Елена Швейковская - Русский крестьянин в доме и мире: северная деревня конца XVI – начала XVIII века
Вчитываясь в подворные записи писцовой книги, удается проникнуть в родственные отношения жителей дворов. Так, в Окологородной вол. в двухдворной д. Устиновская хозяйствовали Офимьица Иванова жена Федотова и в другом дворе – Ивашко Федотов с сыновьями Ивашком и Пятункой, и оба двора владели землей по одной купчей 1597 г.[78]. Из именования Офимьицы ясно, что она была замужем за Иваном Федотовым, который был братом живущего в другом дворе также Ивана Федотова, и ему вдова приходилась снохой. Тот факт, что братья имели одно имя Иван, не удивительно, оно было очень распространенным, так как в святцах несколько святых с именем Иоанн, дни памяти которых распределены на протяжении года[79]. Антропонимические наблюдения, проведенные мной в свое время на материалах переписи 1717 г., показали высокую частотность употребления имени Иван, а также бытование внутрисемейной одноименности среди вологодских крестьян[80]. В Алексинском стане в двухдворной д. Петримово в первом хозяйстве жил Родька Омельянов сын Кривошапкин с сыновьями Мишкой и Тараском, а во втором дворе – вдова Маланья Петровская жена Кривошапкина с сыном Осипом. Судя по фамильному прозванию, Маланья Кривошапкина была женой Петра Кривошапкина, брата Родьки, последний и Маланья доводились друг другу деверем и снохой. Владение землей указано для двора Родьки Кривошапкина по купчей 1569 г. и мирской данной 1584 г., и на основе названных актов участками обладали, скорее всего, оба хозяйства[81]. В д. Павлищево Окологородной вол. в одном из двух дворов хозяйствовал Андрей Иванов с сыновьями Панкратом и Митькой на основе мирской данной 1572 г., а другой двор вдовы Татьяны Григорьевской жены стоял пустой, но его землю «пашет» уже названный Андрей Иванов[82]. Обрабатывать второй участок ему было по силам, ведь у него два взрослых сына, внесенных в книгу. Возможно, мирская данная была получена на участок, ставший со временем общим для двух дворов, а он и вдова могли быть в родстве. В д. Бородинской Вилегодской вол. первым из трех дворов владела по купчей 1585 г. вдова Ульянка Федорова Орефина с сыном Ваской, а во втором хозяйствовал по мирской данной грамоте 1623 г. Богдашко Орефин с сыном Первушкой[83]. Судя по общему их прозванию Орефины, Ульяна была замужем за Федором, братом Богдана, скорее всего старшим. Ведь вдова осталась на жеребье мужа, приобретенном за 40 лет до проводимого писцового описания, а Богдан взял землю из мирского резерва только в 1623 г., и совершенно ясно, что к моменту описания братья вели раздельные хозяйства. В вол. Лузская Пермца в деревне (без названия) в жилом дворе значится вдова Катерина Федотовская жена Кирьянова с сыновьями Терешей и Парфеном. Второй двор пуст – бобыля Киприяна Трофимова, который, как отметили писцы, «умер»[84]. Обычно такие сведения в писцовые в книги не вносились. Видимо, в данном случае по веской для писцов причине они выделили это событие, произошедшее недавно или, возможно, даже при описании ими деревни, или из-за имевшейся между обоими дворами связи, ведь они обладали землей по старине.
Привлекают внимание варианты, которые проявляются сквозь призму сведений писцовой книги. Такой сложился в д. Чюпаново или Взвозная в Ратмировской вол. Она состояла из трех дворов, причем в двух из них жило по вдове. В одном хозяйствовала на основе данной грамоты 1624 г. вдова Маремьяна с сыном Омелькой, и она держала половника Онисима Драчова. В другом дворе – вдова Марьица Яковлева жена Нечаева. Интересно именно ее домохозяйство.
В деревне писцы первым обозначили двор Первушки Нечаева, который владел жеребьем по купчей 1599 г., и у него был половник Левка Карпов. Хозяин двора и вдова Марьица – оба Нечаевы, и они не чужие друг другу. Их взаимное отношение становится ясным из указания на основание, по которому Марьица владела участком, а именно по одной «купчей со свекром» Первушей Нечаевым, откуда следует, что она была женой его умершего сына. В Объячевском погосте вол. Лузская Пермца имелась д. Марковская из трех дворов, в первом значится Иван Титов, владевший им по духовной грамоте, дата которой не указана. Второй двор пуст, однако его землю пашет Полуян Федоров. В третьем дворе жили Васка Федоров с братом Полуянком, который обрабатывал участок соседа, и братья обладали своим жеребьем по купчей 1586 г. К деревне «на той же земле в выставке» показаны 2 двора, и в каждом из них по вдове: одна – Варвара Онцифоровская с сыном Мишкой, владевшая по купчей 1615 г., а другая – Дарьица Титовская – по духовной 1619 г., и землю ее двора «пашет Иван Титов», то есть хозяин первого двора основной деревни Макаровской. В именовании Дарьицы вторая часть Титовская говорит о ее принадлежности к Титовым и родственной связи с Иваном. Свои земельные участки они держали скорее всего по одной и той же духовной, дата которой приведена в сведениях о дворе Дарьи. Данный факт дополнительно подтверждает ее родство с Иваном, а также вполне может означать, что грамота хранилась именно у нее, вдовы, ее преклонный возраст и передачу участка в обработку родственнику, более молодому, чем она[85].
По данным переписи 1717 г. Вологодского у. хозяйками дворов у монастырских крестьян были женщины от 41 до 60 лет, а у помещичьих – вдовы в возрасте от 31 до 50 лет, что подтверждает приведенное раньше наблюдение о менее благоприятном демографическом климате у второй категории крестьян. Овдовев или по иной причине лишившись кормильца, женщины, нередко с малолетними детьми, были вынуждены скитаться «в мире от хлебной скудости», кормиться подаянием. За период с 1710 по 1717 г. скитальчество женщин находится на втором месте среди причин их убыли: смерть вырывала 53,5 %, а скитальчество 20,7 % всех убывших женщин[86].
Рассмотрение законодательных актов в сочетании с конкретными данными о составе семей убеждает, что в актах воспроизводились их отдельные звенья, которые совокупно соответствовали строю реально бытовавших крестьянских семей. Демографическое поведение объективировалось и включалось в нормативную практику. Проделанное сравнение свидетельствует также о нерефлексируемом приказными деятелями представлении о составе тогдашних семей, которое вошло в разработанные ими узаконения. Необходимо еще раз подчеркнуть выявленные в публичноправовых актах указания на реальные родственные узы и предпочтение их обобщающему термину «семья». Полученный вывод, безусловно, можно считать ценностной нормой, которая была присуща социальной и правовой культуре рассматриваемого времени.
Заслуживает внимания наблюдение, сделанное при изучении семейно-брачных отношений по актам и статутам правителей Прованса в XII–XIV вв. Семья в этом регионе тогда не имела «однозначного обозначения и понимания. Представления о семье и отношение к ней отражено в терминологии родства и в сведениях о "доме", "очаге", "фамилии", подразумевавших семейное единство»[87].
Однако термин «семья» в российском обществе, как можно было уже убедиться, существовал и бытовал в обыденной жизни XVII в. Документ от 1638 г. – «засетка», вышедший из недр посадского земского мира Сольвычегодска, решал животрепещущий вопрос о налогах. Он устанавливал порядок их раскладки и явки участников на сход. Посадские люди на него должны приходить «дани розрубать из семей по одному человеку, которые писаны в окладных книгах, а не семьями». Если некоторые придут от «одное семьи человека по два или по три», то они будут удалены. Сход постановил, что семью и хозяйство должен представлять ее глава без сопровождения сыновей или братьев[88].
Важно установить, как обстояло дело с понятием «семья» на уровне самой группы, им обозначаемой? Употребление к супругам привычных терминов «муж», «жена» было вполне обычным, однако в повседневности встречалось и другое понятие.
Примечательно свидетельство следующего документа – данной грамоты от 1600/01 г. землевладельца Вологодского у. Степана Семенова сына Трусова игумену Спасо-Прилуцкого монастыря Гурию. Он с сыном Ларионом дал в монастырь «на поминок деревню Щапово со всими угодьи и со хрестьяны по приказу брата своего Ивана и по духовной памети за его Ивановою рукою». С 1600 г. и впредь за этот вклад в монастыре должны «брата моего Ивана поминати, а моего дядюшку, и понахиды по нем пети и обедни служите собором и кормы ставити». Наряду с поминовением данная содержит условие, относящееся к вдове усопшего И. С. Трусова: «И что старица Варвара, бывшая семья его, Иванова, в монастыре у Николы чюдотворца на Валухе пострижена, и тое старицу Варвару за тот вклад покоити». По ее смерти «игумену з братьею старицу Варвару в монастыри погрести, а поминати ея и кормы ставити»[89]. В рассматриваемом случае термин «семья», во-первых, находится в деловом документе, оформлявшем вклад в Спасо-Прилуцкий монастырь земельной недвижимости, причем вместе с живущими в деревне крестьянами; во-вторых, он относится к вдове завещателя, которая приняла постриг в местном монастыре.
