KnigaRead.com/

Леонид Кукушкин - История православия

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Леонид Кукушкин, "История православия" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Путь восхождения к Богу в мистической литературе обычно изображается в виде преодоления ряда ступеней; их число может быть различно, но неизменно связано с той или иной религиозной символикой. Так у св. Бонавентуры их шесть, что, по его словам, соответствует числу ступеней трона царя Соломона, крыльев у серафимов, поднимающих озаренную светом божественной мудрости душу к престолу Всевышнего, и, наконец, числу дней творения. Седьмой день – день покоя, отдыха от дел земных, «субботняя вершина шестиуровневого пути, успешно прошедшего первые шесть ступеней ожидает экстатическое состояние предельной близости к Богу. Характер экстатических состояний различен для мистиков, исповедующих религию монотеистическую, и, например, пантеистов. Можно сослаться на свидетельства известного индийского мистика Шундара Сингха, перешедшего из индуизма в христианство. До его обращения йогические упражнения, приводящие к экстазу, резко усиливали эмоции, которые он испытывал перед переходом в экстатическое состояние; так, например, погружение могло вызвать безудержные рыдания, если перед этим он был настроен мрачно. Став христианином и продолжая с помощью тех же упражнений приводить себя в состояние экстаза, он неизменно испытывал чувство умиротворения и ощущение полной безопасности.

Для мистицизма понятие экстаза является ключевым; оно многозначно и не определяется сколько-нибудь полно этимологией: понятия εκστασις, aextasis (ek – из, вне; stasis – устойчивость, спокойствие) означает выход из спокойного состояния, восхищение, изумление, восторг, душевное волнение, доходящее до безумия. Иногда в качестве синонима экстаза используют этимологически противоположное понятие транса (trance – оцепенение). Вообще обыденное представление об экстазе включает почти весь спектр состояний психики от крайнего возбуждения до оцепенения. Противоречивость в понимании экстаза и некоторых других явлений мистического плана, попытка исчерпывающим образом их объяснить, не выходя за рамки психологии, сделали мистику в глазах многих плодом больного воображения. В этой стране хорошо помнят, как в недавнем, советском прошлом мистику неизменно сопровождал эпитет «туманная», а результаты мистического опыта объявлялись фантазией или бредом. Нельзя, однако, не признать, что дело здесь не только в воинствующем безбожии государственной идеологии, хотя это обстоятельство сыграло не последнюю роль, серьезные причины для подозрительного отношения к мистике были всегда и повсюду, есть они и сейчас, более того, особенно сейчас, когда на рубеже тысячелетий в обезумевшем мире иные, пытаясь спрятать свою растерянность и страх перед реалиями смутного времени, прибегают к помощи различного рода суеверий, к магии, оккультизму, когда расплодились всевозможные секты, религиозные и нерелигиозные, часто возглавляемые людьми недобросовестными и корыстными, когда под видом медиумов и экстрасенсов иногда подвизаются откровенные жулики. Участники этой вакханалии, как правило, называют себя мистиками, что вызвано не простым желанием «примазаться» к славе великих мистиков, их претензии следует признать оправданными, если границы соответствующего понятия слишком расширить.

Голгофа. Храм Гроба Господня. Иерусалим

Мистику, как и неразрывно связанный с ней интуитивный метод познания, часто называют предрассудком. Это отчасти верно, но не в негативном, пренебрежительном, обыденном смысле этого слова, а в буквальном: предрассудок как то, что было до рассудка, до формальной логики, с некоторой натяжкой – находящееся над рассудком. Вспомним Е. Баратынского: «Предрассудок! он обломок/ Древней правды. Храм упал,/ А руин его потомок/ Языка не разгадал./ Гонит в нем наш век надменный,/ Не узнав его лица,/ Нашей правды современной/ Дряхлолетнего отца». Этот отец не умер, он вечен, являясь корнем и в новой жизни; лишь черпая из его бездонного источника, можно понять сущность нашего мира. На Востоке известна легенда о встрече знаменитого философа и ученого Ибн Сины (Авиценны) и великого мистика Абу Саида Майхани. После продолжительной беседы ученый сказал: «То, что я знаю, он видит», а мистик: «То, что я вижу, он знает». Эйнштейн признавал, что его миросозерцанию и творчеству мистик Достоевский – «гений духа» по определению Д. Мережковского – дал больше, чем великий математик Гаусс, исследования которого были необходимы для его работы. Он же в книге воспоминаний писал: «Самые прекрасные чувства связаны с переживанием таинственного. Человек, которому это ощущение чуждо, который потерял способность благоговеть и удивляться, – мертв. Знание о том, что есть сокрытая Реальность, которая открывается нам как высшая Мудрость и Красота, – это знание и это ощущение есть ядро истинной религиозности».

Тесная и взаимообогащающая связь мистики и фундаментальной науки – отдельная проблема, требующая серьезного исследования и далеко выходящая за рамки настоящей книги. Границы, поставленные возможностям разума, мистик преодолевает с помощью интуитивного постижения, в котором объект и субъект познания объединяются актом сочувствия, со-причастия, симпатии. Хотя в этом акте, если ограничиться его психологическим аспектом, главную роль, по-видимому, играют бессознательное и процесс сублимации, работа разума продолжается, причем даже более напряженно, чем обычно. У великих мистиков, по их свидетельствам, даже в состоянии экстаза рассудок работал холодно и незамутненно.

Как уже говорилось, главная цель всякой религиозной мистики определяется стремлением максимально приблизиться к Богу. Достижению этой цели служат молитва, аскетика, все то, что является мистикой практической, однако приблизиться к Богу можно также путем созерцания, размышлений о Боге, путем гнозиса (знания), что следует назвать мистикой теоретической. Разделение мистицизма на практический и теоретический достаточно условно: оба вида одновременно присутствуют в каждом мистическом акте, но их соотношение и доля каждого зависят от склонностей верующего, от того, например, к каком психологическому типу он относится. Поэтому, несмотря на то что психологический аспект не исчерпывает сущности мистических состояний и даже не является главным среди других аспектов, его краткое обсуждение здесь представляется целесообразным.

Известно, что мистический опыт нельзя вызвать усилием воли и ума: напряжение воли и интеллекта неизбежно сопровождается рефлексией, сосредоточением на своем «я», что подавляет мистическую настроенность, которая требует полной открытости миру и Богу. Такая открытость вызывает, с одной стороны, чувство безмерной радости, восторг от сопричастности всемогущему Богу и бесконечному миру, а с другой – рождает у человека ощущение зияющей перед ним бездны, неизмеримо глубокой и безграничной, чувство слабости и собственного ничтожества. Именно эти крайности, по-видимому, соединил Паскаль в своем метафорическом определении человека: «мыслящий тростник».

Чтобы помочь переходу в мистическое состояние, избавив сознание от диктата воли и интеллекта, люди с незапамятных времен использовали опьяняющие или наркотические средства, коллективные танцы и пение со специальной методикой и ритмом и другие подобные действия. Говоря о мистическом состоянии, необходимо твердо усвоить, что имеется целый веер таких состояний, совершенно различных по характеру и, главное, по ценности их результатов, которые заполняют широчайший спектр – от пьяного бреда или шизофренических фантазий до пророческих откровений и гениальных открытий. Можно указать ряд критериев, определяющих состояния на разных концах этого спектра: одним из важнейших, несомненно, является присущее великим мистикам острое чувство реальности, способность ощутить глубинный корень нашего мира, интуитивно проникнуть в него, что позволяет решить проблему выбора, установить и сформулировать истину. В процессе выбора и вербальной формулировки результатов мистического опыта участвуют как интуиция, так и разум, но прежде всего здесь необходима помощь благодатных сил. Недостаточное понимание этого обстоятельства служит причиной многих недоразумений; одно из них связано со знаменитым трудом Ч. Ломброзо, в котором предельно сближаются, местами и вовсе смешиваются гениальность и помешательство; последнее, как известно, сопровождается потерей чувства реальности.

Сказанное о возникновении мистического состояния, его характере и ценности результатов соответствующего опыта позволяет нарисовать схематическую картину процесса перехода из обычного состояния в мистическое, картину по необходимости грубую и не претендующую на сколько-нибудь детальное описание. Внешне она напоминает картину некоторых физических процессов, что заставляет еще раз вспомнить упомянутый в Предисловии принцип Analogia entis. Прежде всего для перехода надлежит преодолеть барьер, который имеется между этими состояниями; его высота и связанная с ней «прозрачность» зависят от психологических качеств индивида и разного рода возможных воздействий на него и поэтому могут изменяться в очень широких пределах. Разделяющий состояния барьер имеет внутреннюю структуру – для наглядности его можно представить в виде горного хребта с рядом перевалов, проходимость каждого из которых чувствительна к воздействиям определенного вида: ими являются, например, наркотические или различные химические средства, всевозможные нарушения психики, но ближе всего к теме разговора воздействие благодати. За барьером находятся мистические состояния; в какие из них произойдет переход и каковы будут плоды вынесенного оттуда опыта, предугадать заранее невозможно: это – тайна, а творится там чудо в подлинном смысле этого понятия. Можно лишь констатировать, основываясь на многочисленных свидетельствах, что для пророков, святых и других великих мистиков именно там, а не в юдольной суете сует, – истинный дом, где они могут находиться сравнительно долго и плодотворно, там испытывают экстазы и рождаются откровения. Для обычных людей пребывание за барьером кратковременно, чаще всего мгновенно, а выуженный ими оттуда опыт на поверку может оказаться не более чем пустой фантазией. Выдающиеся мистики в минуты вдохновения, когда «божественный глагол/ До слуха чуткого коснется», настолько близки к «перевалу», что достаточно легкого толчка, иногда совершенно случайного и даже не имеющего прямого отношения к предмету откровения, чтобы очутиться за барьером в состоянии мистического творчества. Толчком может послужить молитва, сказанная кем-то фраза, внешние впечатления или действия, странный сон, болезнь. Мартин Лютер так описывает один из важнейших моментов своей религиозной жизни: «Когда монах произнес при мне слова «я верую в прощение грехов», Святое Писание озарилось для меня совершенно новым светом, и я почувствовал себя как бы вновь родившимся. Я увидел, что передо мною широко распахнулись двери». Слова, произнесенные монахом, Лютер, несомненно, слышал и раньше, но здесь они оказались тем толчком, который вызвал нужное мистическое состояние. Яков Бёме получил откровение о сотворении и сущности мира, глядя на цветущие поля в окрестностях Герлица: «В четверть часа… я увидел и познал существование всех вещей, глубину и бездну, вечное зарождение Святой Троицы, происхождение мира и всех тварей от божественной мудрости. Я познал и увидел в себе три мира, причем внешний, видимый мир представлял собою порождение двух миров, внутреннего и духовного. Я увидел и познал всю творящую сущность, как в добре, так и во зле, происхождение этих начал и их взаимную зависимость друг от друга; точно так же я понял, каким образом начался процесс рождения в плодоносном чреве вечности». Похожее состояние описала св. Тереза Авильская: «Однажды во время молитвы я получила способность сразу постигнуть, каким образом все вещи могут быть созерцаемы в Боге и содержаться в Нем… Господь дал мне уразуметь, каким образом Бог может быть в трех лицах. Теперь, когда я думаю о Святой Троице или когда я слышу о Ней, я понимаю, каким образом три лица составляют только одного Бога, и я испытываю при этом неизреченное блаженство».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*