Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
В этот-то альманах в конце концов я все же решился позвать Льва Николаевича. Он удивился: «Савелий Васильевич, мне не разрешают в такой большой аудитории. Я читаю для двадцати, может быть, тридцати человек. А у вас сколько в зале?»
— Зал рассчитан на восемьсот человек, но послушать вас придет тысяча.
— Ну что вы, мне не разрешат!
— Лев Николаевич, а что мы теряем? Командировку вам оформим, в Москве есть где остановиться. Почему бы не съездить?
— В общем-то вы правы. Возьмем все купе, а на лишнее место никого не пустим. Посидим, поговорим. Только знаете, я человек старой закалки – прихожу к поезду самое маленькое за час. Вдруг его раньше времени отправят?
Что ж, пришли на вокзал за полтора часа. В поезде всю ночь проговорили. Я немного побаивался: что, если в последний момент райком отменит выпуск альманаха с Гумилевым? К счастью, не отменили. Действительно, собралось около тысячи человек, сидели на ступеньках в проходах – «висели на люстрах». Были, конечно, поначалу попытки свернуть разговор на отношения Анны Ахматовой с Николаем Гумилевым, но это быстро отодвинулось в сторону. Никогда не отрекаясь от своих родителей, отбыв за них два срока, Лев Николаевич тем не менее настаивал на том, чтобы в нем видели его самого, а не только сына знаменитых «Ани и Коли».
Два часа потрясающего выступления бывшие в том зале вспоминают по сей день. Задавали много вопросов. Гумилев отвечал убедительно, ярко, образно. Один из слушателей попросил как можно доступней объяснить, что же такое пассионарность, и спроецировать это понятие на современность. Неожиданно Лев Николаевич обернулся в мою сторону: «Пожалуйста. Вот Савелий Васильевич Ямщиков – типичный пассионарий. Два дня назад я был абсолютно уверен, что мы с ним вхолостую прокатимся в Москву и мое выступление перед вами не состоится. Но он добился, все получилось. Маленький, но наглядный пример пассионарности человека». Надо ли говорить, что для меня это была самая большая награда.
Прошлой осенью, вскоре после захвата заложников на Дубровке мне позвонила Наталья Викторовна. Прочитала в газете мою статью о трагедии, и вспомнился давний день в ЦДХ: «Да, не обманулся в вас Лев Николаевич, вы настоящий пассионарий»...
Он интересовался моей работой, очень хотел поехать вместе в Кижи, спрашивал, как там идет жизнь. Кстати, слушателем был замечательным. Никогда не перебивал, не оскорблял менторством, и в то же время мог тактично подсказать, еле заметно направить беседу в более плодотворное русло. Очень точной была реакция Гумилева на все, что происходило со страной. Когда разразилась перестрой-ка и пошла массовая раздача России направо и налево, предупредил: «Савелий Васильевич, приготовьтесь. Вы попадаете в очень тяжелый период. Россия скатывается в яму, пассионарность падает. Вам придется в этой жизни нелегко. Посмотрите, кто приходит к власти».
Некоторые бойкие репортеры попытались было на мудрых прозрениях ученого нажить политический капиталец, но с такими он держал дистанцию. Зато замечательный питерский тележурналист Виктор Сергеевич Правдюк успел отснять восемь серий очень объективных, спокойных, глубоких бесед с Львом Николаевичем, в которых Гумилев рассказывает о теории этногенеза, делится своими раздумьями о России. Это драгоценнейшее свидетельство пока не стало достоянием широкой телеаудитории, но оно существует. Как ученый и гражданин он остро переживал вспыхнувшие в хаосе перестройки споры о северо-западных рубежах России. Позиция Гумилева была совершенно определенной. «На этих землях наши предки громили рыцарей, шедших на Русь с запада, но никогда Изборск, Печеры, Псков не имели никакого отношения к Эстонии, – говорил он. – От России Эстонию отделил ленинский декрет. Единственное благо этого акта в том, что Псково-Печерский монастырь не разрушили. Останься он в советской Псковщине, может быть, не сохранился бы».
Однажды при мне по этому же поводу Льву Николаевичу позвонили из какого-то ведомства петербургского мэра Собчака. Звонивший стал объяснять, что все-таки, если посмотреть на карту, Псков и Печеры попадают в Эстонию. То есть пристыдил Гумилева, как нерадивого школьника, за плохое знание географии.
«Да, у меня есть эта советская книга с картой, на которую вы ссылаетесь. Но ведь граница там по линейке нарисована. А я географ и знаю, что не бывает границ, сделанных таким способом, они всегда имеют замысловатые очертания. Псков, Изборск, Печеры под ваши линеечные границы не подходят. Даже если сейчас отдадите эти земли, все равно они вернутся в состав Псковского региона. Я могу дать вам письменное заключение. Если надо, приезжайте».
Сколько раз за последние годы у нас на глазах самые «стойкие», а на деле – оголтелые патриоты преображались в «патриотов» того или иного денежного мешка. Настоящая любовь к Родине некриклива и мужественна. Для меня пример патриотизма – это вся жизнь Льва Николаевича Гумилева. Безусловно, много значат гены. Не будем забывать, что отец, Николай Гумилев, был еще и великим воином, георгиевским кавалером.
Приезжая в 80-е годы в Петербург, сначала один, а потом с подраставшей дочкой, я первым делом спешил к Льву Николаевичу – духовно окормиться. Огромной радостью был и каждый его приход на выставки, которые я проводил в петербургском Манеже. Всегда интересное, порой – парадоксальное мнение Гумилева об отдельном произведении или экспозиции в целом было мне очень и очень дорого. Он умел углядеть такой аспект, найти такой поворот темы, который даже для меня, готовившего эту выставку, оставался незамеченным. Радовались этому необыкновенному посетителю и мои коллеги. «Лев Николаевич пришел!» Значит, будет много интересного, неожиданного.
Последние годы он много болел. Съездить вместе в Кижи так и не довелось. В конце жизни Лев Николаевич все-таки получил отдельную квартиру. Сейчас в ней создается музей: творческое наследие осталось огромное. Слава Богу, вокруг него невозможно то, что происходило после кончины Анны Андреевны. Лев Николаевич тогда поступил благороднейшим образом – сразу пресек попытки семейства Пуниных выгодно распродать наследие Ахматовой.
Сказал, что как единственный прямой наследник передает все без каких-либо торгов в Пушкинский Дом.
Прошлой осенью, готовя к 90-летию Льва Николаевича вечер в Фонде культуры, я узнал подробности той давней истории. Наталья Викторовна напомнила, что выступить адвокатом на суде истец пригласил Анатолия Ивановича Лукьянова. Добросовестный правовед, тонкий ценитель поэзии процесс выиграл, и основная часть архива Анны Ахматовой поступила в Пушкинский Дом. На этом общение не прервалось. В конце 80-х, будучи председателем Верховного Совета, Лукьянов поспособствовал выходу в свет всех основных книг Льва Гумилева, автографы со словами благодарности сохранились. При самой действенной поддержке Анатолия Ивановича создавался музей Ахматовой в Фонтанном доме в Петербурге.
Еще одно великое дело удалось Лукьянову: записал на магнитофон часовой рассказ Льва Николаевича о его жизни и воспоминания о родителях. При этом, как рассказывает Наталья Викторовна, боясь навредить Анатолию Ивановичу, занимавшему высокий государственный пост, бывший зек самым тщательным образом конспирировал его фамилию, адрес, номера телефонов.
...Теперь, бывая в Петербурге, прихожу к Льву Николаевичу в Александро-Невскую лавру, – он лежит рядом с лицейским приятелем Пушкина Модестом Корфом. Никогда я не был плакальщиком, но у могилы Гумилева особенно ясно понимаешь, что, хотя приходим в этот мир и покидаем его мы по воле Божией, очень многое зависит от самого человека, от того, каким будет его путь между двумя точками. Лев Николаевич свой путь прошел как один из самых достойных людей XX столетия. И не случайно сейчас, когда мысли его о России и мире оказались пророческими, издано, наконец, достойно подготовленное полное собрание сочинений, постоянно выходят отдельные научные труды, а в Казахстане открыт университет имени Л. Н. Гумилева.
Думаю, не просто так, а по благословению Божию в тяжелейший для России век – век войн, революций, крови – пришли в этот мир и осветили его для нас такие люди, как Александр Исаевич Солженицын, Владимир Емельянович Максимов, Лев Николаевич Гумилев.
В последней его беседе с Дмитрием Михайловичем Балашовым1175, несмотря на довольно суровый разбор российской действительности, все-таки есть оптимизм. Это позиция подлинного ученого и человека, который знает, что такое жизнь и как она нелегка. Лев Николаевич оставил нам надежду, а это под силу лишь праведникам, без которых не стоит село.
Такой была одна из моих встреч – начавшаяся в Пскове, продолжившаяся почти на четверть века. И я благодарен Богу, благодарен судьбе за то, что мне посчастливилось узнать этого человека. Одного из тех редких людей, память о которых остается в сердце на всю жизнь.
