. обл. (16.03.91–28.08.91) генерал-лейтенант В.М. Прилуков (34; секретарь райкома);
• Председатель КГБ (13.11.61–26.05.67) генерал-полковник В.Е. Семичастный (37, 2-й секретарь ЦК КПАз);
• Председатель КГБ (17.12.86–01.01.88) генерал армии В.М. Чебриков (44, 2-й секретарь Днепропетровского обкома КПУ);
• Председатель КГБ (25.12.58–13.11.61) А.Н. Шелепин (40, завотделом аппарата ЦК КПСС).
«Послесталинский КГБ был прочно поставлен под контроль КПСС. <…> В органы ГБ периодически «спускали» кадры из партийно-комсомольской номенклатуры. <…> Партия в КГБ осуществляла «политическое руководство», что подразумевало возможность некомпетентного вмешательства в оперативную работу даже со стороны партсекретарей областного масштаба» [2.27. С. 130–131]. Видимо, здесь автор статьи имеет в виду пример, который известен всем из самой популярной книги времен «перестройки» — «Исповедь на заданную тему» Б.Н. Ельцина: «В Свердловск приехал заместитель председателя КГБ В.П. Пирожков. <…> Сидели у меня втроем — я, Пирожков, Корнилов. Шла спокойная беседа, и Корнилов, между прочим, сказал, что управление КГБ работает дружно с обкомом партии. И вдруг Пирожков рявкнул: «Генерал Корнилов, встать!» Тот вскочил, руки по швам. Я тоже в недоумении. Пирожков, чеканя каждую фразу, произнес: «Зарубите себе на носу, генерал, во всей своей деятельности вы должны не дружно работать с партийными органами, а вы обязаны работать под их руководством и только» [2.28. С. 59]. Шагнув за временные рамки, мы обнаружим, что именно критика таких установок была «первой ласточкой», когда начали разыгрывать карту КГБ во время перестройки. И сделано это было провокационно — именно со стороны самого КГБ: один из ветеранов написал статью под почти толстовским названием «Стыдно молчать» и отправил в «рупор перестроечных сил» — журнал «Огонек», там ее заметили, и вся страна могла прочитать о нанесенной ей «несправедливости» [2.29].
БРЕЖНЕВ: НЕУДАЧНЫЙ ВАРИАНТ СДЕРЖИВАНИЯ
Захват власти, совершенный в октябре 1964 г., есть некое исключение в политической биографии Л.И. Брежнева. Видно, что, дойдя до высочайших постов в партии и государстве, став членом Политбюро ЦК КПСС, Л.И. Брежнев никогда и никого из своих вышестоящих начальников не «подсидел» и не «свалил». И во время работы на Украине, в том числе и в такие сложные годы, как 1937—1938-й, и на фронте, и потом, в хрущевское десятилетие, он никогда не пробивался к высоким постам поверх чужих голов. Он всегда работал там, где ему поручалось, справлялся с работой и, соответственно, получал повышение, но иногда и перевод «по горизонтали». И не более того. Смещение Н.С. Хрущева с высоких государственных постов в свою пользу — первое и последнее исключение в ходе аккуратного продвижения по служебной лестнице. Конечно, всеми методами непростой аппаратной игры он владел вполне профессионально и впоследствии успешно применял их для смещения своих противников и замены их на свои проверенные кадры, но лично для себя он использовал их лишь единожды. Мотивы для такого исключения могли быть одни: Н.С. Хрущев довел управленческую элиту до определенной точки кипения, когда потребовались самые решительные меры.
Что же касается деятельности самого Л.И. Брежнева, то, надо сказать, ему дают разные оценки — от самых мягких до прямо обвинительных, однако никак не аргументированных: «Лидером «перестройки» скорее можно считать Л.И. Брежнева, который сделал собственно для развала Советского Союза гораздо больше М.С. Горбачева» [2.30. С. 147].
Сообщают, что сам Л.И. Брежнев, давая себе характеристику, довольно объективно оценил свой уровень: первый секретарь обкома. И тут, видимо, он был прав как никогда. Пост высшего руководителя такой страны, как СССР, конечно же, был не по его способностям. Он не имел талантов ни полководца, ни дипломата, ни теоретика. В лучшем случае его можно охарактеризовать как «верного продолжателя дела строительства коммунизма». Он не выдвинул новых стратегических инициатив, а лишь продолжил то, что было начато до него. Он умело вел аппаратную игру, назначая своих и удаляя чужих людей. Если у Н.С. Хрущева, М.А. Суслова и Ю.В. Андропова можно отметить прямо их обвиняющие моменты (в свете последующих «перестроечных» процессов), анализируя то, что они сделали, то наша оценка Л.И. Брежнева несколько иная: Брежнев не был особо проницательным политиком, он не предвидел последствий многих политических интриг. Он позволил вовлечь себя в те западные проекты, которые сыграли зловещую роль для всей советской системы (разоружение, продажа нефти, диссидентство). Так, не будучи гибким политиком, он не сделал глубокой ревизии преступлений Н.С. Хрущева, событий в Венгрии (1956) и в Чехословакии (1968). Если бы он более серьезно подошел к этому, поручив сделать основательную проработку возможного исхода этих и подобных событий, проиграв все ситуации, то СССР оказался бы готов к польско-советскому хаосу. А ведь все возможности были в его руках. Через преданного ему К.У. Черненко он имел доступ ко всем архивам. Он смог бы понять суть внутренних противоречий, возможно, даже лучше, чем И.В. Сталин, у которого в 1937–1938 гг. не было возможностей анализировать и обобщать, который должен был только действовать, чтобы не погибнуть. В случае же Брежнева ему была предоставлена передышка. Экстраполируя на ту ситуацию, в которой находился сам Л.И. Брежнев, тогда вполне возможно было уловить многие и многие тенденции, а не «отдельные недостатки и пережитки прошлого», по-новому оценить всё более нарастающие угрозы. По целому ряду обстоятельств этого не было сделано.
Разумеется, мы отлично понимаем, что Л.И. Брежневу были отправлены в несистематизированном виде сотни различных сигналов, таких как известная Записка КГБ СССР в ЦК КПСС «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан» [35. Ч. 2. С. 389–390.] и т. п., что разобраться в разнообразии этих сигналов было довольно затруднительно и что поэтому правильные выводы сделаны не были. К тому же он воспринимал все достаточно однобоко, как руководитель, воспитанный в определенном идеологическом русле. В свете грядущей «перестройки» самой, как мне кажется, негативной стороной его деятельности стало то, что им и его людьми был сформирован клан, который занял порочную позицию, допустив формирование других кланов. Когда клан Брежнева упрочился у власти и у всесоюзной кормушки, уверовал в свое всесилие, он смог заявить о себе как о силе, претендующей на довольно долгое существование. «В так называемой Ленинградской программе, опубликованной в Франкфурте в 1970 г., говорилось: «Номенклатура неотчуждаема, как неотчуждаем капитал в обществе «среднего класса». Это столь же законная основа нашего общества, как и право частной собственности при капитализме». <…> Именно при Брежневе появилась органическая связь между политиками и преступниками. Номенклатура была инкубатором, взрастившим мафию, которая окрепла и усилила свое влияние на общество после распада СССР» [2.31. С. 46]. Кланы, прорвавшиеся к неограниченной власти в СССР, — как в центре, так и на местах, — постепенно возжаждали к этой власти присовокупить собственность. Эту тенденцию заметили на Западе, где давно уже все вещи назывались своими именами: «Россия становится классовым обществом. Около трех тысяч семей образовали элиту, и они хотят оставаться элитой» [2.32. С. 90]. Именно в этой среде и принимались решения о малой и большой распродаже родины.
При этом стоит выделить, что подобно тому, как сейчас чиновника можно заинтересовать реализацией какого-либо проекта, не иначе как указав при этом на его долю личного обогащения, так и «при Советской власти» многие и многие проекты создавались специально под интерес элиты, либо сиюминутный, либо с перспективой: «К началу 1970-х годов кланы красной элиты начинают заниматься только собой, а проекты (уже псевдопроекты) начинают тасовать под перераспределение элитных возможностей. Элитный контур выворачивается наизнанку. Клановое доминирует над общеимперским» [2.33. С. 3].
