Витовт Чаропко - Великие князья Великого Княжества Литовского
Мы уже давно слышали, что все последователи христианской веры должны подчиняться вашей воле и отцовской власти и что сама католическая вера направляется заботой римской церкви, поэтому этим посланием мы сообщаем вашей милости, что наш предшественник король Миндовг со всем королевством принял христианскую веру, но из-за возмутительных несправедливостей и многочисленных измен братьев Тевтонского ордена все отступились от веры, так и мы из-за обид, что нам делают, до сегодняшнего дня находимся в ошибках наших предков. Наши предшественники неоднажды присылали для заключения мира к господам рижским архиепископам своих послов, которых они (тевтоны) немилосердно убивали, как это свидетельствуют случаи во времена господина Исарка, что от особы папы Бонифация содействовал установлению мира между нами и братьями Тевтонского ордена и отправил нам свое послание; но когда послы от господина Исарка возвращались, то по дороге одних убили, других повесили или заставили утопиться.
Также предшественник наш, король Витень, направил послание господину легату Франциску, архиепископу Фредерику с просьбой прислать ему двух братьев Ордена миноритов, давая им место и построенную церковь. Узнав об этом, братья прусские Тевтонского ордена послали окружными путями отряд и сожгли эту церковь.[23]
Также они захватывают господ архиепископов, и епископов, и клериков, как свидетельствует случай с господином Иоанном, которого убили в курии во времена папы Бонифация, и с господином архиепископом Фредериком, которого они обманом изгнали из церкви: и со случая с одним клериком господином Бертольдом, которого они в городе Риге немилосердно убили в его доме.
Также они опустошают земли, как свидетельствует пример Земгалии и многих иных. Но говорят они, что делают для того, чтобы защитить христиан.
Святой и уважаемый отец, мы с христианами вели борьбу не для того, чтобы погубить католическую веру, но чтобы противостоять несправедливости, как делают короли и князья христианские; это ясно, потому что у нас живут братья Ордена миноритов и Ордена праведников, которым мы дали полную свободу крещения иных обрядов.
Мы, уважаемый отец, написали вам это потому, чтобы вы знали, почему наши предки впали в грех неверности и неверия. Но теперь, святой и уважаемый отец, мы старательно молимся, чтобы вы обратили внимание на наше бедственное положение, поскольку мы готовы, как и другие христианские короли, за вами во всем идти и принять католическую веру, только б нас ни в чем не притесняли названые палачи, а именно магистры и братья». Вот он голос оправдания «язычества» литвинов, история их драматического противостояния грабительскому Тевтонскому ордену, который своими разбойничьими нападениями на Литву отвращал их от христианства, как от веры своих врагов. Гедимин хотел, чтобы Европа узнала правду о тевтонских рыцарях.
Прошел год, а папа Иоанн XXII не ответил на грамоту Гедимина.
Тем временем в Европе появились новые грамоты Гедимина. В послании горожанам Любека, Штральзунда, Бремена, Магдебурга, Кельна от 25 января 1323 года Гедимин приглашал их в Великое Княжество, обещал наделить землей, дать магдебургское право, освободить купцов от пошлин, а священникам — строить костелы и свободно проповедовать Божие слово. «Ибо наше желание теперь — никому не делать вреда, но всем помогать и укрепить союзом мир, братство и настоящей любовью со всеми верующими Христовыми», — писал Гедимин. Во второй грамоте от 26 мая 1323 года он уверял: «Клятвою обещаем вам всем, что установим такой мир, которого христиане никогда не знали». В этих словах — мечта Гедимина, политика и человека, к которой он искренне всем сердцем стремился, мечта о мире.
Наконец 6 августа 1323 года в Вильно прибыло совместное посольство от рижского архиепископа и магистрата, датского правителя Ревельской земли и представителей Ливонского ордена. Послы интересовались у Гедимина, исполнит ли он обещание. Великий князь уклонился от прямого ответа. «Как скоро приедут ко мне послы от папы, которых я жду каждый день, тогда все будет известно. Что я имею теперь на своем сердце, то знает Бог и я сам. От моих отцов я слышал, что папа есть наш общий отец, ближние за ним — архиепископы, затем иные епископы. Каждому человеку я позволяю жить в моей земле по его обычаю и по его вере». Такое впечатление, что Гедимин или передумал принимать католическую веру, или сомневался в правильности своего решения, и для этого возникли серьезные причины. Как только стало известно о желании Гедимина крестить Литву, против него выступили жемайтские феодалы. Они угрожали великому князю захватить его вместе с семьей и с помощью крестоносцев прогнать из государства или убить. Крестоносцы умело использовали недовольство жемайтов и подбивали их против Гедимина. Одновременно Орден предлагал Гедимину взятку в 1000 марок, лишь бы он крестился от орденских священников: тем самым епископство Литвы оказалось бы в юрисдикции орденской митрополии. Гедимин отклонил это предложение, хорошо понимая, куда клонят крестоносцы: подчинить Литву Ордену через костел.
Нужный мир с Ливонией Гедимин заключил. Причем, по «Хронике» Вартберга, Гедимин силой заставил ливонских послов подписать мир, «в противном случае они увидят, удастся ли им выбраться из его земли». Этот аргумент доходчиво подействовал на послов, и 2 октября они заключили мир, который признал и Ливонский орден. А папа Иоанн XXII 31 августа 1324 года утвердил его.
Но Орден не соблюдал мирного договора. В 1323 году ливонские рыцари ходили к Мяделю, где опустошили его околицы. «Также они разорили Полоцкую землю и через 40 дней вновь разорили ту же землю, жестоко убили восемьдесят человек, а некоторых повели с собой», — сообщал рижскому магистрату Гедимин.
И вот, наконец, приехали папские легаты. 3 июля 1324 года Гедимин принял их в своем Виленском замке.
Гедимин, поняв, что крещение Литвы не принесет желанного мира с Орденом, а только приведет к разладу с Жемайтией и православным населением государства, отказался от своих намерений. «Я ничего подобного писать не приказывал. Если же брат Бертольд так написал, то пусть ответственность за эту ложь падет на его голову. Если бы я когда-либо имел намерение креститься, то обратился бы за этим к дьяволу, а не к вам. Я действительно говорил, как написано в грамоте, что буду почитать папу, ибо он старше меня, и господина архиепископа я также уважаю, как отца, ибо он старше меня, а моих сверстников я буду уважать, как братьев, а тех, кто моложе меня, как сыновей. Я не запрещаю христианам служить Богу по их обычаям. Русинам — по своему, а мы служим Богу по нашим обычаям, и у всех один Бог. Что вы мне говорите о христианах? Где больше несправедливости, насилия, жестокости и излишества, чем у христиан, особенно у тех, которые кажутся благочестивыми, как, например, крестоносцы, которые совершают всякое зло... С тех времен, как появились тут эти христиане, они никогда не исполняли то, что обещали в своих клятвах. В прошлом году были тут послы вашей земли; с общего согласия, без всякого принуждения они заключили мир с нами и от имени всего христианства подтвердили договор клятвой, целовали крест и не выполнили того, что было скреплено клятвой. Они убили моих послов, которых я послал для утверждения мира, и не только их одних, но и многих других, и много раз они убивали, брали в плен, держали в тяжелой неволе — я не верю более их клятвам», — ответил Гедимин.
Заслуживает уважения редкая по тем временам веротерпимость Гедимина, особенно человечная в сравнении с воинственностью к другим конфессиям и религиям папской курии и крестоносцев. Следует согласиться с историком В. Василевским, который писал: «Чтобы прийти к сознанию о единстве Верховного существа, которому одинаково служат и поклоняются каждый по-своему — и польский католик, и православный русский, и литовский язычник, для этого Гедимин должен был стать выше своего язычества и даже выше своего времени».
Гедимин болезненно переживал крах своих надежд. Вероятно, был он человеком эмоциональным и не мог сдержать чувства разочарования и обиды. Послы свидетельствуют: «После мы услышали от какого-то брата Ордена миноритов, будто бы одна женщина из приближенных к королеве сообщила ему, что, когда мы там были и после того, как ушли с приема, король на всю ночь удалился в свою опочивальню, взяв с собой свояка Ерудоне, и горько плакал, и, перестав, начинал вновь, и вроде бы каждую ночь он делал так трижды и, как эта женщина предположила, он делал это потому, что он должен отказаться от своего первоначального решения».
По-прежнему Орден не собирался соблюдать мир с Великим Княжеством Литовским и планировал поднять против него Европу. Активизировал политику и Гедимин. Князем в Пскове был избран городенский староста Давид, который в 1322 и 1323 годах отбил от города ливонских рыцарей и разорил Дерптскую и Ревельскую земли. Гедимин в 1325 году заключил мир с польским королем Владиславом Локеткой, скрепив его браком своей дочери Альдоны с сыном Локетки Казимиром. Был заключен мир с Новгородом. Гедимин еще раз подтвердил свое желание сохранить мир. Посол Лесий заявил в Риге магистру и рижским властям, что «король наш желает строго почитать мир, если только не будет вынужден необходимостью отказаться от этого, защищаясь от своих врагов, вражеским нападениям которых мы, как известно, все время подвергаемся». Видимо, именно Лесий («один знатный литвин, будто бы второй после короля», по Дусбургу) официально передал от имени Гедимина прелатам и легатам, что они никогда не дождутся никакой грамоты о согласии короля на крещение свое или своих людей, и добавил, что этот король силой богов своих поклялся, что никогда не примет иного вероисповедания, чем то, которому следовали его предки.
