KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Игорь Князький, "Тиберий: третий Цезарь, второй Август…" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Август был счастлив таким браком дочери. Первых сыновей Юлии и Агриппы Гая и Луция он немедленно уже в 17 г. до Р.Х. усыновил, после чего они стали официально именоваться Гай Цезарь и Луций Цезарь. Казалось, вопрос о том, кому суждено будет принять наследие Августа, решен.

Смерть Марка Випсания Агриппы внесла новую сумятицу в большую семью Августа. Двадцатисемилетняя Юлия, находившаяся после рождения пяти детей все еще в расцвете красоты и женской силы, преисполненная пылкими страстями, вовсе не собиралась долго оставаться вдовой. Более того, еще при жизни Агриппы она уже успела влюбиться… в Тиберия! Теперь же, будучи дважды вдовой, она желала вступить в третий брак и на сей раз уже исключительно по любви. Своей любви. Август желанию дочери охотно пошел навстречу. Более того, он здесь нашел поддержку со стороны матери предмета любви дочери, своей любимой жены Ливии. Желания и чувства самого Тиберия ни Юлию, ни Августа, ни Ливию не волновали.

Чем Тиберий, сам того не желая, мог прельстить Юлию? Едва ли дочь Августа, обладавшую весьма похотливой натурой, могли привлечь душевные и интеллектуальные качества сына Ливии. И уж тем более его воинские и государственные заслуги и таланты. Тиберий обладал незаурядной внешностью, ему еще не минуло тридцати лет — между ним и Юлией не было и трех полных лет разницы — вот, пожалуй, те качества, которые бросились в первую очередь в глаза Юлии. Происхождение и уже достигнутое положение его также соответствовали уровню потенциального супруга дочери императора.

Как же выглядел Тиберий в свои лучшие годы? Как сообщает нам Светоний, «телосложения он был дородного и крепкого, росту выше среднего, в плечах и груди широк, в остальном теле статен и строен от головы до пят. Левая рука была ловчее и сильнее правой, а суставы ее так крепки, что он пальцем протыкал свежее цельное яблоко, а щелчком мог поранить голову мальчика и даже юноши. Цвет кожи имел белый, волосы на затылке длинные, закрывающие даже шею, — по-видимому, семейная черта. Лицо красивое, хотя иногда на нем вдруг высыпали прыщи; глаза большие и с удивительной способностью видеть и ночью, и в потемках, но лишь ненадолго и тотчас после сна, а потом их зрение снова притуплялось. Ходил он, наклонив голову, твердо держал шею, с суровым лицом, обычно молча: даже с окружающими разговаривал лишь изредка, медленно, слегка поигрывая пальцами. Все эти неприятные и надменные черты замечал в нем еще Август и не раз пытался оправдать их перед сенатом и народом, уверяя, что в них повинна природа, а не нрав. Здоровьем он отличался превосходным…»{61}

Кто знает, может, как раз эта внешняя надменность, замкнутость, очевидная загадочность натуры Тиберия и распалили воображение Юлии?

Отметим еще одну важнейшую деталь, дающую многое для понимания характера нашего героя. Тиберий никогда не стремился нравиться окружающим. Он не подстраивался под общий лад, не пытался специально располагать к себе какой-либо приветливостью. Очевидно, он просто был по натуре замкнутым, не склонным к излишней общительности человеком. Такое поведение говорит еще, что немаловажно, об отсутствии склонности к притворству, лицемерию. Тиберий и на войне, в первую очередь, и на гражданской службе показал себя человеком дела. У него не было ярких талантов, но был он, несомненно, человеком способным, толково схватывающим самое главное в том, чем приходилось заниматься. Цену себе он не мог не знать, и потому еще поиск дешевой и ненужной, с его точки зрения, популярности претил ему, что, безусловно, достоинство, а не недостаток. Здесь надо помнить, что для римлян подчеркивание своих заслуг, поиск популярности у окружающих вовсе не выглядели чем-то малодостойным. Такое поведение как раз было нормой. А человек, столь знатного происхождения и высокого положения, как Тиберий, с немалыми заслугами, несмотря на молодые годы, должен был и вести себя соответствующим образом. В итоге скрытность, замкнутость Тиберия, нежелание искать популярности были восприняты как надменность. Черта, что и говорить, для окружающих всегда неприятная. Как тут не вспомнить лермонтовского Печорина: «Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились».{62}

А пока Тиберий был совершенно подавлен обрушившейся на него новостью. Конечно, брак с Юлией приближал его к Августу.{63}Но вся беда была в том, что он был совершенно счастлив в своем браке с Випсанией Агриппиной. Супруги жили в полном согласии, у них уже был сын, получивший ставшее уже в этой семье традиционное прозвание Друз, Випсания была беременна… И в такое время жесткое повеление, не подчиниться которому Тиберий не мог. Оспорить волю владыки Рима невозможно, и тут еще и супруга его, мать Тиберия заодно с отчимом. Свидетельствует Светоний: «…ему было больно дать ей (Випсании Агриппине. — И. К.) развод и немедленно вступить в брак с Юлией, дочерью Августа. Для него было безмерной душевной мукой: к Агриппине он питал глубокую сердечную привязанность, Юлия же своим нравом была ему противна — он помнил, что еще при первом муже она искала близости с ним, и об этом даже говорили повсюду. Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза».{64}

Самым верным средством заставить забыть Тиберия о своей семейной драме была война. Он должен был заменить Марка Випсанию Агриппу во главе легионов, воевавших в Подунавье. Как мы знаем, заменил достойно. Война принесла римлянам новые естественные рубежи — граница по Дунаю от истоков до устья, новые владения, новых многочисленных поданных, что, впрочем, в достаточно скором будущем обернется немалой бедой для империи…

Паннонская победа не принесла Тиберию высшей воинской славы. Триумфа он не удостоился. Август счел достойным вознаграждением победоносному пасынку всего лишь овацию. Полководец, заслуживший овацию, вступил в Рим во главе своих войск не на триумфальной колеснице, но пешком. Используя знаменитый термин М. А. Булгакова, овацию можно назвать «триумфом второй свежести».

Формальным поводом для не присуждения покорителю Паннонии триумфа было то обстоятельство, что войну эту в качестве главнокомандующего римскими легионами в Среднем Подунавье начинал другой полководец, Агриппа. Но ведь было совершенно очевидно: Агриппа только начал войну, все успехи и конечная победа — заслуга исключительно Тиберия. Но уж так захотел Август.

Хотя, конечно, решение об овации принимал сенат римского народа… Patres conscripti — отцы, внесенные в списки, так официально именовались сенаторы — чутко реагировали на каждое пожелание своего принцепса. Возможно, Август как раз и вспомнил о внутреннем непокорстве Тиберия и таким своеобразным решением поставил пасынка на место. Подобные воспитательные меры принимались к Тиберию и в дальнейшем. Потому-то и сокрушался беззаветно преданный Тиберию Веллей Патеркул, что «бесспорно заслужив семь триумфов, он довольствовался только тремя»,{65} правда, приписав это исключительной умеренности самого Тиберия. Качество такое было Тиберию присуще, но, думается, скорее здесь Август не давал пасынку чрезмерно утвердиться в своем воинском величии.

Понятно дело, Тиберий, став зятем Августа, занял в Риме еще более высокое положение, нежели только пасынок. И здесь Август показал ему, что не должно переоценивать свой новый статус.

Особым вниманием владыка Рима в это время пользовался также младший брат Тиберия Децим Клавдий Нерон Друз. Друз был почти на четыре года моложе брата, подобно ему был человеком незаурядным, но во многом от Тиберия отличался. Он совершенно не был человеком замкнутым, имел множество друзей, замечательно располагал к себе людей. Для него была характерна открытость, совершенно чуждая Тиберию. Это качество, однако, для человека, находящегося во властных верхах и принадлежащего к семье правителя государства, скорее недостаток, нежели достоинство.

Друза действительно любили окружающие, он был популярен в Риме среди народа и здесь явно оказывался впереди старшего брата. Римские историки писали о Дециме Клавдии Нероне Друзе исключительно доброжелательно, подчеркивая его достоинства и совершенно не видя каких-либо его недостатков. Веллей Патеркул писал о Друзе, как о «юноше столь многочисленных, столь великих добродетелей, какие только можно получить от природы или достичь усердием. Трудно сказать, в чем больше он проявил свое дарование, в военном деле или в мирных занятиях, но, бесспорно, очарование и прелесть его характера, а также его отношение к друзьям, которых он, как говорят, ценил наравне с собою, были неподражаемы. Красотою же он приближался к брату».{66} Особо римлян могли привлекать и гражданские убеждения Друза. «Говорят, он равно любил и воинскую славу, и гражданскую свободу: не раз в победах над врагом он добывал знатнейшую добычу, с великой опасностью гонясь за германскими вождями сквозь гущу боя, и всегда открыто говорил о своем намерении при первой возможности восстановить прежний государственный строй».{67} Светонию вторит Тацит: «Римский народ чтил память Друза и, считалось, что если бы он завладел властью, то восстановил бы народоправство».{68} В то же время он был очень любим Августом. «Август…так его любил, что всегда назначал его сонаследником сыновьям, о чем сам однажды заявлял в сенате».{69} Получается, что Друза ставил Август вровень со своими усыновленными внуками Гаем Цезарем и Луцием Цезарем. Тиберий этого не удостаивался, что, возможно, осложнило отношения между братьями. Светоний сообщает, что, получив от брата письмо, в котором тот предлагал «добиться от Августа восстановления республики»,{70}Тиберий сообщил об этом Августу. Последствий для Друза не случилось. Август был мудрым человеком и умел ценить в окружающих его людях лучшие их качества. Что до республиканизма Друза, то здесь император мог объяснить его пылким энтузиазмом молодости. В то же время понятна и мотивация Тиберия. Дело не в том, что он хотел очернить брата в глазах принцепса. Надо учитывать особенности римской ментальности. Интерес государства для истинного римлянина должен был быть превыше всех личных и семейных привязанностей. Республиканские настроения члена императорской семьи могли нести потенциальную опасность для политической системы принципата, только-только установленной Августом. На отношениях братьев эпизод сей не отразился.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*