Андрей Куза - Рыбный промысел в Древней Руси
С промысловой точки зрения среди русских внутренних водоемов самыми перспективными для развития рыболовства были низовья Волги. Каждую весну сюда устремлялись из Каспийского моря, обладающего прекрасной кормовой базой, густые массы разнообразных рыб. Волга в этом отношении превосходит все европейские реки. Именно в ее нижнем течении и в прилегающих водах Каспия сложился один из основных районов современного промыслового рыболовства. Сходная картина наблюдается и в Приазовье на Нижнем Дону. Но в интересующую нас эпоху эти земли были малодоступны для русских рыболовов. Астраханское Поволжье лишь во второй половине XVI в. вошло в состав Московского государства. Подонье было присоединено и того позже. Если богатые рыбой устья рек бассейнов Чёрного и Каспийского морей в древнерусское время принадлежали последовательно сменявшим друг друга кочевникам, то водоемы северных и центральных областей прочно закрепились за славянами. Особого упоминания заслуживают бесчисленные озёра Северо-Западной Руси, благодаря которым и весь край называли «озерным» (его границы почти совпадают с территорией древней Новгородской земли). Среди них выделяются своими размерами озёра Онежское и Ладожское, населенные сигами, лососями и множеством других видов рыб, Ильмень, еще в XIX в. звавшийся рыбопромышленниками «озеро – золотое дно», Чудское и Псковское озёра. Из более мелких озер и сейчас хорошо знакомы рыбакам Селигер, Пирос, Валдайское и многие другие. На северо-востоке до сих пор славится рыбой Белое озеро, а на верхней Волге – озёра Плещеево и Неро. Многочисленные реки и озёра Карелии, Кольского полуострова, побережья Белого и других северных морей также изобиловали ценными породами рыб. Ока в нижнем течении знаменита рыбными ямами. Верхний приток Волги – Шексна – известна своими великолепными стерлядями. Не требуется особо говорить и о таких крупных водных артериях, как Днепр, Днестр, Буг или Неман и Западная Двина. Даже предварительный обзор ихтиофауны русских водоемов до внимательного знакомства с историческими источниками позволяет предположить, что в Древней Руси рыболовство должно было получить широкое, если не повсеместное распространение.
Рыболовство у праславян
Вопрос об общих предках современных славянских народов, неразрывно связанный с поиском их древней прародины, является одним из самых дискуссионных в исторической науке. К сожалению, археология сейчас не может дать на него убедительный ответ. Генетические связи культуры первых славянских государств с более ранними памятниками ясно не прослеживаются глубже середины I тысячелетия н. э. Поэтому в распоряжении исследователей нет материальных объектов, исчерпывающе характеризующих быт и хозяйство праславян. Отчасти этот пробел заполняют отрывочные сведения письменных источников. Но более твердые критерии мы получим при изучении данных сравнительной лингвистики и особенно лингвистической палеографии. Правда, по справедливому замечанию Ф. П. Филина, эта работа находится еще в стадии развертывания[107]. Однако определенные успехи уже достигнуты. В частности, наблюдения ряда ученых (К. Мошинского, О. Ферианца, Л. Г. Берга и др.) над общеславянскими названиями рыб и рыболовных орудий проливают свет на ранние этапы славянского рыболовства.
Если в индоевропейских языках в отношении наименования рыб царит полный разнобой, то в лексике общеславянского языка имеется значительное количество сходных названий. Ф. П. Филин относит к ним такие слова, как сом, окунь, язь, карп, карась, плотва (плотица), пескарь, линь, слец, уклея, угорь, лосось[108]. К. Мошинский добавляет сюда: мень, подуст, щука и осетр[109]. Некоторые из этих слов имеют близкие параллели в балтийских, западнофинских и северогерманских языках. Даже если отбросить из приведенного перечня плотву и ельца, подобные названия которых отсутствуют в южнославянских языках, то в списке остается не менее 1,5 десятков общих слов. Поскольку в процессе расселения праславян и распада общеславянского языкового единства эти названия прочно удержались вплоть до наших дней во всех славянских языках, мы вправе предположить, что предки славян были хорошо знакомы с наиболее распространенными и важнейшими промысловыми рыбами. В какой-то степени полученные данные позволяют локализовать их прародину в умеренной климатической зоне, изобиловавшей реками, озерами и болотами, т. к. среди поименованных рыб помимо чисто речных видов (подуст) есть и специфически озерные и болотные (карась, линь). Наконец, значение общеславянского слова лосось, ввиду германских и балтийских соответствий, прочно привязывает поиски славянской прародины к бассейнам рек Балтийского моря[110]. О. Ферианц, скрупулезно исследовавший ареалы вышеназванных рыб, приурочивает их к междуречью Вислы и Немана[111]. Так или иначе, но и до расселения на огромных пространствах в Восточной и Южной Европе славяне постоянно занимались рыболовством, что привело к сохранению в их современных языках целой группы общих наименований рыб. Этот вывод выглядит достаточно аргументированным, т. к. его подкрепляет серия общеславянских названий орудий лова: острога, мережа, яз, невод, сак и др. У всех славян они имеют близкие конструктивные особенности, соответствующие названия отдельных частей и сходные приемы использования. Для некоторых из этих орудий, например невода, можно предполагать и специфически славянское происхождение. Невод относится к классу подвижных или отцеживающих сетей. Он состоит из двух крыльев или приводов, представляющих из себя длинные сетяные полотнища. В центре между ними вшивается мешок на мелкоячеистой сети – ядро или матка невода. Верхние подборы невода поддерживаются деревянными поплавками, а к нижним привешиваются каменные грузила. Неводом ловят самую разнообразную рыбу как в реках, так и в озерах, с лодок или с берега. Причем лов этот – весьма эффективен. В Западной Европе подобные снасти не были известны. Появились ли они у балтов и западных финнов под воздействием славян (что вполне вероятно), или самостоятельно, пока решить трудно.
Все приведенные примеры свидетельствуют о том, что на равнины Восточной Европы славяне пришли с готовыми навыками добычи рыбы и соответствующим комплексом рыболовных орудий. Следовательно, им не пришлось осваивать новый, необычный для них вид хозяйственной деятельности. Возможно, они принесли сюда более передовую технику лова. Во всяком случае, еще в XVIII в. на северо-западе России русские рыболовы считались самыми удачливыми и расторопными. Выяснить же удельный вес рыболовства в экономике ранних славян, опираясь только на данные языка, не представляется реальным. Можно лишь отметить, что достаточно разнообразный арсенал технических средств добычи рыбы – сети (невода, мережи, саки), запорные системы (езы, вереши), колющие орудия (остроги) и крючные снасти (удочки, жерлицы) – указывает на сравнительно интенсивный характер промысла. Более глубокие выводы требуют привлечения самого широкого круга источников: археологических, письменных и палеоихтиологических.
Место рыболовства в хозяйстве восточных славян во второй половине I тысячелетия н. э.
На территории Восточной Европы во второй половине I тысячелетия н. э. теперь известен ряд археологических культур, материальные памятники которых хорошо увязываются с последующей культурой Киевской Руси. География раннеславянских древностей VI–IX вв. значительно расширилась. В последние десятилетия открыты памятники в Надпорожье Днепра, в Потясминье, на Волыни, Южном Буге, Молдавии, Полесье и других местах. У исследователей появилась реальная возможность полнее изучить экономику и быт восточнославянских племен накануне сложения у них государства. Благодаря массовым археологическим раскопкам удается не только реконструировать внешний вид поселений, внутреннюю конструкцию жилищ, но и представить себе хозяйственный уклад их жизни. На многих из этих памятников обнаружены явственные следы наличия рыбного промысла.
К сожалению, поселения указанного времени крайне бедны вещественными находками, и интересующих нас предметов – всего лишь единицы. Среди них известны массивные железные рыболовные крючки, части составных железных острог, тяжелые наконечники пешней, глиняные и каменные грузила от сетей. Поэтому основными данными, позволяющими судить о роли рыболовства, являются костные останки и чешуя рыб. Но и они не всегда попадают в руки специалистов, что затрудняет их использование в качестве исторического источника. Тем не менее определенные наблюдения можно сделать уже сейчас.
Для большинства из вновь исследованных поселений характерна связь с водой – часто они располагались в пойме реки на небольших останцах, едва ли не становившихся в половодье островами. При общем земледельческом направлении хозяйств этих селищ рыболовство в жизни их обитателей занимало немалое место. Так, в жилых и хозяйственных постройках поселений в устье реки Тясьмина, обычно в культурном слое над полом «было довольно много мелких осколков костей животных и рыб, а иногда и рыбьей чешуи»[112]. Близкая картина наблюдалась при раскопках у балки Яцевой в Надпорожье и на Южном Буге[113]. И хотя названные памятники не дали почти никаких орудий рыбного промысла, можно смело утверждать, что рыба входила в число основных продуктов питания людей, их оставивших. Чешуя и кости рыб часто встречались в предпечных ямах или в непосредственной близости от печей, т. е. в местах, где рыбу разделывали и готовили в пищу. Все данные указывают на устойчивый, а не случайный характер рыболовства, являвшегося наряду с земледелием и скотоводством важным источником пополнения запасов продовольствия. Главными орудиями добычи рыбы были, по-видимому, запорные системы типа езов и заколов с вставленными в них ловушками вроде морд и верш. Эти деревянные сооружения, редко попадающие в руки археологов, требуют определенного ухода и наблюдения. Возможно, здесь кроется одна из причин близкого соседства с водоемами раннеславянских поселений.
