Евгений Спицын - Древняя и средневековая Русь, IX–XVII вв.
Новой крупной жертвой очередной волны репрессий стал влиятельный глава земской Боярской думы боярин Иван Петрович Челядин-Федоров, который по ложному доносу был обвинен в заговоре в пользу князя В.А. Старицкого и в начале 1567 г. сослан на воеводство в Полоцк. Затем последовала опала самого князя В.А. Старицкого, которого выселили в Нижний Новгород и казнили ряд его ближайших родственников, в том числе знатных дворян К.М. Дубровского, В.А. Борисова и других.
Новые казни вызвали резкий протест со стороны нового главы Русской православной церкви митрополита Филиппа (Федора Степановича Колычева), который открыто потребовал от царя упразднить опричнину. Его гневная речь, адресованная самому Ивану Грозному, была продиктована не только тем, что он был самым искренним противником политики опричнины, но и тем важным обстоятельством, что в числе опальных оказались князь В.А. Старицкий и боярин И.П. Федоров, с которыми семейство бояр Колычевых было связано тесными узами службы и родства.
Резкий демарш митрополита Филиппа заставил царя отдать давно подготовленный приказ об окончательной расправе над боярином И.П. Федоровым, которого летом 1568 г. привезли в Москву и подвергли жестокой казни вместе с его многочисленными слугами и холопами. В знак протеста против этой расправы митрополит Филипп демонстративно покинул свою резиденцию в Московском Кремле и уехал в Симонов монастырь. Покинул столицу и царь Иван, который в Александровой слободе вкупе с новгородским архиепископом Пименом стал стряпать дело против главы РПЦ. Однако обвинительное заключение было столь надуманным, что почти все члены земской Боярской думы отказались утвердить его. В результате полетели головы новых строптивых бояр — князей А.И. Катырева-Ростовского, Д.И. Сицкого, М.Ю. Лыкова и других. Только после этого новый состав земской Боярской думы утвердил обвинительный приговор митрополиту Филиппу: он был низложен, публично избит и увезен под крепким караулом в Богоявленский монастырь под Тверь.
В октябре 1569 г. по дороге в Александрову слободу два верных царских опричника Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский (Малюта Скуратов) и Василий Григорьевич Грязной расправились с царским кузеном, последним удельным князем Владимиром Андреевичем Старицким, отравив его вместе со всей семьей — престарелой матерью Ефросиньей Старицкой, женой Евдокией Одоевской и малолетней дочерью Марией.
В ходе розыска о заговоре князя В.А. Старицкого в недрах опричнины созрело дело «о новгородской измене» и в декабре 1569 г. опричная Боярская дума приняла решение отправить опричное войско в поход против мятежных новгородцев. По информации историков путь опричников в Новгород был отмечен зверскими убийствами и грабежами в Клину, Твери, Торжке, Вышнем Волочке и других русских городах. Якобы тогда по личному приказу царя Малюта Скуратов задушил и бывшего митрополита Филиппа в его келье в тверском Отрочь Успенском монастыре только за то, что он оказался благословить Ивана Грозного на новгородский поход. Погром в Новгороде, в ходе которого, по разным оценкам, погибло от 4000—6000 (Р. Скрынников) до 15000 (В. Кобрин) новгородцев, продолжался весь январь 1570 г. А затем царские опричники направились грабить и убивать в соседний Псков, но, испугавшись пророчеств некого юродивого Николы, царь не рискнул войти в этот порубежный город и вернулся обратно в Москву.
Живописуя зверства новгородского похода, многие историки опричнины почему-то упорно умалчивают следующие факты:
1) Опричный суд функционировал на новгородском Городище всего три недели, и даже при максимально ускоренном делопроизводстве опричные судьи едва ли могли рассмотреть больше нескольких сотен уголовных дел.
2) По сохранившимся источникам, в частности, церковным синодикам, смертной казни подверглось около 200 новгородских дворян, 45 дьяков и приказных и примерно 150 их домочадцев.
3) Еще до новгородского похода, в 1568―1569 гг. в трех новгородских пятинах вспыхнул массовый голод и резко возросла смертность населения, что было вызвано эпидемией чумы, сильным подорожанием зерна из-за двух неурожаев и Ливонской войны, которая существенно подорвала всю новгородскую экономику, нарушив прежние торговые связи Новгорода с державами всего Балтийского региона.
4) Если внимательно проанализировать источники, то можно легко убедиться в том, что опричной «ревизии» и «погрому» было подвергнуто именно церковное и монастырское хозяйство, где шла конфискация зерна, скота и соли, которого так не хватало простым новгородцам.
5) Вероятнее всего, так называемый новгородский «погром» был во многом связан с тем, что в условиях сильнейшего голода и катастрофического роста цен новгородские бояре и церковники вполне сознательно провоцировали недовольство новгородцев «политикой Москвы».
6) Не исключено и то, что именно тогда у всей новгородской элиты возникло горячее желание искать спасения в присоединении к Люблинской унии, которую только что, в 1569 г., заключили Польша и Литва.
7) Кроме того, совершенно очевидно, что всей новгородской элите была крайне невыгодна политика Ивана Грозного в Балтийском регионе, грозившая потерей их очень больших доходов в традиционной балтийской торговле.
8) Наконец, вероятнее всего, новгородцев явно не устраивала ориентация царя на Лондон, поскольку было доподлинно известно, что именно тогда английские купцы получили от него ряд важных преференций и открыли альтернативный балтийской торговле новый «торговый меридиан» через Холмогоры―Вологду―Москву. Кроме того, не надо забывать, что сами англичане были крайне недовольны политикой «новгородской торговой корпорации», которая некогда входила в конкурирующий с ними Ганзейский союз, а в 1560-х гг. открыла свой город для голландцев, бывших главными конкурентами англичан во всей международной торговле. Все это зримо говорит о том, что новгородский поход никак не мог быть некой параноидальной импровизацией Ивана Грозного, а имел глубокие причины и был совершен вполне вовремя.
По возвращении из Новгорода весной 1570 г. неожиданно начались казни самих опричников, в результате которых свои головы на плахе сложили все первые руководители опричнины, стоявшие у ее истоков: князья А.И. Вяземский, М.Т. Черкасский, А.Д. Басманов, Ф.А. Басманов и другие. Одни историки (В. Кобрин) связывали эти казни со смертью второй жены царя, кабардинской княжны Марии Темрюковны Черкасской, а их оппоненты (Р. Скрынников) — с кознями М. Скуратова и В.Г. Грязного, которые вскоре заняли руководящие посты в опричнине.
Летом 1570 г. М. Скуратов и его головорезы состряпали новое «московское дело», главными обвиняемыми по которому стали руководители многих земских приказов: Посольского — дьяк И.М. Висковатый, Казенного — дьяк Н.А. Фунников, Поместного — дьяк В.В. Степанов, Разбойного — дьяк Г.И. Шапкин и другие крупные представители приказной бюрократии, которых обезглавили на Поганой луже в Москве. По мнению многих историков (С. Платонов, А. Зимин, В. Кобрин), Иван Грозный хотел учинить в столице новый «новгородский погром», но события, произошедшие летом следующего года, положили конец кровавой опричнине.
В мае 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей, пройдя Изюмским шляхом через территорию Дикого поля, совершил опустошительный набег на Москву, в результате которого столица государства была сожжена практически дотла. После ухода татар в городе начались новые казни опричных (И.С. Воронцов) и земских (С.А. Яковлев) воевод, которых обвинили во всех смертных грехах и сделали «козлами отпущения». На следующий год крымцы тем же Изюмским шляхом, через Северский Донец, вышли в новый поход на Москву, однако Иван Грозный на сей раз объединил земское и опричное войско под единым командованием трех талантливых воевод — князей М.И. Воротынского, И.П. Шуйского и Д.И. Хворостина, и выставил 40-тысячную рать под Коломной, Серпуховом и Калугой. В начале августа 1572 г. русская армия в ходе трехдневного кровопролитного сражения у села Молоди нанесла сокрушительное поражение крымской орде и обратила татар в постыдное бегство: «и воеводы на утрее узнали, что царь крымской побежал и на тех остальных тотар пришли всеми людьми и тех тотар пробили человек с тысечю, а иные многие тотаровя перетонули, а иныя ушли за Оку».
Победа при Молодях убедила грозного царя в бессмысленности и опасности дальнейшего раскола страны, и в сентябре 1572 г. опричнина была отменена. Справедливости ради следует сказать, что эту точку зрения разделяют далеко не все историки. Одни авторы (С. Платонов, П. Садиков, Д. Альшиц) утверждали, что опричнина просуществовала до самой смерти Ивана Грозного. А их оппоненты (Р. Скрынников, В. Кобрин, А. Зимин, В. Корецкий, Я. Лурье) полагают, что это не совсем так, поскольку «вторая редакция» опричнины была издана только в 1575 г., но в гораздо более мягкой форме, нежели первая.
