Вилли Бредель - Братья витальеры
Клаус спросил:
- Как тебя зовут?
- Киндербас42. - И ответ этот был дан рокочущим басом.
Клаус рассмеялся: пред ним был еще совсем мальчик - и такой бас.
- Подходящее имя, - сказал он.
- Так меня прозвали, - недовольно пробурчал Киндербас. - По-настоящему я Эрик Тюнгель.
- Киндербас красивее, - заметил Клаус и протянул юноше руку. - Будем друзьями, Киндербас?
- Давай, - ответил тот.
Они потрясли друг другу руки.
Так у Клауса появился новый товарищ.
На другой день, когда судно все еще шло ввиду берега, лысый моряк позвал Клауса в кладовую оружия - крюйт-камеру. В крюйт-камере хранились латы, арбалеты, мечи, топоры.
- Какое же оружие тебе предложить? - спросил оружейник, в то время как Клаус с интересом осматривал доспехи, которые, словно подвешенные рыцари, свисали с потолка.
- Арбалет.
- У нас их всего два. А ты умеешь стрелять?
- Да, - ответил Клаус. - А это что за штука? - Он обнаружил большую металлическую трубу, украшенную извивающимися бронзовыми змеями.
- Наша пушка, - с гордостью пояснил оружейник. - Нюрнбергская работа. Какого угодно разбойника обратит в бегство.
Клаус погладил толстую бронзовую трубу, положил руку в ее зловещую пасть. Да, можно было поверить, что перед таким оружием дрогнет любой пират.
Оружейник с важным видом принялся объяснять Клаусу, как обращаться с пушкой, которая носила красивое имя "думкёне", что значило - "отвага".
- Поднимаем ствол повыше... - Ствол покоился на деревянном основании и легко поднимался. - Насыпаем внутрь порох. Плотно забиваем. Бросаем один из этих шариков в ее пасть. Подносим сюда тлеющую паклю. Целимся. Пиф-паф - и у врага в брюхе дыра.
- Великолепно - воскликнул Клаус и бросил взгляд в угол помещения, где лежало множества каменных кругляшей - ядер.
- Да, с "думкёне" на борту можно спокойно спать. - Оружейник снял с крюка один из арбалетов, и только теперь Клаус заметил, что у старика нет левой руки: пустой рукав кителя болтался свободно. - На, посмотри. Прекрасное оружие.
Клаус натянул тетиву, приложил арбалет к плечу, прицелился. Отличная штука. Хороши были и стрелы из крепкого дерева с массивными железными наконечниками.
- Можно мне выстрелить? - спросил Клаус.
- Только, когда появятся пираты, - смеясь, ответил оружейник. - А пока пусть повисит здесь. Для стрельбы по бакланам это слитком шикарно.
- Как тебя зовут? - спросил Клаус.
- Меня называют Старик Хайн.
- Это пираты тебе отрубили руку?
- Нет, реей оторвало.
Скоро Клаус познакомился со всем экипажем: вечно пьяный капитан Хенрик с водянистыми голубыми на выкате глазами и косо прилепленным мясистым носом; любимец команды, швед по происхождению, старый рулевой Свен рослый, необыкновенно усердный и немногословный малый; олдермен Штуве, отвечающий за порядок в кубрике, - изрядный плут, готовый угождать начальству и покрикивающий на тех, кто ниже его рангом.
Священника Клаус видел редко, тот большей частью находился в своей каюте и покидал ее только, чтобы, поднявшись на корму, подышать воздухом да посмотреть на море. Зато цирюльник Лоренц появлялся то тут, то там, осматривал бочки с водой, стоящие при входе в кубрик, резал бороды, волосы и чирьи; его обязанностью было следить за чистотой и здоровьем команды.
"Санта Женевьева" проходила Грейфсвальдскую бухту. Клаус, свободный от вахты, стоял на бушприте и вглядывался в далекий остров. Серое небо было затянуто облаками, и волны, длинными однообразными валами накатывающиеся на судно, были совершенно такими же серыми, только гребни их иногда посверкивали белой пеной. Черно-белые бакланы стремительно кружили над волнами, то споря в скорости с ветром, то вдруг на минуту замирая в воздухе с неподвижно распростертыми крыльями.
В кубрике сгрудились матросы и тянули припрятанный бренди. Киндербас стоял на карауле у входа, чтобы никто из обитателей кормы не застал их за этим занятием. Молчание Штуве было куплено за пару стаканов. К тому же и на корме выпивали бренди не меньше.
На марсе грот-мачты сидел матрос Бернд Дрёзе, самый сильный человек на борту. Ему ничего не стоило перетащить на себе с борта на борт большую бочку с водой или одному управиться с главной реей. Вахта в этих водах была ответственной: берега острова Рюген стали излюбленным пристанищем пиратов. Чтобы не быть застигнутым врасплох, Старик Хайн даже установил на палубе "думкёне".
Штуве был у руля, и Клаус стоял рядом с ним, внимательно наблюдая, как он справляется с румпелем.
- Они уже напились? - спросил Штуве.
- Не знаю.
Штуве было около сорока; среднего роста, с необыкновенно широкими плечами, причем левое чуть ниже правого. Ровно подстриженная со всех сторон, черная как смоль борода вокруг узкого лица и маленькие темные глазки под нахмуренными бровями очень соответствовали его мрачному угрюмому нраву.
- А я уже стоял на руле, - сказал Клаус.
И он не лгал, ему часто приходилось водить боты по Эльбе. Разумеется, это были небольшие боты, но все же он справлялся и надеялся, что когда-нибудь и ему доверят румпель.
- Cui bono, - сказал корабельный старшина.
Это выражение он применял во всех случаях жизни. Он огрызался "Cui bono?" - "Чего надо?" Когда ему было хорошо, он этими же словами подтверждал свое хорошее настроение. "Cui bono", - говорил он, если хотел сказать: так держать или - все в порядке!
Когда ветер немного утихал и наступали спокойные минуты, какие случаются на море и в штормовую погоду, становилось слышно, как в каюте храпит капитан.
- Этот тоже готов, - пробормотал Штуве, и в его словах прозвучала неподдельная зависть.
Вышел священник, поплевал за борт и возвратился в свою каюту. Вскоре они услышали, как там упала бутылка. Этот звук привлек внимание Штуве.
- Постой на руле, - сказал он, - я скоро вернусь.
Он пошел, и Клаус ухватился за огромный румпель43.
...Сердце его стучало, как молоток. Голова сначала чуть не раскалывалась, но вскоре кровь отхлынула от неё. Расставив ноги, он стоял неподвижно, словно окаменев. Движения его руки слушалось огромное судно; он был рулевым. Юноша взял чуть-чуть к северо-востоку, и тотчас же когга приняла немного в сторону, еще удобнее став к ветру, паруса ее наполнились сильнее, скорость увеличилась. Гордо и весело посматривал Клаус на вздувшиеся паруса. И радость наполняла его: кровь словно пенилась и кипела, и все тело горело, как в огне. Он в море! Он стоит у штурвала! Он несется быстрее ветра! Он - кормчий такого большого корабля! В эти счастливые часы он думал обо всех, кто когда-то был дорог его сердцу и о ком он забывал порой в этом круговороте событий. Теперь они были тут, с ним, они радовались вместе с ним.
Штуве не приходил. Быть может, он уже валялся пьяный в кубрике. А Клаусу это было и на руку: он готов был и день и ночь стоять у руля. Он опять попробовал повернуть румпель, взял еще к северо-востоку, потом прямо на восток и был в восторге, чувствуя, как судно послушно его руке.
Темно-красный шар солнца расплылся в огненное пятно и исчез в сумеречном море, а Клаус все стоял и стоял у руля. Вышел Свен. Он даже опешил, увидев Клауса у руля. Тяжелыми шагами поднялся он по трапу на верхнюю палубу. Клаус почувствовал взгляд его на своем лице, на руках, затем взгляд этот скользнул вперед, потом вверх, на полные ветром паруса. Корабль шел ровно и верным курсом.
- Где олдермен?
- Я его сменил.
- Мог бы подождать, пока его сменю я, - проворчал Свен и взялся за румпель.
Клаус пошел.
- Что, ты бы не прочь вести корабль, а? - крикнул ему вдогонку Свен.
- Еще бы! - с радостью отозвался Клаус, потому что в этом вопросе он услышал и признание.
На носу судна расположились изрядно выпившие матросы и дивились на Берндта Дрёзе, который развлекался, хвастаясь своими мускулами, - скручивал железо толщиной в руку и снова распрямлял его. Потом схватил коренастого матроса, собираясь поднять высоко в воздух. Тот не понял его намерений, испугался, схватил Дрёзе за обе руки. Дрёзе презрительно рассмеялся, набрал полную грудь воздуха и с такой силой рванул его руки, что тот так и шлепнулся на палубу. В этот момент появился Клаус, только что передавший руль Свену. Еще полный радости от того, что он управлял коггой и только что заслужил похвалу рулевого, он крикнул:
- Эй, не с каждым тебе такое удастся!
- С каждым, - ответил Дрёзе.
- Попробуй.
- Подходи, попробую.
Матросы притихли. Они с испугом смотрели на безумца, который бросил вызов гиганту. Некоторые, предчувствуя недоброе, попятились к бортам.
Клаус направился к Дрёзе спокойно и уверенно: может быть, так когда-то наступал на Голиафа Давид44. Дрёзе, прищурившись, смотрел на него. Лицо у Дрёзе было маленькое, с неправильными чертами и ничего не выражающими серо-зелеными глазами, с невероятно большим носом и бесформенным ртом. Загривок и шея были почти одинаковой ширины с головой, и шея незаметно переходила в могучие плечи, руки - словно огромные дубины. Клаус изогнулся, как хищный зверек, и, прежде чем великан опомнился, крепко обхватил его, прижав руки к телу. Дрёзе презрительно усмехнулся. Клаус сомкнул кольцо рук, схватил правой рукой запястье левой. Дрёзе набрал полную грудь воздуха и рванулся изо всех сил. Клаус стоял неколебимо. Дрёзе попытался оторвать руки от тела. Клаус держал крепко. Кровь прилила к голове великана от злости: он пыхтел, шипел, снова предпринял попытку вырваться. И снова безуспешно. Клаус рассмеялся:
