Юлий Циркин - Испания от античности к Средневековью
Теперь и Испания подчинилась Константину. Вскоре он вызвал Константа из Испании к себе. Тот оставил в Испании во главе армии Геронтия, а также свою жену и штаб (Greg. Tur. II, 9). При этом Констант совершил ошибку, назначив для охраны путей между Галлией и Испанией не самих испанцев (видимо, тех солдат, которые все же находились в Испании), а так называемых Honoriaci — варварские отряды на службе у Константина. Возможно, пассивность испанских воинов во время борьбы с родственниками Гонория заставила Константа не доверить охрану столь важных стратегических путей испанским воинам, что вызвало их недовольство. В Испании в это время вся власть оказалась в руках Геронтия. И это не устраивало ни Константина, ни его сына. Возможно, для того чтобы привлечь на свою сторону Испанию (и испанские войска, обиженные явным недоверием Константа), он провозгласил Константа августом и в качестве такового снова отправил в Испанию, как бы показывая, что Галлия, где правил он сам, и Испания, которой должен был бы управлять Констант, являются равноправными частями его державы. При этом полководцем при Константе и, следовательно, преемником Геронтия, был назначен Юст. Возможно, что смена Геронтия Юстом была вызвана страхом Константина и Константа перед чрезмерно честолюбивым полководцем{98}. Но возможно и иное объяснение. Honoriaci, оставленные охранять пиренейские проходы, не выполнили свою задачу и открыли путь через горы варварам, которые стали грабить в первую очередь район Паленции, где, по-видимому, располагались владения Дидима и Вериниана{99}. Паленция располагалась довольно далеко от Пиренеев, так что грабеж именно этой территории был обусловлен местью победителей столь долго сопротивлявшимся владельцам латифундий. Ответственность за эти грабежи, разумеется, возлагалась на фактического правителя Испании — Геронтия. Сменяя его Юстом, Константин мог показать свою озабоченность сложившимся положением и стремление направить в Испанию более справедливого полководца (на что намекает само его имя Iustus — Справедливый) и, таким образом, привлечь испанцев на свою сторону.
Геронтий в ответ на свое смещение вообще отказался подчиняться Константину и Константу. Он объявил императором некоего Максима. Одни исследователи полагают, что это был тот же Максим, который в 60-х гг. IV в. был наместником последовательно Армении, Галатии и Египта{100}. В таком случае он должен был быть в это время довольно стар: ведь если в 359 г. был уже президом Армении, то и родиться он мог не позднее 322 г., ибо едва ли человек моложе 30 лет был бы назначен управлять столь важной в стратегическом отношении пограничной провинцией. Но известно, что он был казнен в 422 г. в Равенне, так что получается, что ему в то время было 100 лет. Это едва ли можно принять. Другое предположение: Максим — сын Геронтия{101}. Основанием для этого служит сообщение Олипиодора (fr. 16), назвавшего Максима сыном (παϊς) Геронтия, который воспитывался среди доместиков. Наконец, некоторые авторы называют Максима либо приближенным (domesticus), либо клиентом Геронтия (Greg. Tur. II,9){102}. В любом случае это был человек, близкий к мятежному полководцу. Провозглашение императором Максима давало Геронтию возможность сохранить в своих руках командование армией и фактически править за спиной своего ставленника{103}. Как бы то ни было, Геронтий, оставив Максима в Испании, где его столицей был Тарракон, сам с основной частью войск двинулся в Галлию. Он разбил войска Константа, который вскоре был убит, а затем осадил Константина в Арелате. Но к этому времени изменилось положение в Италии. Хотя готы еще оставались там, смерть Алариха позволила Гонорию направить часть своих сил во главе с Констанцием в Галлию{104}. При их приближении большая часть воинов Геронтия в обмен на обещание безнаказанности перешла на сторону Гонория и его полководца, так что Геронтию с небольшим отрядом пришлось бежать в Испанию. Но если он надеялся найти там опору, то ошибся. Оставшиеся в Испании его воины тоже выступили против него. Геронтий заперся в своем доме и долго храбро и упорно сопротивлялся, но, видя бессмысленность дальнейшего сопротивления, убил свою любимую жену Ноннихию или Ну-нехию и покончил с собой. В восточной части Испании еще некоторое время правил Максим. Его провозглашение привело к некоторой дезориентации римской администрации и, может быть, остатков римских войск{105}. Однако очень скоро против него выступили воины и принудили его к отречению. Не дожидаясь прибытия войск Гонория, Максим бежал к варварам, уже находившимся в то время в Испании (Oros. VII, 40—42; Zos. VI, 5; Sozom. IX, 11-13; Olymp. fir. 16). Констанций, перейдя Пиренеи, восстановил власть Гонория в большей части Испании. Но другая ее часть уже была в это время фактически в руках варваров.
Все эти события стали лишь прологом к истории варварского завоевания Испании.
ОБЩЕСТВО ПОЗДНЕИМПЕРСКОЙ ИСПАНИИ
Кризис III в. нанес тяжелый удар испанскому обществу и испанской экономике. Разорение было ужасающим. Пострадали многие виллы и города. Именно после вторжений варваров в 259—260 гг. испанские города начали окружать себя стенами, причем не только крупные центры, но и довольно мелкие городки{106}. Но уже довольно скоро испанское общество начало оправляться от разорений III в. Это относится и к городам. Понтий Паулин в своем втором послании к Авзонию (231—234), возражая против суждения поэта (26, 57—59) о некоторых испанских городах как о дикой глуши, оценивает эти города довольно высоко, называя, в частности, Цезаравгусту прелестной, а Тарракон гордым. Эта оценка Паулина тем более интересна, что он был в это время епископом Барцинона и, следовательно, хорошо знал этот район Испании. Да и сам Авзоний среди двадцати знаменитых городов империи называет четыре испанских — Гиспалис, Кордубу, Тарракон и Браку, т. е. Бракаравгусту (de opp. ill. 11-14).
Однако обращает на себя внимание, что города, упомянутые Паулином, относятся только к восточной части Тарраконской Испании, и в его словах ясно ощущается противопоставление таких сравнительно крупных городов, как Барцинон, Цезаравгуста и Тарракон, более мелким Бильбилису и Калагуррису, с уничижительной оценкой которых своим наставником барцинонский епископ и не спорит. Авзоний же называет по существу лишь административные центры. Единственным городом, таким центром не являвшимся, является Кордуба, из которой провинциальная столица переместилась в IV в. в Гиспалис{107}, на что намекает и сам поэт. Все пятистишие посвящено лишь прославлению Гиспалиса как столице всей Испании, перед которым склоняются остальные центры. В Тарраконе упоминается его твердыня, а в Бракаравгусте — морские богатства (но не богатства самого города).
Говоря об испанских городах этого времени, надо отметить, что многие следы опустошений III в. еще очень долго сохранялись. Так, в Тарраконе разрушения были видны еще и в V в. В Малаке, разрушенной в 60-х гг. III в., не восстанавливается театр, и его участок вскоре застраивается обычными домами{108}. Между тем известно, что театр был одним из важнейших атрибутов античной городской жизни. После восстановления Кордубы место старых общественных зданий занимают жилые дома{109}. Можно сказать, что практически во всех городах происходит своеобразная «приватизация» центра, когда место общественных зданий занимают частные дома, а порой и некрополи{110}. Дома начинают вторгаться на улицы, и постепенно меняется сама городская сеть, начинает изменяться прежняя прямоугольная планировка классического города{111}. Вторым важным обстоятельством является упадок многих старых центров и выдвижение новых. Так, на восточном побережье полностью теряют свой городской характер Сагунт и Эдета, в то время как набирает силу Валенция{112}. Хотя Тарракон и являлся официально центром провинции, наделе на первый план выдвигается Барцинон{113}. В Бетике, как только что было сказано, место Кордубы занимает Гиспалис. Можно говорить, что происходит некоторое передвижение центров городской жизни. Третье обстоятельство — рустификация и в некотором смысле «варваризация» городов. Она хорошо видна в определенных изменениях их названий. Старые «культурные» названия заменяются теми, какие, видимо, уже давно бытовали в сельской округе и, может быть, в городских низах, как, например, Cartagena вместо Carthago, или Carthago Nova{114}. Практически исчезают официальные римские названия городов Бетики, как Юлия Ромула или Патриция, и заменяются старыми, еще доримскими, как Гиспалис или Кордуба. Видимо, в период кризиса исчезла старая муниципальная аристократия, и в число куриалов вошли «новые люди» из низов городского и сельского населения испанских городов, которые в культурном отношении были гораздо менее романизованы.
