Кремлевское кино - Сегень Александр Юрьевич

Троцкого с его речью вырезали, умные мальчики. Обыватели схватили и бьют большевика, остервенело, осатанело бьют. А пулеметы все лупят и лупят по людям, бедную белую лошадь подстрелили посередине Дворцового моста. Большевика бьют до смерти и бешено хохочут. Лошадь лежит, запряженная в коляску, вся в крови. Рядом с ней убитая женщина. Человек с телефонной трубкой. Правительство приказало развести мосты, отрезать рабочие районы от центра. Крылья центрального пролета Дворцового моста начинают медленно подниматься. Убитая лошадь на своей упряжи зависает над Невой. Запоминающийся, страшный кадр.

— Как тебе такое? — спросил Сталин жену.

— Феноменально, — в восторге прошептала она.

— Да? Хм…

А он, вот, не может решить, хорошо это или плохо, такие кадры. Бьют по мозгам. Интересно, покажут они дальше, как в том же июле именно он руководил Шестым съездом партии, покуда Ильич вместе с Зиновьевым скрывался в Разливе, Троцкого арестовали, Каменев где-то скрывался, а с ним в президиуме сидели Свердлов, Ольминский, Юренев да Одиноков. Но, конечно, это не покажут, да и ни к чему, съезд этот, как бы сказать, проходной. А в фильме дальше идет про Керенского. Долго и обстоятельно показано, какой он придурок, а артист совсем не похож. Красиво снят царский золотой павлин, механическая птица, распускает перья и хвост, вращается вокруг своей оси. Дальше довольно странно, интертитр: «Ленин в шалаше», показаны шалаш, чайник над костром, озеро, а сам Ильич отсутствует. И снова пошло-поехало про Керенского.

— Ленин что, на съемки не явился? — пошутил Сталин, обращаясь к жене. Надя в ответ только насупилась, продолжая внимательнейше смотреть на экран.

Остроумные интертитры: «В апартаментах Александры Федоровны — Александр Федорович». В личной библиотеке Николая Второго Керенский подписывает приказ о восстановлении смертной казни. Дальше начались октябрьские дни, вновь мелькнул Ленин, 24 октября рано, 26 будет поздно, и уж в этом кадре совсем не похож этот Никандров, Ильич у него какой-то ощерившийся хорек. Вечер 25, Смольный.

Сталин заволновался. Как эти гаврики его покажут? Что, если таким же отвратительным, как Ленина? В ту главную ночь двадцатого века он в Смольном участвовал в разработке структуры и определении наименования будущего большевистского правительства. Да, руководил Троцкий, но и Сталин. А Ленин появился в Смольном неузнаваемый, без бороды и усов, деталь яркая, но для кино не годится, вряд ли они осмелятся его таким показать. Нет, конечно, и тут Никандров в бороде и при усах, а для конспирации перевязал лицо, как у кого зубы болят, и надел темные очки, кепку надвинул по самые брови.

В кабинете за дверью с надписью «Военно-революционный комитет» мелькнули Подвойский, играющий самого себя, и Антонов-Овсеенко, под которого загримировали актера Соколова так, будто это тоже он сам. Рисуют на карте Петрограда направления ударов. Ах, молодцы какие, так вот кто, оказывается, творил октябрьскую! Окружен Зимний, и Антонов-Овсеенко пишет ультиматум Временному правительству. Слишком много внимания противным бабам ударного батальона смерти, уродливым и глупым.

Наконец, выстрелила «Аврора». Сталин усмехнулся, вспомнив, как Киров рассказывал, что во время съемок оператору не хватало огня, заложили усиленный заряд, выстрел получился с огнем, но такой силы, что в соседних домах вылетели стекла, а жители решили, что дан сигнал о сильном наводнении, и поспешили на улицы спасаться.

Начался штурм Зимнего, ворота Дворцовой площади закрыты, но матрос забирается наверх, глупо, прямо под себя, бросает одну гранату, вторую, ворота распахиваются, и большевики вбегают на площадь, где их огнем встречают ударницы и юнкера. Недостоверно, но эффектно, так потом и будут представлять себе штурм Зимнего, во время которого не погиб ни один штурмующий, со стороны обороняющихся были убиты несколько юнкеров и три ударницы, а еще трех изнасиловали, и одна покончила с собой. Впереди всех бежит и что-то кричит Антонов-Овсеенко в черном длинном пальто и широкополой черной шляпе, шпана шпаной, но по фильму — самый главный герой. Он врывается во дворец и смело бросается на штыки юнкеров, хватает эти штыки и побеждает, а юнкера, в ужасе от такого люциферыша, паникуют и не в силах сопротивляться. Сцена карикатурная, глупейшая, как и все, что происходит на экране дальше, когда матросы врываются в винные погреба и начинают зачем-то крушить полки с дорогими винами, вышибают днища у бочек, и прекрасные царские запасы льются широкой рекой, матросы стоят по колено в коллекционных напитках, но продолжают крушить и крушить.

^{Подготовительный материал к фильму «Октябрь» («Десять дней, которые потрясли мир»). 1927.Реж. С. М. Эйзенштейн, Г. В. Александров. [ГЦМК]}

В действительности тогда там произошло постыдное побоище между двумя группами революционных матросов за то, кому владеть погребами. И в итоге третья ватага в назидание и впрямь стала бить бутылки и проламывать бочки. Но зачем вообще это нужно показывать? Неужто это главное, что происходило тогда в Зимнем? А, понял, евангельская метафора про старое и новое вино.

В Сталине закипало негодование, и он с нетерпением ждал, чем же закончится картина, как будут показаны Ленин и другие вожди революции в финале. И уже что-то подсказывало: себя он так и не увидит. Хулиганистый чертяка Антонов-Овсеенко врывается с матросами в кабинет заседаний Временного правительства, вскакивает на стол, орет, что все арестованы, размахивает револьвером перед безоружными министрами-капиталистами, садится за стол, клок волос свисает на нос, пишет: именем Военно-революционного совета объявляю Временное правительство низвергнутым.

В последнюю минуту фильма пошла кутерьма с циферблатами, показывающими время разных городов мира, и рьяно хлопающими в ладоши делегатами Второго съезда Советов рабочих депутатов. На трибуну возле президиума вышел Никандров, как бы Ленин, объявил словами интертитра: «Рабочая и крестьянская революция совершилась», после чего чертячьим хвостом выскочило слово «Конец».

В детстве Иосиф Джугашвили говорил и думал только на грузинском языке, и лишь в восемь лет его стали учить русскому, который давался не так чтоб легко, но и не со скрипом. Теперь, в одном годе от своего пятидесятилетия, Иосиф Виссарионович не только легко изъяснялся на русском, не только прочитывал уйму книг, чтобы еще лучше знать чужой язык, но и научился воспринимать русский как родной и думал уже чаще на русском, чем на грузинском. Но сейчас, когда выскочил этот бесовский хвостик, с уст генерального секретаря ЦК ВКП(б) само собой сорвалось:

— Набичвареби!

— Что ты сказал? — спросила Надежда Сергеевна.

Он молчал, с ненавистью глядя перед собой. Наконец вымолвил:

— Конец, говорю. Домой едем.

До чего же тяжелым для него выпал день десятилетия Октября! Погода мерзкая, слякоть, стужа, снег с дождем, Красная площадь завалена мокрой снежной кашей, Калинин, принимая парад, то и дело вытаскивал огромный белый платок, сморкался в него и выглядел полным хлюпиком, в отличие от Ворошилова, который, командуя парадом, держался молодцом. Тяжелые трофейные танки, легкие танки, военные колонны, кавалеристы, артиллеристы, колонны трудящихся, отвратительные огромные куклы, изображающие капиталистов… Мерзли уши, и Сталин укрыл их крыльями шапки-ушанки, мерзли обмороженные в ссылке ноги, ныла покалеченная еще в детстве левая рука. Веселый Киров, видя, как ему плохо, расшевеливал смешными случаями из питерской жизни, зашла речь и о том, как снималось кино, которое намечено сегодня в Большом театре после торжественного заседания. Киров рассказал, как во время съемки демонстрации с буржуазными лозунгами бдительные чекисты в кожанках арестовали всю съемочную группу. И про выстрелы с Петропавловки, которые для питерцев означают: первый — «Будьте готовы», второй — «Наводнение приближается», третий — «Спасайте подвалы». А киношники палили почем зря, перепугали весь город, жители спешили вытащить самый дорогой скарб. И про то, что царских лакеев, приветствующих Керенского в Зимнем дворце, играли сами бывшие царские лакеи. Словом, заразил еще большим желанием посмотреть картину, хотелось поскорее из склизкой и холодной слякоти Красной площади очутиться в тепле вечернего Большого театра.