Светлана Плетнева - Половцы
Кипчакский обряд первоначально, видимо, сильно отличался от двух предыдущих. Курганы у них насыпались из камня или обкладывались им, умершие укладывались головами на восток, рядом с ними (чаще слева) также головами на восток помещали целые туши коня или же чучела, но с ногами, отчлененными но колена. Следует особо отметить, что кипчаки хоронили с почестями как мужчин, так и женщин и тем, и другим ставили затем поминальные храмы со статуями.
Этот характерный кипчакский обряд начал растворяться в море чуждых обычаев еще в приаральских и заволжских степях: каменные насыпи стали заменяться простыми земляными (иногда с включением в них нескольких камней), вместо целого коня все чаще и чаще захоранивали его чучело, причем иногда и на приступках, как гузы; менялась и ориентировка — сначала коней — головами на запад, затем и самих покойников. В целом погребальный ритуал свидетельствует, как и антропологические данные, о постоянном смешении самых различных этносов и племен. Процесс этот особенно усилился, естественно, после прихода уже сильно перемешанных с другими племенами кипчакских орд в южнорусские степи. Только один этнографический признак оставался неизменным, а именно возведение святилищ, посвященных культу мужских и женских предков. Принесенный из глубин Кимакского каганата, этот обычай получил дальнейшее развитие и буквально расцвел в южнорусских степях.
Что же касается археологических и антропологических данных, то они позволяют уже сейчас говорить о том, что пришедшие в днепро-донские степи кипчакские и ки-макские орды очень быстро, буквально через одно, от силы два поколения, стали иным народом с измененным физическим и отчасти культурным обликом. Они как бы снивелировались со всеми остальными обитавшими до них в степях этническими группировками.
Так появился в южнорусских степях новый этнический, вначале весьма рыхлый массив. Он формировался по тем же законам, как и все остальные кочевые этносы и народы древности и средневековья, как несколько столетий назад формировались здесь же в восточноевропейских просторах древние болгары, хазары, венгры. Одной из существенных закономерностей этого процесса является то, что этнос, давший имя новому этническому образованию, вовсе не обязательно бывает в нем самым многочисленным: он просто благодаря удачно сложившейся исторической обстановке и энергичному военачальнику выдвигался на ведущее место в формирующемся объединении. В данном конкретном случае в начале XI в. это место заняли шары — «желтые» кипчаки. Они стали тем мощным ядром, вокруг которого объединились все разрозненные и разбросанные по степи орды печенегов, гу-зов, а частично и остатки болгарского и аланского населения.
Новое этническое объединение, складывавшееся в степях, получило в Европе новое имя: половцы. Так назвали их русские, «калькировав» самоназвание новых орд. Вслед за русскими стали называть их некоторые европейские народы: поляки, чехи, немцы («плавцы», «фла-вен»), венгры («палоч»). Впрочем, последние именовали их также кунами-куманами, так же как делали это часто сталкивавшиеся с ними византийцы и болгары. Чем можно объяснить разные наименования одного этнического формирования? Не лишена вероятности гипотеза ряда исследователей, которые полагают, что в южнорусских степях XI—XII вв. протекало сложение не одного, а двух близкородственных этносов: кунов-куманов, возглавлявшихся одной или несколькими кипчакскими ордами, и половцев, объединявшихся вокруг орд шары-кипчаков. Куманы занимали земли западнее Днепра, они значительно чаще, чем половцы, сталкивались с Византией и другими западными государствами, и потому в хрониках этих последних фигурировали обычно куманы (вполне возможно, даже и в тех случаях, когда на самом деле они встречались с половцами).
Половецкие кочевья располагались восточнее кумайских. Их территория очень четко определяется благодаря распространению каменных изваяний, характерных, очевидно, только для шары-кипчаков (половцев). Самые ранние статуи половцев, имеющие аналогии со статуями кипчаков Х—Х1 вв., локализуются в бассейне среднего и нижнего течения Северского Донца и в Северном Приазовье. Это стеловидные плоские изваяния с лицами и некоторыми деталями фигур (грудью, руками, сосудом в руках и пр.), прочерченными по плоской поверхности или сделанными низким рельефом. Статуи, как и в восточных кипчакских ордах, ставили в равной степени мужские и женские. Сооружение святилищ предков уже является свидетельством перехода кочевников от стадии нашествия ко второй стадии кочевания, для которой, как известно, характерны прежде всего некоторая стабилизация и упорядочение кочевания по/ определенным маршрутам с постоянными местами зимовищ и летовок. В свою очередь, стабилизация означает конец сложного и беспокойного периода «обретения родины».
Нам неизвестны конкретные факты из жизни донецко-приазовских шары-кипчаков в первые десятилетия их пребывания на новых кочевьях, которые они заняли, видимо, в 20-х годах XI в. Как правило, об этом темном периоде становления и формирования кочевого общества письменные источники сопредельных стран не говорят ничего: современников не волновали события, происходившие внутри степных формирований. Первые упоминания появляются, естественно, тогда, когда сложившееся объединение начинает искать выхода накопленной энергии. Обычно этот выход заключается в нападении на ближайшего соседа. Для половцев таким соседом стала Русь.
В 1060 г. половцы сделали первую попытку пограбить богатые русские земли. Святослав Ярославич Черниговский с дружиной смог разбить вчетверо большее войско половцев. Множество половецких воинов было убито и потоплено в реке Сиови, их предводители были взяты в плен, видимо, почти без сопротивления. «...Князи их руками яша»,—писал летописец (ПСРЛ, II, с. 161). Разгром был полный.
Однако уже в конце января — начале февраля 1061 г. «придоша половци первое на Руськую землю воевати... Се бысть первое зло на Руськую землю от поганых безбожных враг; бысть же князь их Сокал...» (ПСРЛ, II, с. 152).
То обстоятельство, что воевали с половцами в те годы черниговский и переяславский князья Святослав и Всеволод, говорит, видимо, о нападении половцев, граничивших с Русью на юго-востоке, т. е. кочевавших где-то в донецких степях.
Следующий набег с той же юго-восточной стороны отмечен в летописи под 1068 г. На этот раз на речке Льте (в Переяславском княжестве) с половцами встретились соединенные силы «триумвирата» — полки Изяслава, Святослава и Всеволода Ярославичей. Однако и они были разбиты половцами. После этого события стало ясно, что новая страшная опасность нависла над Русской землей.
Синхронно с половецкой общностью развивалась и западная ветвь кипчакского завоевания: куманская. Там протекали те же процессы, что и у половцев. Возможно, что они были более, чем у половцев, осложнены большим числом кочующих по степному Днепро-Днестровскому междуречью печенегов и гузов, постепенно вливавшихся в формировавшееся там новое объединение. Отсутствие каменных изваяний не позволяет нам археологически зафиксировать факт стабилизации — перехода кочевников ко второй стадии кочевнической экономики. О его завершении, мы можем судить только но сообщению русской летописи о набеге половцев на русское правобережье Днепра. Это случилось в 1071 г.: «...воеваша половци у Ростовца и у Иеятина» (ПСРЛ, II, с. 164). Оба городка располагались в западной части Поросья — области на левом берегу Роси — правого притока Днепра. Напомним, что по правому берегу Роси находился громадный лесной массив, делающий реку почти по всему ее течению недоступной со стороны степи. Попасть к реке можно было только по дороге, идущей вдоль Днепра к устью Роси, или же огибая лес с запада — почти у Буга. Видимо, набег 1071 г. был совершен какой-то куманской ордой, захватившей земли в Побужье — там, где ранее кочевала печенежская орда Иавдиертим. Следующий набег, вероятно, той же орды относится уже к концу XI в.: в 1092 г. в тяжкое для Руси засушливое лето «рать велика бя-ше от половец отовсюду», и конкретно указывается, что взяты были поросские западные городки — Прилук и Посечен. Кроме того, в тот же год эти половцы (куманы?), заключив военный союз или нанявшись, участвовали в походе князя Василька Ростиславича «на ляхи».
Василько Ростиславич был не первым из русских князей, кто начал в своих целях использовать военный потенциал степняков, всегда готовых к бою и грабежу. Первым это сделал Олег Святославич в 1078 г., бежавший от Всеволода Ярославича в Тмутаракань и затем «приведе...
поганые на Рускую землю» (ПСРЛ, II, с. 191). Полки Всеволода были разбиты, и «мнози убьени быша ту». В дальнейшем этот авантюрный князь, образно названный в «Слове о полку Игореве» Олегом Гориславичем, неоднократно наводил половцев на Русь. Характерно, что на протяжении всего XII в. его потомки особенно охотно роднились с половцами и, имея среди них многочисленную родню, постоянно призывали их к участию в междоусобицах.
