Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Однако эта фронда в высших партийных слоях скоро рассеялась. Переговоры Викжеля ни к чему не привели — отчасти из-за обструкции, которую им устроил Ленин, отчасти же из-за того, что социалисты-революционеры и меньшевики не хотели продолжать обсуждение чего бы то ни было с партией, подавляющей свободу печати. Первые отколовшиеся члены Центрального Комитета, неожиданно оказавшись в изоляции, вымолили себе позволение вернуться путем отречения от своего собственного мнения. Зиновьев комментировал это так: “Мы скорее предпочтем ошибиться вместе с миллионами рабочих и солдат и умереть вместе с ними, нежели отойти от событий в этот решающий исторический момент”. Это был лишь первый из множества случаев, когда сомневающиеся большевики подавляли свои личные колебания перед лицом того простого факта, что их партия находится у власти, и из-за своей убежденности, что это — единственное, что действительно имеет значение. Как сказал об этом Леонард Шапиро: “Самая главная слабость оппозиции заключалась в том, что, так долго поддерживая политику восстания и не предвидя при этом всех ее следствий, они чувствовали, что им уже слишком поздно уходить в сторону”. Это не совсем справедливо по отношению к Зиновьеву и Каменеву, публично высказавшим свои сомнения перед восстанием, но верно отражает основные затруднения всех несогласных с Лениным большевиков.
Во время этих событий Викжель оказался неспособен мобилизовать железнодорожных рабочих на приведение в исполнение угрозы забастовки. Со своей стороны, Ленин решил как-то расширить и укрепить основание своего режима, приняв левых социалистов-революционеров в Совнарком. Они пробыли там всего три месяца, прежде чем ушли в отставку после подписания Брест-Литовского договора.
В провинциях, как и Петрограде, власть также перешла к большевикам вследствие той или иной формы захвата власти советами. Противниками их были либо малочисленные и плохо вооруженные силы прежних местных царских органов власти — земств и муниципалитетов, либо Комитеты народной безопасности по петроградской модели. Там, где большевики имели большинство в местных советах, они брали власть мирно, а для подавления противников использовали свое численное преимущество в местных ревкомах (эквивалентах ВРК). Там, где они не преобладали, большевики формировали совет только из рабочих или же непосредственно призывали Красную гвардию либо сочувствующие гарнизонные части для формирования ревкома и захвата власти. Одно из жесточайших сражений произошло в Москве, где ревком не был сформирован советом до совершения петроградского переворота, а затем советским войскам понадобилась еще неделя применения артиллерийского огня для победы над Комитетом народной безопасности.
Единственными местами, где большевистские методы успешно применялись против них же самих, были в основном национальные области, в которых могла быть обеспечена поддержка политике, направленной против “русских” или “москвичей”. Выдающимся примером был Киев, где украинские националисты умудрились затопить местный съезд советов.
Единственно кто мог бы успешно сопротивляться большевистскому перевороту, это офицерский корпус. Однако после прецедента с Корниловым они совсем не горели желанием поддерживать Временное правительство. Генерал Черемисов, командующий Северным фронтом, отказался отозвать из своего района какие бы то ни было войска для защиты Керенского. Отчаянно приехав на фронт, последний преуспел лишь в том, что поднял около семисот казаков под командой генерала Краснова; они продвинулись до Пулковских высот, под Петроградом, но встретили сопротивление и в конце концов были отброшены превосходящими силами Красной гвардии и моряков Балтийского флота. Восстание кадетских офицеров в городе не было скоординировано с этой акцией и подавлено Красной гвардией отдельно.
Таким образом, в течение ноября и декабря большевикам удалось распространить свой контроль на большую часть страны, прежде подчинявшейся Временному правительству. Оставался, однако, последний потенциальный предел их власти. Это было Учредительное собрание, всеобщие выборы надвигались, даже несмотря на происшедший захват власти. Об этом органе русские демократы и социалисты мечтали еще до революции 1905 года. Большевики сами критиковали Временное правительство за то, что оно не торопится его созывать, и даже после захвата власти они называли свое новое “Рабочее и Крестьянское правительство” временным из уважения к правам собрания.
У Ленина было сильное предчувствие, что Учредительное собрание не поддержит большевиков, но он решил, что его новое правительство не может позволить себе такой вопиющей непоследовательности, как запрет его созыва. Результаты выборов, которые состоялись в ноябре, подтвердили его опасения. Социалисты-революционеры получили 15,8 миллиона голосов и оказались крупнейшей партией, располагающей 380 местами, в то время как большевики, с 9,8 миллионами голосов и 168 местами, оказались хотя и уважаемой партией, но явно второй по величине. Как только это стало очевидным, Ленин начал говорить об Учредительном собрании, как если бы оно было тем же, что и Временное правительство, — органом “буржуазно-демократического типа”, чьей единственной функцией должна была бы быть передача трибуны “демократическому органу высшего порядка”, а именно советам.
Даже несмотря на то, что они проиграли на выборах, большевики позволили Собранию состояться. Однако они делали все возможное, чтобы создать у его членов впечатление, что новое правительство их лишь терпит и что существует даже непосредственная угроза. Совнарком издал декрет, объявляющий вне закона ведущих деятелей Кадетской партии (которой принадлежало 17 мест в Учредительном собрании) как партии “врагов народа” (это было первое использование формулировки, которая при Сталине стала приводить к ужасающим последствиям); их газеты были закрыты, а некоторые делегаты партий социалистов-революционеров и кадетов были даже арестованы. В день созыва Учредительного собрания, 5 января 1918 года, Красная гвардия заняла посты по всему Петрограду, особенно много гвардейцев стояло вокруг Таврического дворца, где оно должно было состояться. Даже во время самих заседаний солдаты злобно посматривали на делегатов с балконов и символически целились в них из винтовок.
Большевики предложили Собранию резолюцию, в которой признавались полномочия Советского правительства. Собрание ее отвергло и перешло к принятию первых десяти статей нового Основного закона о земле, который должен был занять место новых большевистских законов по этому же поводу. Тогда гвардейцы потребовали от председателя объявить перерыв в работе сессии и заперли и опечатали здание, с тем чтобы делегаты не смогли собраться на следующий день. Отказ от принятия большевистской резолюции означал насильственный конец Учредительного собрания.
Некоторые социалисты-революционеры еще до начала работы Учредительного собрания догадывались, что его судьба будет решена силой. Они создали Комитет защиты Учредительного собрания и, как ВРК до них, обратились за поддержкой к гарнизонным войскам города. По информации одного из его членов, Бориса Соколова, Семеновский и Преображенский полки были готовы такую поддержку оказать, но Центральный Комитет социалистов-революционеров решил не использовать оружия при защите Собрания. Они предполагали, что правительство выиграет любое вооруженное столкновение в столице, и поэтому решили положиться на нравственную притягательность Учредительного собрания и на широкую поддержку, которую социалисты-революционеры имели по всей стране в целом. Когда позднее состоялась рабочая демонстрация в защиту Собрания, она была безоружна, и Красная гвардия разогнала ее силой, причем не обошлось без жертв.
Роспуск Учредительного собрания был ратифицирован на следующий день Третьим Всероссийским съездом советов, и советское правительство наконец устранило слово “временное” из своего названия.
Учитывая сопротивление, оказанное умеренными социалистами, нельзя заключить, что они неправильно оценивали как историческую ситуацию, так и природу партии большевиков. Все они считали Октябрьский переворот авантюрой, морально предосудительной и объективно неоправданной с точки зрения социального и экономического развития России. Все они относились к большевикам как к введенным в заблуждение товарищам, которые получат урок как от истории, так и от русского народа. Никто из них не думал, что большевики могут долго продержаться у власти. По этой причине большинство социалистов-революционеров и меньшевиков, стремясь сохранить свою совесть и репутацию незапятнанными для грядущих битв, реагировали на все происходящее выходом из контролируемых большевиками советов и законодательных органов. Так или иначе, таким образом они капитулировали без боя (хотя некоторые места, в особенности Москва, были в этом смысле исключением). Лишь неохотно и с опозданием многие из них осознали, что для того, чтобы сопротивление большевикам было эффективным, оно должно было быть подкреплено силой.
