Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей
Создав союз с Крассом и Помпеем, Цезарь получил деньги (Красс) и военную поддержку (Помпей), чтобы добиваться своих политических целей. Благодаря Цезарю у Октавиана уже было и то, и другое. Ему не хватало правомочности притязаний на власть, поскольку был слишком молод для поста сенатора. Легитимность обеспечило решение сената в 43 г. до н. э. наделить Октавиана полномочиями пропретора и отправить его в Галлию. Он сопровождал консулов Гирция и Пансу в совместном походе против Марка Антония, который попытался захватить контроль над этой провинцией. В битве при Мутине цезарианцы разгромили силы Антония, которому пришлось бежать. Гирций и Панса погибли. В Рим вернулся только Октавиан. Но здесь сенат медлил с вознаграждением за победу. Октавиану было отказано в одном из консульских постов, освободившихся в связи со смертью Гирция и Пансы. Разгневанный Октавиан вошел в Рим во главе восьми легионов кавалерии и вспомогательных подразделений. Это была демонстрация силы, но наградой должно было стать консульство. Как приемный отец, военной угрозой он добился уступок, которые не могли принести переговоры. Это станет характерной чертой принципата, который Август передаст своим наследникам: железный кулак в бархатной рукавице, вездесущность военного присутствия при режиме, основанном на харизме и заботе об интересах общества.
Консул Октавиан, Марк Антоний и Лепид выбрали для встречи остров. В ноябре 43 г. до н. э. три человека — наследник Цезаря, его бывший заместитель и великий понтифик, который годом раньше стал магистром конницы Марка Антония, — решили объединить усилия. Как и в предыдущем триумвирате, в этом союзе скрывались глубокие трещины: взаимное недоверие, личная неприязнь. В этом случае триумвират существовал в течение десяти лет. Триумвиры, борясь с растущей силой тираноубийц, объединились, используя имя Цезаря. Их право наследования можно было назвать спорным, но оно тем не менее обеспечивало идеологическую основу для свержения конституционного правительства Рима. Триумвиры стремились к господству над Римским миром — труднодостижимой цели, требующей победы над армиями Востока, собравшимися под знаменами Брута и Кассия, и устранения сына Гнея Помпея, Секста Помпея, расположившегося лагерем в Сицилии и возглавлявшего Римский флот. Этого можно было добиться только одним средством — войной.
Издержками войны являются не только смерть и страдания, у нее есть также финансовая сторона. Хотя триумвиры наградили себя консульской властью на пять лет, они чрезвычайно нуждались в деньгах. Веллей Патеркул приписывает решение этого вопроса Антонию и Лепиду: Октавиан протестовал тщетно, так как оказался один против двоих.[40] Во второй раз триумвират своекорыстных авантюристов наложил на Рим проскрипции. Октавиан действовал безжалостно, забыв о первоначальных возражениях. По свидетельству Светония, в его приверженности убивать и грабить не было и следа равнодушия, жизнь потеряли триста сенаторов и две тысячи всадников, он без колебаний добавил в списки Гая Торания, собственного охранника и бывшего коллегу отца. Октавиан заплатил за это репутацией — среди прочего его обвинили в жадности к коринфским вазам, принадлежавшим внесенным в проскрипционные списки. Не исключено, что именно этот факт послужил причиной его последующей осмотрительности по отношению к роскошному убранству. Репутация Октавиана пострадала также в битве при Филиппах, в которой, сражаясь вместе с Марком Антонием, он помог нанести решающее поражение армии Брута и Кассия. Львиная доля победы принадлежала Антонию, но именно Октавиан действовал с максимальной жестокостью. Его поведение в корне отличалось от широко восхваляемого милосердия, которое Цезарь проявлял к побежденным. В таких обстоятельствах слова Августа о том, что он сын бога, показались, бесспорно, лицемерными. Он произнес их 1 января 42 г. до н. э. вслед за возданием божественных почестей Цезарю, которые одобрил сенат и триумвират.
Раздел трофеев после битвы при Филиппах касался ни много ни мало всего Римского мира. Основная часть досталась Октавиану (Запад империи, включая Италию) и Марку Антонию (Восток империи и область Галлии к западу от Альп). Подозреваемый в симпатии к Сексту Помпею Лепид получил намного меньше: провинцию Африка, и это было явное понижение в правах. При Филиппах умерла идея Римской республики, как она понималась до сего времени, а с ней пали многие ведущие семьи. Перед Римом открылась дорога к переменам. Окончательным победителем стал человек, который с кровавой целенаправленностью преследовал личные амбиции и добивался самореализации, скрывая собственные цели под борьбой за восстановление старых идеалов общества и разделение власти. Ничего удивительного, что его назвали Августом. Его «укрепление» зиждилось на полномочиях, которые он присвоил на поле сражения под Филиппами и поставил на службу собственным интересам. Это было абсолютное лицемерие, которое тем не менее обеспечило Риму стабильное правление и логически обоснованную политику. Чтобы получить власть, Октавиану требовалось победить Республику, чтобы остаться у власти, он имитировал ее возрождение.
В его наследстве отсутствовал стабилизирующий фактор. Цезарь обеспечил Октавиана репутацией, но идеологический фундамент был непрочным. Правление Августа будет культом личности. Используя его, Октавиан со временем победил Марка Антония. Но мишенью, когда спустя почти десять лет была признана неприкрытая вражда с коллегой-триумвиром, стал не Антоний. Вместо него он выбрал женщину, Клеопатру VII, царицу Египта.[41]
Антоний после длительной и публичной связи с Клеопатрой женился на ней, не разорвав брак с сестрой Августа Октавией. Это само по себе было достаточным оскорблением, поскольку Октавиан наделил сестру неприкосновенностью, а это означало, что любое неуважение по отношению к ней было вызовом Риму: в один момент неверность Антония стала, по сути, предательством. Это было только начало. Октавиан представил соперничество с Антонием как борьбу Востока и Запада. В поддержку этих благовидных идеологических дебатов он привлек неизменную ксенофобию республиканского образа мыслей и то недоверие к роскоши, которое традиционно формировалось в Риме в неспокойные времена. Клеопатра в изображении Октавиана — это квинтэссенция чужеземной непохожести, сплав характеристик, которые в Риме считались дурными привычками: экстравагантная, праздная сексуальная хищница, политический тиран. Утверждалось, что ее женские слабости лишили Антония воинской решительности. Октавиан демонизировал Клеопатру в собственных целях — чтобы лишить Антония власти, необходимо было объявить крестовый поход за моральные принципы и ценности. Когда в конце 33 г. до н. э. срок триумвирата подходил к концу, он противопоставил старомодные добродетели своей жены Ливии расписанному яркими красками распутству врага, и, когда «цезарь счел свои приготовления достаточными, было постановлено начать войну против Клеопатры и лишить Антония полномочий, которые он уступил и передал женщине». В дополнение к необходимым мерам Октавиан потребовал у всех жителей Запада империи принести ему присягу на верность: «Поклялась мне в верности вся Италия по своей воле и меня вытребовала в вожди в войне, в которой я победил при Акции».[42]
Мы знаем, чем это кончилось для Антония. Поражением при Акции. Осадой Александрии. Самоубийством Антония в традиционном стиле, когда он бросился грудью на свой меч. Эротизированной смертью Клеопатры в результате укуса вцепившейся в грудь змеи, символизирующей победу мужского начала (Октавиана и Рима, представленных змеей) над слабой женской плотью женского Египта. Поэтическими излияниями эпохи Августа, в которых победа командующего Октавиана, Марка Агриппы, выглядит неизбежной и предопределенной. Единственный выживший из триумвирата — Октавиан. Египет аннексирован и превращен в провинцию, которая управляется не от имени Рима, но от его собственного. Победителю достаются все богатства Востока, с помощью которых Октавиан успокаивает угрожающих мятежом ветеранов-легионеров. Впечатляющая подробность, записанная Светонием: «Клеопатру он особенно хотел сохранить в живых для триумфа, и когда она умерла, по общему мнению, от укуса змеи, он даже посылал к ней псиллов [41], чтобы высосать яд и заразу». Это выглядит как злорадная мстительность — в любви и на войне все достается победителю. «Я оказывал милость всем гражданам, просившим ее»[43], — записал Октавиан в «Деяниях божественного Августа». Клеопатра не умоляла о прощении и предпочла остаться хозяйкой собственной судьбы. Краткосрочным итогом было то, что Клеопатра не присутствовала на римском триумфе в честь победы при Акции в конце лета 29 г. до н. э. Ее замещала скульптура, отвлекавшая внимание толпы от племянника Октавиана Марцелла, сына его сестры Октавии, и приемного сына Тиберия, старшего сына второй жены Ливии, которые шли в праздничной процессии. Среди «трофеев» победы на Востоке оказались первые ростки династической передачи власти.
