Юрий Победоносцев - Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)
А такой красной тряпкой в руках Наполеона явилась демонстрация силы, проведенная новейшим французским военным кораблем в Константинополе у стен дворца падишаха. Конечно, сейчас, зная дальнейший ход истории, легко говорить, что Николай I не должен был бы так реагировать на эти действия Парижа. Однако давайте попробуем ответить на вопрос, что было бы, если бы царь, скажем, сделал вид, будто он не заметил их вызывающего характера? Разве в таком случае можно было бы гарантировать, что Наполеон на этом успокоится, а не продолжит свои провокации, направленные против России, тем или иным способом доведя дело до войны?
Кроме того отсутствие жесткой реакции Петербурга на попытку пересмотра статей Кючук-Кайнарджийского мирного договора, относящихся к святым местам, в дальнейшем неизбежно грозило ревизией целого ряда важнейших русско-турецких договоров с совершенно непредсказуемыми последствиями.
В этой ситуации Николай I решил, что клин клином вышибают, и послал в Константинополь посольство адмирала Меншикова, который был военным, но при этом слабо разбирался в тонкостях дипломатии. Впрочем, от Меншикова при выполнении этой миссии по замыслам царя и не требовалось особых дипломатических талантов. Скорее напротив, русский чрезвычайный посол должен был запугать султана и его министров, потребовав чтобы правители Порты отказались бы от уступок, недавно сделанных ими Парижу, признали права греческой церкви на святые места в Палестине, а также предоставили России право протекции над православными христианами, жившими в Османской империи. Причем, отказ от уступок и признание прав должны были быть оформлены в виде международно-правового документа.
Естественно, что, начиная оказывать психологическое давление на Порту, Петербург должен был продумать варианты своих действий, в случае если миссия русского адмирала в Константинополе закончится провалом. При таком развитии событий первоначально Николай I высказывал намерения начать военные действия, направленные против Османской империи. С этой целью еще до поездки Меншикова царь предлагал продумать операцию высадки десанта в Босфоре и захвата Константинополя, но Меншиков, ознакомившись с ситуацией на месте, сообщил, что это было бы слишком рискованной операцией, после чего Николай I стал рассматривать вариант занятия Дунайских княжеств, высадки десанта в Бургасе с дальнейшим продвижением наших войск в направлении Константинополя.
В то время мало кто сомневался, что в случае начала новой русско-турецкой войны Турция потерпит сокрушительное поражение. Однако за спиной Турции стояла Франция, и победа России в войне с франко-турецкой коалицией уже не была столь уж очевидна. Поэтому еще до предъявления ультиматума турецкому султану Петербургу нужно было озаботиться созданием антитурецкой коалиции. Но Лондон от этого предложения категорически отказался, а переговоры с Австрией по поводу возможности совместного раздела Османской империи начались лишь после отказа Порты удовлетворить требования России.
Впрочем, не успел еще Меншиков добраться до Константинополя, как 5 февраля Петербург получил крайне неприятное известие. Британский кабинет отозвал из Константинополя английского представителя полковника Роза и назначил своим послом лорда Ч. Стрэтфорда-Рэдклифа, личного врага Николая, которого царь оскорбил в 1832 г., не пожелав принять в качестве английского посла.
В ответ на это Меншиков, прибыв 28 февраля в турецкую столицу, намеренно повел себя вызывающе и отказался нанести традиционный визит министру иностранных дел Турции Фуад-эфенди, назвав его лживым субъектом, с которым он не может вступить ни в какие переговоры. Таким образом Меншиков уже в начале своей миссии принудил турецкого министра выйти в отставку. А поскольку он слабо разбирался в турецких реалиях, то английский посол использовал эту отставку для назначения на вакантную должность своего ставленника Решид-пашу, что во многом предопределило провал русской миссии.
Стрэтфорд же, с одной стороны, всячески стремился внушить русским, что Англия якобы не собирается помогать туркам в случае войны, а, с другой, настойчиво убеждал султана и его министров, что Англия и Франция не оставят их одних в войне с Россией, и что подчинение требованиям Петербурга для Турции равносильно отказу от государственного суверенитета.
Английский посол рекомендовал максимально уступить Меншикову, но при этом, во-первых, ни при каких условиях не соглашаться на то, чтобы эти уступки были выражены в форме сенеда, т. е. документа, имеющего международно-правовое значение, и, во-вторых, чтобы формулировка этих уступок не заключала в себе права царя вмешиваться в отношения между султаном и его православными подданными. Разумеется, Стрэтфорду было прекрасно известно, что рекомендуемые им уступки ни в коей мере не устроят Петербург и, безусловно, будут им отвергнуты. Так что игра его была беспроигрышной.
А вот как сам султан описывал переговоры с Меншиковым в своих письмах министру иностранных дел Франции Тувнелю:
«Меншиков в первых совещаниях, которые у него были со мной, пускал в ход угрозы против Турции и говорил о Франции и об Англии с ненавистью и презрением. Таким способом он пробовал заставить меня согласиться на сенед…»
Но, несмотря на такое агрессивное поведение русского посла султан, тем не менее, отмечал, что Меншиков вовсе не желал довести дело до разрыва:
«…Я в самом деле заметил, что князь Меншиков не имел намерения искать разрыва, но хотел избежать его, если это возможно. Что касается Решид-паши, то он мешал мирному исходу».
Уже в марте, прослышав о первых шагах Меншикова в Константинополе, Наполеон III приказал своему военному флоту, стоявшему в Тулоне, немедленно отплыть в Эгейское море и быть наготове. Париж бесповоротно решил воевать с Россией. Защита Турции от возможного русского завоевания представлялась императору французов решительно необходимой, в связи с французскими финансовыми вложениями в Османской империи и французскими экономическими интересами на Востоке вообще.
В результате с подачи английского посла Рифаат-паша (Решид-паша) 23 апреля послал Меншикову подписанные султаном два фирмана, т. е. два указа султана, формально удовлетворявшие большинство требований Петербурга относительно святых мест. Но при этом Порта, никак не мотивируя свой шаг, категорически отказалась подписать сенед, т. е. международное соглашение, аналогичного же содержания. Однако указ (фирман) султана мог быть в любую минуту им пересмотрен, тогда как для пересмотра сенеда требовалось согласие на это обоих подписантов. Следовательно, не было никакой гарантии, что Абдул-Меджид уже в скором времени под давлением Франции вновь не отменит привилегии, данные им православной церкви.
Таким образом, у России были все основания полагать, что Порта лукавит, принимая на себя обязательства, которые в будущем не собирается выполнять. Поэтому в тот же день последовал протест Меншикова в виде ноты, где он указал, что основные требования Петербурга не удовлетворены, поскольку не даны гарантии на будущее время, а именно это и составляет главный предмет забот его величества императора Николая I.
Кроме того, Меншиков сопроводил свою ноту уже наперед составленным проектом требуемого им сенеда, оговорив при этом фактическое право русского царя давать султану советы, касающиеся подданных Порты, исповедующих православие. Предъявив эту ноту протеста и проект сенеда, Меншиков фактически поставил ультиматум, дав султану десятидневный срок для ответа, пригрозив в противном случае разрывом сношений и своим отъездом из Константинополя:
«Посол мог бы рассматривать более долгий срок только как неуважение относительно его правительства, что возложило бы на него самые тягостные обязанности».
Тем временем 27 апреля султана Абдул-Меджида посетил Стрэтфорд, и, найдя его в угнетенном и обескураженном состоянии, успокоил:
«Я в заключение сообщил его величеству то, что я приберег только для него лично, — что, в случае неминуемо грозящей опасности, я имею инструкцию потребовать от командира морских сил ее величества в Средиземном море держать эскадру в готовности».
По окончанию срока ультиматума 3 мая министр иностранных дел Османской империи попросил об отсрочке на шесть дней для дачи окончательного ответа. В тот же день Меншиков направил ответную ноту, в которой уведомил, что он принужден разорвать отношения с Высокой Портой. Но, принимая во внимание, что Решид-паша лишь совсем недавно вступил в должность, и в надежде на благое просвещающее действие, которое окажет Решид-паша, князь Меншиков согласен еще несколько задержать свой отъезд и советует своему визави взвесить неисчислимые последствия и великие несчастья, которые падут на голову министров султана, если они будут продолжать упорствовать.
