Игорь Кузнецов - Засекреченные трагедии советской истории
В Старобельске Ворошиловградской области в бывшем монастыре и ряде зданий в городе, где проживали полковники и генералы, на 14 октября 1939 г. было 4813 рядовых и 2232 офицера (когда лагерь стал офицерским, число офицеров увеличилось до 3974 человек). Помещенные в этот лагерь активно и организованно требовали от советских властей выполнение международных конвенций о военнопленных и интернированных. Однако органы НКВД «раскрыли» там тайную антисоветско-националистическую организацию.
Осташковский лагерь, расположенный на одном из островов озера Селигер (остров Столбный, бывший монастырь Нилова Пустынь), функционировал с 28 сентября 1939 г. На 10 октября 1939 г. в Ниловой Пустыни было 184 офицера, 92 помещика, 6938 рядовых из «советских воеводств» и 1913 — из этнической Польши. Затем в Осташкове собрали исключительно чинов полиции, жандармерии, корпуса пограничной охраны, осадников и т. д. На 1 декабря 1939 г. в лагере насчитывалось 5963 человека, происходивших из этнической Польши — 3848, из западных областей СССР и Литвы соответственно 1919 и 196.
Документы дают возможность проследить три различных этапа в истории расположенного в пяти километрах от города Козельска и в двухстах километрах от Смоленска Козельского лагеря. До 1 ноября 1939 г. Козельск-1 был смешанным пересылочным лагерем на 8843 человека. Примерно 6,2 тысячи человек содержались в основном лагере, 2,5 тысячи — в филиале, расположенном в Оптиной Пустыни.
После отправки солдатских эшелонов на Запад в лагерь начали привозить офицеров. 1 ноября пришел эшелон в две тысячи человек. 3 ноября — полторы тысячи. Лагерь стал чисто офицерским. В Козельске-2 на начало 1940 г. находилось 4727 человек. В связи с тем, что лагеря были перегружены, родилось очередное предложение руководства НКВД о «дальнейшей разгрузке лагерей». Для этого 20 февраля 1940 г. Берия утвердил следующие мероприятия. Во-первых, отпустить всех лиц старше 60 лет, всех больных, инвалидов, всех офицеров запаса из советских областей — в мирной жизни агрономов, врачей, учителей, инженеров и техников (всего 700–800 человек). Во-вторых, оформить дела примерно на 400 человек для рассмотрения на Особом совещании, которое провести в НКВД УССР и БССР.
Опубликованные в 1989 г. в книге польского историка Ч. Мадайчика немецкие документы свидетельствуют, что в начале 1940 г. между СССР и Германией шли переговоры о дальнейшем обмене военнопленными. В марте 1940 г. по этому вопросу состоялась встреча представителей НКВД и гестапо, проходившая в Кракове и в Закопане. С середины апреля 1940 г. переселение беженцев и немцев возобновилось.
Мы не знаем даты совещания в Кракове, поэтому не можем сопоставить последовательность событий, происходивших в лагерях интернированных. По последовательности событий, можно судить, что в марте «в верхах» СССР решался вопрос о дальнейшем существовании лагерей.
В 1940 г. офицерские лагеря были ликвидированы. Из Козельска первый эшелон вышел 3 апреля, второй — 6 апреля, из Старобельска первый — 5 апреля 1940 г.
Сейчас стало известно, что санкцию на уничтожение тысяч ни в чем не повинных людей дало в 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б), а непосредственно приговор был вынесен Особым совещанием НКВД СССР.
Следствие, проведенное в 1990–1992 гг. следственной группой Главной военной прокуратуры, выявило, что во рвах Катыни покоятся не только офицеры польской армии. Две трети интернированных составляли офицеры запаса: инженеры, учителя, адвокаты, врачи, преподаватели вузов, лицеисты, студенты, священники (капелланы).
Генерал Владислав Андерс писал: «Москва осуществляла план обезглавливания общества». Если учесть, что в это же время из Польши (куда входила и территория Западной Беларуси) депортировались семьи обреченных на смерть, сомнений не остается: уничтожался цвет интеллигенции. Причем в Катыни погребены лишь те офицеры, которые находились в Козельском лагере. Где завершился крестный путь их товарищей из лагерей в Старобельске и Осташкове, не было известно до недавнего времени. Сегодня установлены места их казни и погребения — лесопарковая зона в Харькове и поселок Медное в Тверской области.
Раскопки в Медном окончательно подтвердили: выводы комиссии Бурденко — ложь. «Окончательно» потому, что сомнения в достоверности представленных ею материалов возникли еще на Нюрнбергском процессе, катынское дело не было включено в приговор. И это очень показательно — советская сторона решение не опротестовала.
В заключении комиссии утверждалось, что «находящиеся в трех лагерях западнее Смоленска», были уничтожены в Катыни немцами после оккупации Смоленска, в сентябре-декабре 1941 г… Но Медное, как и сам Осташковский лагерь, не было ни дня под оккупацией. Сегодня доподлинно известно, что офицерский корпус польской армии был расстрелян НКВД в трех местах практически одновременно в апреле-мае 1940 г.
О том, как это было свидетельствуют протоколы допросов Петра Сопруненко, генерал-майора в отставке, с 1939 по 1944 гг. возглавлявшего Управление НКВД по делам военнопленных, и Дмитрия Токарева — бывшего начальника Управления НКВД по Калининской области (именно здесь размещался самый крупный Осташковский лагерь).
Показания двух высоких чинов НКВД позволяют представить, как готовилось это преступление.
В марте 1940 г. на совещание к Кобулову, заместителю Берии, вызвали начальников управлений НКВД по Калининской, Харьковской и Смоленской областям, их заместителей и комендантов. «А коменданты, чтобы вы знали, проводили в исполнение приговоры», — уточнял Токарев. Совещание носило инструктивный характер. «Кобулов нам объяснял, — свидетельствовал Токарев, — что есть указание (он, не назвал, какая это инстанция) о расстреле представителей карательных органов Польской Республики, которые были захвачены в плен при вхождении наших войск на территорию Польши и восточные ее области».
Получив задание, Токарев прибыл к месту службы в Калинин, куда вскоре прибыла группа высших офицеров НКВД из Москвы — майор госбезопасности Синегубов, начальник Главного управления конвойных войск комбриг Кривенко, комендант НКВД Блохин. Московские гости поселились в салоне-вагоне на станции и стали готовить «операцию по разгрузке лагеря».
Офицеров польской армии предстояло перевезти из Осташковского лагеря в здание НКВД, в подвале которого находилась внутренняя тюрьма. Она и была избрана местом казни 6 тысяч человек. Следствие выявило, что применительно ко всем трем лагерям действовала одна схема, была разработана единая технология уничтожения пленных. Маршрут смерти начинался в лагере, откуда пленных вывозили эшелонами, и проходил через внутреннюю тюрьму НКВД (сюда их доставляли со станции машинами), а заканчивался во рву, отрытом экскаваторами или вручную, в недалеком лесу, чтобы за ночь машина могла сделать побольше ходок.
Перед тем как расстреливать, узников заводили в красный уголок. Здесь сверяли данные, чтобы не случилось ошибки. Когда удостоверялись, что это тот человек, который должен быть расстрелян, надевали на него наручники и вели в подвал.
Приговор в исполнение приводили около 30 человек, вся комендантская команда, надзиратели, шоферы, сам Блохин. Технология была им и отработана. Блохин, Синегубов и Кривенко привезли с собой целый чемодан «вальтеров». Наши «ТТ» не выдерживали нагрузки и быстро изнашивались от стрельбы.
В первый день расстрелов Блохин зашел в кабинет к Токареву, который вспоминает: «Мы пошли в подвал, и я увидел весь этот ужас. Блохин надел спецобмундирование — кожаную коричневую кепку, кожаный коричневый фартук, кожаные коричневого цвета перчатки выше локтей. Я увидел палача».
У камеры смертников был второй выход, во двор. Через него вытаскивали трупы, грузили в машины и вывозили. Грузовых машин было 5–6. Они были открытыми, но с брезентом, которым закрывали трупы после загрузки кузова. По завершении «работы» Блохин отдал водителям указание брезенты сжечь. Кровь с кузовов смывали каждый день.
Хоронили пленных, сваливая всех в одну кучу. Закапывали экскаватором «Комсомолец». «Настоящая индустрия», как выразился Токарев. Расстрелы начались, когда ночи были уже короткие. В первый раз расстреляли 300 человек. Заканчивать «работу» пришлось на восходе солнца. Торопились, но не успевали. И тогда Блохин распорядился, чтобы больше 250 человек не привозили.
После каждого расстрела Блохин выдавал «исполнителям» приговора спиртные напитки, он закупал их ящиками, в том числе и за деньги, изъятые у приговоренных к расстрелу. «Когда это грязное дело закончили, москвичи устроили в своем салоне банкет, настойчиво приглашали меня, но я не пошел» (Токарев).
Завершение дела отметили и в Москве, правда, с некоторым опозданием. 26 октября 1940 г. появился секретный приказ за подписью Берия о награждении работников НКВД за успешное выполнение специального задания месячным окладом. В списке значилось 143 фамилии. Офицеры госбезопасности, надзиратели, вахтеры, шоферы.
