Йозеф Томан - Сократ
- Любовь, - улыбнулся Критон. - Да, любви по силам очень многое... Я принес тебе тайную весть.
- Добрую? - Платон старался угадать это по тону гостя.
- Пока есть только надежда, что она будет доброй, - вздохнул Критон и рассказал: он с друзьями подготовил все для бегства Сократа. Бежать надо нынче же ночью - священную триеру уже видели на горизонте у Эгины. Завтра тюрьму Сократа осадят толпы людей, стражники, и побег станет невозможным.
- А сегодня ночью - удастся? - жадно спросил Платон.
- Наверное. Будем надеяться. Тюремщикам и сторожам я дал достаточно денег за их случайную небрежность... Впрочем, Сократа и так сторожат очень небрежно - видимо, не случайно.
- Другими словами, в твоем предприятии нет ничего опасного? Не поставишь под угрозу себя и других?
- Поставлю, - ответил Критон. - И тебя намерен поставить.
- Ты поступишь так из любви.
- Сократ ее заслужил.
- Я имел в виду себя, дорогой друг. Желая, чтобы я совершил что-нибудь для спасения Сократа, ты проявляешь любовь ко мне, - молвил Платон.
Эти слова порадовали Критона. Так говорят настоящие друзья. И он попросил Платона помочь уговорить Сократа бежать. Платон удивился - о какой малости, совершенно излишней, просит он!
- Да в этом и нужды не будет! Сократ встретит это с радостью!
- Ты уверен?
- Перед ним выбор. С какой стати изберет он худшее? Он так любит жизнь!
- Но разве еще на суде не показал он, что есть вещи, которые ему дороже жизни!
Платон возразил с такой убеждающей настойчивостью, словно перед ним был сам Сократ:
- Одно из главных его требований к человеку и к обществу справедливость. Ты же своим предложением восстанавливаешь справедливость; отказавшись, Сократ добровольно подчинится бесправию и несправедливости.
- Я знаю это, мой юный друг, - сказал Критон, - потому и стараюсь это предотвратить. Из любви к нему, но еще и из любви к Афинам: да не запятнают они себя этим судебным убийством.
Платон вдруг почувствовал сухость в горле. Это напомнило ему о долге гостеприимства, который он выполняет довольно плохо. Хлопнул в ладоши; прибежал раб, поклонился обоим деспотам; Платон спросил:
- Какого желаешь вина, дорогой гость?
- Белого.
Через минуту принесли кратер для смешивания вина с водой и золотые чаши с танцующими вакханками.
Критон повертел чашу в руках, разглядывая буйных дев.
- Как думаешь, Платон, отчего я пришел за этим именно к тебе? Ты, мой милый, готов в любое время покинуть Афины. Ты сам сказал. Если тебе это кажется таким безболезненным, то именно ты лучше всего убедишь в этом и его. У тебя много друзей во всей Элладе, у меня тоже. Сократу есть у кого укрыться. Если он будет знать, что встретится с тобой где бы то ни было за пределами родины, - в тебе он и там найдет кусочек Афин. Возможно, это поможет ему решиться.
Платон вспыхнул:
- Покинуть Афины и для меня не будет безболезненным, дорогой Критон! Но если я хочу исполнить предназначение философа, предназначение Сократова сына - уеду, хотя уеду с болью. - Он показал на мраморный перистиль, уставленный статуями, на "чудесного братца", милый свой фонтанчик. - Взгляни на этот приветливый дом - это моя кожа, без нее я истеку кровью, но я уеду, не могу иначе - это мой долг!
Критон стиснул ему руку:
- Вижу, мой выбор был верным. Поспешим же к Сократу.
12
Думает о смерти, готовится к ней - завтра ему уже уходить... а эти двое хотят повернуть его, послать обратно, на дорогу к жизни!
Слишком внезапно. Сократ ухватился за ложе, чтоб не упасть. Сердце загорелось. Не мог вздохнуть. Не мог слова выговорить.
А те, что пришли с сияющими глазами, предлагая свободу, теперь испуганно смотрят на него, ошеломленного такой вестью. Снесет ли он ее тяжесть?
Аполлодор подсел к нему, обнял за плечи, поддерживая. Сократ не противился. Вот - вернулось дыхание. Загоревшееся сердце постепенно остужалось.
Критон решил, что при этом разговоре могут присутствовать только те из друзей и учеников Сократа, кто посвящен в подготовку побега и согласился помогать.
Эти несколько человек сидели теперь прямо на полу, подложив под себя свернутые гиматии, или стояли, замерев в напряжении, пепельно-бледные, но казавшиеся еще бледнее в полумраке камеры.
Сократ заметил, что напугал их. Взял руку Аполлодора, поддерживавшего его за спину, положил ее себе на колено, прижал своею рукой и заговорил:
- Друзья! Неужели вас поразило, что ваша весть едва не сбила меня с ног? Старику, для которого уже отмеряют на завтра цикуту, вы несете новое рождение - и хотите, чтобы он и глазом не моргнул? И ты, ты, мой Критон, воображаешь, что я так уж силен? А ты, милый Платон, склонный лишать меня всего человеческого, - ты удивляешься, что это так меня ошеломило? - Он погрозил им пальцем. - Молчите, молчите! Вам хотелось бы рассказывать обо мне титанические легенды. Много вы уже наболтали молодым, я-то слыхал. И теперь вам, для ваших школ, для ваших папирусов отлично сгодилась бы еще одна невероятность: Сократ со спокойным достоинством истого философа принимает как самую страшную, так и самую радостную весть... Глупенькие! Он рассмеялся. - Да разве вы не знаете, как я люблю жизнь? Каждый кусок хлеба разжевываю благоговейно, пока он не покажется сладким, каждый глоток вина смакую прежде, чем спустить его в горло... Увидеть солнце! - Он поднял глаза к маленькому отверстию высоко в стене. - Опять каждое утро приветствовать его. Хайре, мое золотое! Утреннее солнышко совсем не жжет, знаете? Оно позволяет мне смотреть ему прямо в глаза...
- Мы ждали, что ты обрадуешься, - сказал Критон растроганно.
Сократ, громко рассмеявшись, подавил возбуждение.
- От радости, что он может отсюда выйти, дед Сократ чуть ума не лишился. Все тут уже прямо-таки жжет его. Опять захотелось ему пошататься по улицам, поболтать со встречными... Нет второго такого говоруна в Афинах... Он осекся, споткнувшись об имя своих Афин, но быстро овладел собой. Заводит тары-бары с торговцами, ремесленниками, приезжими, школярами и с теми, кто упражняется в палестрах, да еще и во сне что-то бормочет, как свидетельствует его Ксантиппа...
Странно как-то принимает он возвращение к жизни, подумал Платон.
Сократ постепенно успокаивался, однако не оставлял веселого тона именно он-то и позволял ему успокоиться.
- Полагается, мои дорогие, поблагодарить вас. - Не вставая, он поклонился Критону и прочим. - Но вы тем самым навлекаете на себя всяческие беды - и только ради того, чтоб я мог лакомиться изысканными блюдами у Критонова друга в Фессалии. Стало быть, опять тот же пританей, хоть и несколько иного рода. Что ж, жить так было бы вовсе неплохо - даже и до глубокой старости...
- Но именно ты и заслужил этого в полной мере - особенно после неблагодарности афинян, - подхватил Платон.
Сократ улыбнулся.
- Да, это уж совсем не то, что там где-нибудь, на лужайке, усеянной бескровными асфоделиями, препираться с Радамантом: набожный я человек или безбожник. Воображаю - совсем они там растеряются, как быть со мной: ввергнуть в Тартар нельзя, я ведь набожный, а в Элисий меня не пустят за безбожие...
Он умолк. Подумал: сбеги я из тюрьмы, ждало бы меня то же самое. Не буду я уже ни гражданином Афин, ни гражданином того полиса, куда меня отправит Критон. Отогнав эту мысль, договорил:
- Чудесно продолжать беседы с Платоном, который обещает навещать меня в Фессалии. Несомненно, будут приезжать ко мне - на ослах или на лошадях - и многие из вас... так что "мыслильня" моя, временно перенесенная сюда, в темницу, переедет еще дальше. Так ты это себе представляешь, дорогой Критон, и вы все, милые?
Перебивая друг друга, подтвердили, обещали не покидать его, где бы он ни очутился. Один лишь Критон ответил иначе:
- Очень легко ты на это смотришь, брат. Смеешься. Вижу, вспомнил ты своего весельчака Демокрита... Возвращается к тебе хорошее настроение.
- Я сказал бы, - возразил Сократ, - что старый ваш учитель не изведывал еще такого блага, как теперь, ибо до сей поры никакое благо не являлось еще сменить ту чашу... ну, вы знаете какую.
Он видел, как радуются они его радости, и с тихой мечтательной улыбкой слушал Критона, который торопливо рассказывал, как тщательно он все продумал и устроил. Тюремщик и его помощники уже подкуплены. Также и служитель архонта. Никто из них ничего не увидит и не услышит. Тот же человек, который ночью откроет темницу и на которого свалится вся вина за бегство Сократа, сам бежит в ту же ночь. То, чего не взял от Симмия и Кебета архонт басилевс для государственной казны, охотно загребут эти мелкие людишки, убежденные вдобавок, что выпустить Сократа на свободу - справедливо.
- Выглядит это осуществимо и соблазнительно, - похвалил Сократ. - Не удивлен, что таким кажется дело всем вам, даже тебе, Критон, человеку с большим жизненным опытом. Но не будем спешить, - попросил он старого единомышленника. - Не знаю, многим ли людям... вернее, есть ли на свете такие люди, которые оказались бы в том же положении, что и я. Поговорим об этом подробнее. У нас для этого целый день.
