Стенли Уаймен - Флори
Стенли Уаймен - Флори краткое содержание
Уаймен Стенли
Флори
Стэнли Уаймэн
ФЛОРИ
Перевод с английского Любавин Г.Л.
1643 год
Это произошло через месяц после моей свадьбы. Я запомнил этот день потому, что вся Франция праздновала победу при Рокруа. Но я думаю, что мало кто был тогда так же счастлив, как я. Стояло ясное летнее утро, и у меня было все, о чем я только мог мечтать. Река искрилась и журчала между сваями, солнечные лучи отражались от черепичных крыш и чердачных окон, но даже они были менее блестящи, чем судьба моего господина, монсеньера епископа - дворянина и блестящего придворного.
Конечно же, я был счастлив! Я вспоминал о маленькой хижине в лесах Беарна, в которой родился, видел лысую голову отца, сидевшего у подслеповатого окошка, его усталое лицо и думал о том, не слишком ли я высоко занесся. Высоко? Я только что женился на дочери королевского дворецкого, и иногда разговаривал с милордом, министром королевы - с человеком, в котором все остальные видели повелителя Франции, чье величие засияло на весь мир после смерти Ришелье.
Но этим утром, как, впрочем, и во все остальные, я напоминал себе, что человек, который высоко занесся, может так же легко и упасть.
Вскоре я спустился вниз, ожидая приезда монсеньера, который в это время обычно уезжал, чтобы присутствовать на Совете. Вернувшись, милорд потребовал к себе Просперо. Мне всегда казалось, что в звуке моего имени, когда его произносили вслух, было что-то зловещее, поэтому я нервно поспешил в кабинет. Но как я ни торопился, мне не удалось сделать это достаточно быстро, за что я и получил удары одновременно с двух сторон: дворецкий обругал меня и передал старшему клерку, а секретарь, ожидавший в дверях, схватил за шею и втолкнул в кабинет.
- Заходи, негодяй, заходи! - прорычал он мне в ухо. - И я надеюсь, что твоя шкура заплатит за все!
В этот момент на мне остановился взгляд монсеньера, и я даже задрожал. Он стоял посередине кабинета, и его полное лицо было бледным и угрюмым.
- Да! - воскликнул он, заметив меня. - Что он говорит?
- Говори! - закричал клерк, схватив меня за ухо и сжимая до тех пор, пока я не опустился на колени. - По-моему, у него довольно ума, чтобы притворяться!
- Да, я думаю, что его подкупили, - сказал секретарь.
- Он достоин того, чтобы его повесили, - поддержал их дворецкий, - не дожидаясь следующего проступка! И если милорд прикажет...
- Тихо! - воскликнул епископ, сурово посмотрев на меня. - Мы должны выслушать его.
Старший клерк выворачивал мое ухо до тех пор, пока я не вскрикнул.
- Неблагодарный! - воскликнул он. - Ты слышишь, что его милость обращается к тебе? Живо отвечай!
- Милорд! - жалобно воскликнул я. - Я не знаю, в чем меня обвиняют! И кроме того, я не сделал ничего дурного! Ничего!
- Ничего?! - раздалось полдюжины голосов. - Ничего?! - повторил клерк. - Ничего! Ты просто переписывал документ, и твое лживое перо написало пять миллионов населения вместо пяти сотен тысяч! Ничего! Ты только дал повод низким людишкам посмеяться над монсеньером в Совете и...
- Тише! - сказал епископ. - Довольно! Гоните его прочь и...
- Повесить его! - закричал дворецкий.
- Нет, дурень, отправьте его на конюшню, и пусть грумы как следует вздуют его. А что касается тебя, - сказал он, обращаясь ко мне, - то постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза или тебе же будет хуже!
Я бросился на колени, чтобы вымолить прощение, но епископ, в ушах которого все еще звучали насмешки Совета, был неумолим. Прежде чем я успел произнести хотя бы слово, дюжина услужливых рук подхватила меня и выкинула за дверь. Там меня ожидали гораздо более худшие вещи. На меня обрушился шквал пинков и ударов. Они старались изо всех сил, стремясь доказать хозяину свою преданность. Когда мне все-таки удалось выбраться во двор, они, насмехаясь и получая от этого огромное удовольствие, загнали меня в фонтан. Как только я пытался вырваться, они снова и снова окунали меня в воду. Наконец, совершенно замерзший и взбешенный, я предпринял последнюю отчаянную попытку и вылез наружу. Я бежал по двору, а за мной гнались мои мучители с кнутами, оставлявшими на теле раны, похожие на ножевые. Наверное, я был похож на зайца, спасающегося от волчьей стаи и петлявшего между кустами. Хотя я был проворнее своих преследователей, меня неминуемо ждал бы печальный конец, но тут я заметил открытые ворота и выскочил на улицу.
Я дрожал от ненависти и боли, промокший и босой, потому что во время драки я потерял свои башмаки. Было вообще чудо, что мне удалось выбраться на улицу.
К счастью, улица, на которой стоял дом моего господина, заканчивался маленьким переулком. Я нырнул туда и в первом же темном углу скорчился в груде отбросов. Неужели это я, который был так счастлив всего несколько часов назад! Я, который поднялся так высоко! Я, которого в мансарде этого дома ждала молодая жена!
Я не помню, сколько я там лежал, спасаясь от разыскивающих меня клерков, превративших мое несчастье в забаву для себя, в своеобразный спорт. А когда волнения улеглись и меня перестали искать, появилась женщина - она была не первая, кто обнаружил меня, но остальные только презрительно пожимали плечами и проходили мимо - и остановилась около меня.
- Какая белая кожа! - воскликнула ома, глядя на меня огромными глазами. Они так порвали мою одежду, что я был полуголый. - Ты не бродяга! Как же ты здесь очутился в таком виде, парень?
Я угрюмо молчал, стесняясь ее нескромного взгляда. Мгновение она удивленно меня разглядывала.
- Лучше иди домой, - сказала она, покачав головой, - иначе те, кто так отделал тебя, вернутся и закончат свою работу. Иди домой, парень, повторила она и пошла прочь.
Дом! Это слово означало новые мысли, новые надежды, новые привязанности! Я с трудом поднялся на ноги. У меня был дом - епископ лишил меня его, но у меня была еще жена, разлучить с которой меня мог только бог. Я почувствовал, что при мысли о ней во мне внезапно загорелся огонь, как в те моменты, когда я держал ее в своих объятиях. Я почувствовал прилив сил и, как был, больной и побитый, отправился назад, к месту своего позора.
Дворецкий и двое или трое его подручных стояли в воротах. Заметив мое появление, они разразились насмешками. Позади них возвышался высокий серый фасад дома монсеньера. Дворецкий хлопал себя по бокам и смеялся.
- Ха! Ха! Перед нами хромой и прокаженный со Двора Чудес! - кричал он. - Позаботьтесь о нем или он наградит вас чесоткой!
- Дорогой сир, ванна готова! - воскликнул другой, обращаясь ко мне. Вы справитесь сами или вам помочь?
Третий схватил меня и потащил к корыту, из которого поили лошадей. Прохожие - в эти дни у дворца нашего господина собиралось много зевак - с изумлением глазели на эту сцену.
- Я пришел за своими вещами, - дрожа, сказал я.
- Твои вещи! - воскликнул дворецкий, открыто насмехаясь надо мной. - Т в о и вещи, действительно! Убирайся и благодари бога, что тебе удалось так легко отделаться!
- Позвольте мне забрать вещи... из моей комнаты, - упрямо сказал я и попытался войти. - Они мои собственные!
Он пододвинулся, перегородив проход.
- Твои вещи? Они теперь принадлежат монсеньеру.
- Там моя жена!
Он отвратительно захохотал.
- Твоя жена? - переспросил он. - Да, правда, она не принадлежит монсеньеру, но она будет принадлежать мне.
Эта последняя капля переполнила мое терпение, и я дал выход так долго сдерживаемой ненависти. Он был выше меня на голову и шире в плечах. Я схватил его за горло. Он не ожидал нападения, и поэтому мне удалось свалить его на землю. Я успел ударить его по лицу, но тут его помощники оправились от изумления, набросились на меня и начали немилосердно избивать. Но все же я успел с удовлетворением заметить, что мне удалось разбить лицо дворецкого в кровь. Он поднялся на ноги, тяжело дыша и ругаясь.
- В Шатле его! - закричал он, выплевывая зуб и размазывая по лицу кровь и грязь. - Он хотел ворваться в дом! Я призываю вас в свидетели, что он хотел ворваться в дом!
- Да, в Шатле его! В Шатле! - кричала толпа, поддерживая моих мучителей.
Он был дворецким милорда епископа, а я выглядел как бродяга и негодяй. Ко мне потянулась дюжина рук. Мне не было спасения, но в этот момент показалась карета, заставившая всех нас прижаться к стене. Я улучил мгновение и бросился почти под ноги лошадям - я был доведен до отчаяния и действовал скорее как сумасшедший - и вырвался на свободу. Мгновение спустя я уносился вниз по улице Инфанты, слыша за спиной крики "Караул!" и "Держи вора!"
Как я уже говорил, я был в полном отчаянии. За какой-то час мир вокруг меня перевернулся. За какой-то час я был вырван из привычной, скромной, но надежной жизни и выброшен на улицу. Передо мной маячил призрак виселицы. Я позабыл о побоях позабыл о ноющей спине, надеясь только на быстроту ног, заставляя их делать нечеловеческие усилия. К счастью, начало темнеть и я смог увеличить отрыв на несколько дюжин ярдов. Я так быстро перебежал к углу Пале-Рояля, что королевские гвардейцы, не знавшие причины переполоха, не успели схватить меня. Оттуда я инстинктивно повернул налево и, все еще слыша крики моих преследователей, побежал к старому мосту, ведущему в Ситэ, где я знал все переулки и проходы. Но на мосту уже поднялась тревога и передо мной снова замаячил призрак Шатле - я уже представлял его угрюмую громаду - спиной же я чувствовал, как воздух сотрясался от криков:
