Йозеф Томан - Сократ
- Охотно, милый друг, - согласился Критон. - Мы не сумели бы говорить сегодня о чем-либо ином.
- Допустим, - начал рассуждение Сократ, - все произойдет так, как сказал Критон, и я благополучно выберусь из заточения. Теперь закройте глаза и представьте сегодняшнюю ночь и меня. Я, который всю жизнь был подобен спруту, присосавшемуся к Афинам, теперь, на склоне лет, выкрадываюсь из городских ворот, словно вор. Слышу шаги за спиной, прячусь за колонны... Да, а какой наряд вы мне приготовили для бегства? Вашего учителя сравнивают с пастухом - не думаете ли вы напялить на меня длинный пастушеский плащ? Нахлобучите на голову широкополую шляпу; завяжете шнурки ее у меня под бородой, обуете в высокие, на шнурках, сапоги, в руки вложите длинный посох - что же останется от меня? Разве моя борода - а бороды носят многие... Да уж, воображаю, как вы меня обрядите! Совсем исчезну со света...
- Ничего подобного, - возразил Критон. - Мы наняли людей, они понесут тебя в носилках, будто врача к больному...
- Врач действительно нужен, немедленно, и притом для вас, друзья, - с укором перебил его Сократ. - Из страха за меня вы совсем потеряли голову. Однако шутки в сторону - обсудим доводы в пользу бегства и против него.
- Хорошо. Это твой обычный метод, - кивнул Критон, прибавив с нажимом. - Только думай о том, что ты обязан спасти свою жизнь для семьи, для друзей и для Афин.
Жена, сын, Мирто, друзья, Афины... Обморочное состояние, подобное тому, какое охватило его на суде, ослепило его и сейчас, остановив движение мыслей. Жена, сын, Мирто... Сократ обеими руками закрыл лицо и склонил голову к коленям.
- Выпей. - Он узнал голос Платона. - Это тебе поможет...
Он выпрямился. Темнота перед глазами рассеялась.
- Спасибо, Платон, не откажусь. - Он принял кружку. - Давайте вместе пить и есть. Тяжелые мысли забирают больше сил, чем работа в каменоломнях.
Последовали его желанию. Сам Сократ ел мало. Удовлетворился сыром и солеными оливками.
Чувствуя, что друзей одолевает нетерпение, он, еще не проглотив куска, заговорил:
- То, что вы мне предлагаете, милые, вещь и хорошая - и дурная, чудесная - и некрасивая. Критон, в своем перечислении ты забыл назвать главное лицо, то есть меня, и еще - моих врагов.
- Включи же их в этот перечень, - ответил Критон. - Это только облегчит тебе решение оказаться как можно дальше отсюда, и как можно скорее.
Теперь Сократ уже сам обнял Аполлодора.
- Вы предлагаете мне жизнь вместо смерти, то есть самое прекрасное, самое лучшее - с вашей точки зрения, с точки зрения верных друзей. - Он глянул на Критона и Платона, которые стояли рядом, прислонившись к каменной стене. - У меня есть семья. Ксантиппа, Лампрокл, Мирто будут счастливы, зная, что я живу где-то в достатке и безопасности. Но имею ли я право доставить им такое счастье? Ведь в таком случае они будут семьей беглеца, нарушившего закон. Люди будут избегать их. И не почувствуют к ним ни капли жалости. Если же меня несправедливо лишат жизни, люди осыплют их всем, чем смогут. Тогда уж моя семья будет жить в достатке и безопасности. Не вытекает ли из сказанного, что -пользоваться достатком и безопасностью может только кто-то один: моя семья - или я.
Критон строптиво молчал.
- Трудно возражать тебе, но я все же возражу, - нарушил тишину Антисфен. - Жизни своей ты противопоставляешь достаток и безопасность семьи. Жизнь - больше.
- Боюсь, Антисфен, в данном случае моя смерть нужнее моей жизни.
Аполлодор, вывернувшись из-под руки Сократа, пылко воскликнул:
- В этом ты никого из нас не убедишь!
Но Сократ твердо сказал:
- А я попробую. Смерть не всегда враждебна жизни. Разве не помогает нередко смерть большему совершенствованию жизни? Не бывает ли так, что смерть становится родительницей высочайших духовных ценностей? Ну, любители философии? Или я ошибаюсь?
Они не могли не признать этой истины, проверенной историей и вновь и вновь подтверждаемой современностью. Но они решили бороться за жизнь Сократа до последнего. Зашумели.
Критон, раздраженный сопротивлением Сократа, закричал на него:
- Какая в том логика, Сократ, что ты добровольно покоряешься неправому суду?!
Остальные шумно его поддержали. А Критон торопился высказать свое возмущение:
- Теперь один ты можешь исправить несправедливость, совершенную над тобой, - кто другой в состоянии это сделать?
- Продолжай, Критон, - попросил Сократ. - По-моему, твоя речь не окончена.
Критон, нервничавший больше самого Сократа, словно это ему грозила гибель, не сразу сообразил, что сказать еще.
- Да помогите же мне кто-нибудь уломать этого упрямца! - взорвался он наконец, кинув взгляд на Платона.
Тот побледнел.
- Афинские законы священны для каждого гражданина, - медленно выговорил он. - Каждый обязан чтить их и подчиняться им. Но ведь тут были не законы тут были люди, стремившиеся уничтожить Сократа! И теперь не нам - ему самому решать эту дилемму.
Критон расслышал какой-то шорох за дверью, выглянул - кто там? Это был тюремщик, который должен был облегчить побег.
- Он что, не соглашается? - шепотом спросил тюремщик Критона.
- Согласится - он только исследует дело...
- То-то же... такой мудрый человек...
- А ты что здесь делаешь?
- Сторожу. Очень уж вы шумите. Коли что - я вас сразу предупрежу.
А в камере звучал мелодичный голос Сократа, страстный, покоряющий:
- Ага, законами вооружились... Вы, живые, вы, которые хотите жить, - он повернулся к Платону, - вы не должны восставать против законов. Не буду восставать против них и я. Но если сегодня мы придем к выводу, что лучше мне подчиниться законам, то именно моя смерть заставит, во-первых, изменить их, а во-вторых, создать такие условия, когда невозможно будет ими злоупотреблять. Меня судила гелиэя, которая вместе с тем - высший суд, и мне уже не к кому обращаться: так вот, если приговор мне будет приведен в исполнение, судьи и знатоки права под давлением общественного мнения пересмотрят законы и, найдя в них изъяны или недостатки, предложат народному собранию новые, более совершенные законопроекты. Так?
Никто не возразил. Сократу стало жалко Платона.
- Видишь, видишь, мой мальчик, ты сам, да еще с каким рвением, придвинул ближе ко мне чашу с цикутой...
Платон покраснел; но он еще не сдавался.
- Ради усовершенствования законов пускай другие, не ты, играют роль жертвенного барана!
Остальные накинулись на Сократа:
- Ты не должен жертвовать собой, дорогой, милый!
- Просим тебя! Думай больше о себе и о нас!
- Не огорчай нас - у тебя осталась только одна ночь!
- Клянусь псом, это вы меня огорчаете! - вскипел Сократ. - Сикофанты расползлись по всему городу, я просто чую, как они обнюхивают даже стены моей тюрьмы, словно собаки! Моя судьба уже решена, но не ваша! Вся моя жизнь определяет и ее завершение. Хорошо ли будет, если вы, самые близкие мне, безрассудством своим собьете меня с пути перед самой целью? Значит, я должен принять от вас сомнительное благодеяние и допустить, чтоб вас из-за меня притянули к суду? Часть за частью отдавал я себя вам, чтобы вы в свою очередь часть за частью передали меня другим... Будьте же мудры! Не нам же вредить друг другу! Ведь мы любим друг друга, и должны больше всего любить именно в эти тяжкие для меня и для вас часы...
К тюремщику, стоявшему у самой двери в камеру, подошла Мирто. Он сказал ей:
- Сейчас я тебя к нему не пущу.
- Но у него кто-то есть, я слышу голоса... Или он сам не хочет видеть меня сегодня?
- Такой у меня приказ. Больше тебе нечего знать.
- А попозже - можно будет? - Мирто протянула ему на ладони свою пряжку, чтобы он рассмотрел, как она красива.
Тюремщик крепко сжал ее ладонь, чтобы не видеть драгоценной вещицы.
- Не возьму. От тебя - не возьму!
- Скажи по крайней мере, добрый человек, когда мне можно будет войти?
- Сначала там должны кончить.
- О чем там говорят?
- Не знаю, - уперся тюремщик.
- Но ведь ты слушаешь у двери.
- А я не разберу, о чем там толкуют. - Он хотел и не хотел выкрутиться.
- Позволь и мне послушать! Я всех их знаю лучше тебя. - И Мирто сделала шаг, чтобы встать рядом с ним. - По их речам я скорей пойму...
- Прочь! Отойди, говорю, от двери! - прикрикнул на нее тюремщик. - Вон лавочка. Садись и сиди. А будешь приставать - посыплешь восвояси!
Мирто села. Тюремщик приложил ухо к двери.
13
Рядом с Сократом в развязанном узелке лежало несколько оливок. Он задумчиво перекатывал их пальцем. Соленые оливки были почти черного цвета. "Черные бобы", нахмурился Критон.
- Ты играешь со смертью, - сказал он, - и при этом улыбаешься. Что ты решил? Послушаешь все-таки нас и уйдешь? Не играешь ли ты и с нами?
- Немножко. Как и вы со мной - немножко, Критон. - Сократ перевернул еще одну оливку.
Время, до той поры влекущееся медленно, после полудня полетело как на крыльях. Антисфен, сидевший на полу около Сократа, подложив под себя свернутый гиматий, не в силах был долее выносить все возраставшее напряжение. Он нетерпеливо коснулся руки Сократа, игравшей оливками:
