Владимир Муравьев - Московские слова, словечки и крылатые выражения
Еще при жизни Филипп был окружен любовью и почитанием народным. Его слова передавали тайно из уст в уста. Рассказывали о таком чуде: Иван Грозный повелел затравить митрополита медведем, и однажды вечером к нему в темницу запустили лютого зверя, которого до того нарочно морили голодом, а когда на следующий день тюремщики открыли дверь, то увидели Филиппа, стоящего на молитве, и лежащего тихо в углу медведя.
Царь Федор Иоаннович — сын и наследник Ивана Грозного — в отличие от отца славился благочестием, заняв отцовский престол, он приказал перенести останки святителя в Соловецкий монастырь и похоронить его там. В 1648 году Филипп был причислен к лику святых, так как обнаружилась чудотворность его мощей: они давали исцеление больным.
В 1652 году по представлению митрополита Новгородского (будущего патриарха Никона) царь Алексей Михайлович распорядился перевезти мощи святого Филиппа в Москву, полагая, что поскольку Филипп не был отрешен от Московской митрополичьей кафедры, то и должен быть там, где его паства.
Подобно тому, как византийский император Феодосий, посылая за мощами Иоанна Златоуста, чтобы перевезти их в Константинополь, написал молитвенную грамоту к святому, царь Алексей Михайлович также вручил Никону, назначенному сопровождать мощи, свое послание, обращенное к Филиппу:
«Молю тебя и желаю пришествия твоего сюда… — говорилось в послании, — ибо вследствие того изгнания и до сего времени царствующий град лишается твоей святительской паствы… Оправдался Евангельский глагол, за который ты пострадал: „Всяко царство, раздельшееся на ся, не станет“ и нет более теперь у нас прекословящего твоим глаголам…»
Встречу мощей 3 июля 1652 года за Москвой на Троицкой дороге возле села Напрудного царь Алексей Михайлович описал в письме к боярину Оболенскому: «Бог даровал нам, великому Государю, великое солнце. Как древле царю Феодосию возвратил Он мощи пресветлого Иоанна Златоуста, так и нам благоволил возвратить мощи целителя… Филиппа митрополита Московского. Мы, великий Государь, с богомольцем нашим Никоном митрополитом Новгородским, со всем священным Собором, с боярами и со всеми православными даже до грудного младенца встретили его у Напрудного и приняли на свои главы с великой честью. Лишь только приняли его, подал он исцеление бесноватой немой: она стала говорить и выздоровела…»
Мощи святителя Филиппа были поставлены в Успенском соборе Кремля, а на месте встречи их царем и москвичами за Москвой установили дубовый крест с надписью, сообщающей о событии, послужившем причиной его установки.
Местность вокруг него впоследствии получила название «У креста» и «Крестовская застава». Сам крест стоял при дороге до 1929 года, а в этот год был перенесен в ближайшую церковь — Знамения в Переяславской слободе, где находится и поныне. Старое название местности сохранилось в названиях Крестовский переулок и Крестовский рынок.
Со временем позабылась связь между именем непокорного митрополита и выражением «Филькина грамота» — злобным словцом Ивана Грозного. Выражение «Филькина грамота» пошло гулять по Руси с тем значением, которое вложил в него царь Иван Грозный, а образ Филиппа остался в памяти народной как символ честного и неподкупного народного заступника.
Москва бьет с носка
Рукопашные и кулачные бои на Руси не московское изобретение, а очень давний обычай, еще языческий. Православные проповедники боролись против них, называя «богомерзкой забавой». Однако совсем искоренить кулачные соревнования не удавалось, в народном сельском и фабричном быту они сохранялись до начала XX века. Бои бывали жестокие, с увечьями и даже смертельным исходом, как бой удалого купца Калашникова с опричником царским Кирибеевичем, когда купец
Собрался со всею силою
И ударил своего ненавистника
Прямо в левый висок со всего плеча.
И опричник молодой застонал слегка,
Закачался, упал замертво…
Однако Калашников вышел против опричника не с желанием потешиться, испытать силу молодецкую, а шел на смертный бой с обидчиком. Борьба для забавы была менее жестока.
Московские бойцы славились своим искусством, своими приемами борьбы. Один из приемов был так известен, что вошел в поговорку: «Москва бьет с носка».
Прием этот изображен на лубочной картинке начала XVIII века «Удалые молодцы, славные борцы». На ней изображены сошедшиеся в схватке крестьянин и солдат. Прием заключался в том, чтобы схватить противника рукой за ворот и, дернув назад, в то же время подбить носком ногу противника так, чтобы тот потерял равновесием и упал навзничь. Именно этот прием борьбы стал кульминацией и развязкой событий, изображенных в исторической песне-былине «Мастрюк Темрюкович», известной по рукописному сборнику середины XVIII века, составленному Киршею Даниловым, — первому русскому фольклорному сборнику.
В песне «Мастрюк Темрюкович» рассказывается о том, как в годы прежние, времена первоначальные, когда царь Иван Васильевич был холост, женился он на дочери хана Золотой Орды Темрюка Марье Темрюковне — «купаве крымской, царице благоверной» — и привез ее в Москву белокаменную. С молодой царицей в Москву приехал ее брат, молодой Мастрюк Темрюкович. Был он силен, удачлив, поборол семьдесят борцов, а равного себе борца не повстречал. И вот захотел он царя потешить, с московскими борцами сразиться, Москву загонять. А силен он был так, что, когда прыгнул и задел левой ногой за столы белодубовые, повалил тридцать столов, прибил триста гостей. Хотя гости живы остались, да стали ни на что не годны, на карачках ползают по палате белокаменной. А Мастрюк смеется-похваляется:
— А свет ты, вольный царь,
Царь Иван Васильевич!
Что у тебя в Москве
За похвальные молодцы,
Поученые, славные?
На ладонь их посажу,
Другой рукою раздавлю.
(В других вариантах былины говорится, что Мастрюк грозит захватить Москву и сесть на ней царем. «На тебя лихо думаю», — заявляет он царю.)
Вышли против Мастрюка два брата — московские мужики Мишка и Потанька Борисовичи. Началась схватка. Ждет царь-государь, чем она кончится, кому будет Божья помощь.
А и Мишка Борисович
С носка бросил о землю
Он царского шурина.
Похвалил его царь-государь:
«Исполать тебе, молодцу,
Что чисто борешься!»
В этой песне-былине, как и во всех былинах, есть и реальная историческая основа, и легенда. В 1561 году Иван Грозный женился вторым браком на дочери кабардинского князя Темрюка Марии (умерла в 1569 г.), у нее был брат Мастрюк, который действительно гостил в Москве. А вот братья Борисовичи — персонажи другой песни о событиях, происходивших за двести с лишним лет до царствования Грозного, песни «Щелкан Дудентьевич» о восстании тверичей против ханского баскака Чолхана в 1327 году, во время которого ненавистный сатрап был убит. Руководили восстанием «два брата родимые, два удалых Борисовича».
В других вариантах песни-былины «Мастрюк Темрюкович» Марию называют то дочерью литовского царя, то польского, то Большой Орды, то вообще некоторой неопределенной «неверной земли», ее брат называется Кострюком, Кострюком-Мострюком, но все варианты былины едины в главной своей идее: как московский борцовский прием защитил честь московских борцов, а может быть, даже спас от разорения и, гибели Московское царство.
Божий суд
Все, читавшие замечательный роман Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный», конечно, помнят одну из самых захватывающих его глав «Божий суд», в которой описывается поединок благородного боярина Дружины Андреевича Морозова и опричника князя Афанасия Ивановича Вяземского. И сама драматическая причина поединка, и подробное описание деталей происходящего, каждая из которых, как понимает читатель, может оказать решающее влияние на судьбу героев, и неожиданное развитие событий дают читателю яркое представление об одном из обычаев средневековой Руси — о поле — судебном поединке. На Руси его также называли Божьим судом, веря, что Бог поможет победить правому.
Поединок, который описывает А. К. Толстой, происходит на Красной площади ввиду высокого общественного положения тяжущихся и того, что в деле был заинтересован сам царь Иван Васильевич Грозный, прибывший посмотреть на бой.
Обычно же судебные поединки в Москве издавна происходили на луговине между Владимирской дорогой в конце нынешней Никольской улицы, являющейся частью этой древней дороги, и рекой Неглинкой, сейчас заключенной в трубу, но тогда протекавшей по Неглинной улице и против нынешнего «Метрополя» поворачивавшей на запад, к Театральной площади.
