Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва
Обзор книги Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва
Радзинский Эдвард
Наполеон - исчезнувшая битва
Эдвард Радзинский
Наполеон: исчезнувшая битва
Журнальный вариант
Долго смотрел я на свою, увы, дрожащую руку: переплетение морщин таинственная карта...
Однако к делу. С острова Святой Елены вернулся мой сын... Нехороша фраза. Нет в ней силы, как любил говорить император. Он умел чеканить строки. Его обращения к армии... "красноречие победы"...
Король (Луи Филипп*) послал целую делегацию выполнить последнюю волю императора - привезти его тело в Париж. Я не поехал: мне восемьдесят лет, и я вижу все хуже и хуже. Книги, труд с пером убили мое зрение...
А на остров за гробом отправилась знакомая (но уже прополотая временем) компания - те, кто разделял со мной изгнание императора.
Поехали:
Мой сын.
Гофмейстер двора императора граф Бертран. Теперь ему под семьдесят. Его белокурая жена Фанни умерла, он поехал с сыном.
Камердинер императора Луи Маршан. Я помню его юношей, а нынче он почтенный буржуа.
Слуги императора Сен-Дени и Новерра - повар и конюх.
Генерал Гурго. Этот несносный человек сохранил свой отвратительный характер и в долгом плавании сумел перессориться со всеми.
Не поехали:
Я.
Граф Монтолон. Говорят, что за какие-то девять лет он промотал полтора миллиона франков. Буквально за несколько месяцев до поездки он поступил на службу к племяннику императора (Луи Наполеону, ставшему после смерти римского короля наследником династии Бонапартов*). Монтолон умудрился возглавить экспедицию, которая должна была свергнуть короля и возвести на трон Луи Наполеона. Эти идиоты решили повторить подвиг покойного императора. Но легендарный побег с острова Эльба превратился в жалкую комедию. В их заговоре, конечно же, участвовали агенты короля, и, когда простаки высадились в Булони, их уже ждали. Графа Монтолона осудили на двадцать лет.
Врачи, лечившие императора, О' Мира и Антомарки. Оба этих лекаря весьма поспешно последовали за знаменитым пациентом. Мне хочется написать - слишком ПОСПЕШНО...
На острове императора похоронили, как он того желал, - подле родника с чистой водой, текущего мимо двух ив, на небольшой полянке, заросшей цветами. Место называлось "Долина герани". Хорошо помню, как он впервые увидел это место с вершины оврага. И усмехнувшись, сказал мне: "Здесь меня следует похоронить". Это случилось месяца через три после нашего приезда. Он тогда был отменно здоров, в расцвете сил - ведь ему не было и пятидесяти... Так что я только улыбнулся.
Но там его и похоронили. Там он и лежал почти двадцать лет и ждал, пока за ним приедут из Парижа. Ждал под безымянной плитой, которую охраняли английские солдаты.
Я не видел ни похорон, ни могилы. Император умер после того, как меня увезли с острова...
Сын рассказывал мне: когда подняли безымянную плиту, под нею оказались еще несколько тяжелых плит (две были отлиты из металла). Император покоился в четырех гробах, заключенных друг в друга. Так англичане стерегли его после смерти... Наконец открыли последний гроб. В истлевшей одежде, покрытый истлевшим синим плащом с серебряным шитьем (в нем он был при Маренго)... император лежал совершенно... живой. Он был таинственно не тронут тлением!
И Бертран воскликнул:
- Как он помолодел... юноша!
- Просто мы стали стариками, - ответил Маршан, - а император все такой же.
- Нет, - прошептал Бертран, - он отчего-то не подвергся тлению. А ведь его не бальзамировали...
- Он всегда побеждал, - сказал Маршан. - Победил и тление.
Фраза слишком патетичная для бывшего камердинера. Я услышал в ней голос императора. После чего Маршан вынул бумагу и прочел несложные и странные строки:
- Император завещал передать вам: он всегда знал, что вернется в свой город, и Париж еще услышит хорошо знакомое: "Да здравствует император!"
Мой сын сказал, что все это было написано рукой самого императора. И тогда вся компания прокричала над открытым гробом:
- Да здравствует император!
Теперь я уверен: Маршан всё знал. И император знал, что не подвергнется тлению...
Я пошел встречать его гроб, когда он прибыл во Францию, хотя сын отговаривал - декабрь, ледяной ветер... Я стоял в толпе. И в меркнущем свете (мои глаза!) неясно видел, как гроб, покрытый черным покрывалом, плыл в воздухе, качался на фоне парусов. Император вернулся.
Я сильно простудился. Встану ли?..
Открываю записную книжку и в который раз перечитываю старые записи. Его тайна...
25 ноября 1816 года я в последний раз видел императора.
В ту ночь, вопреки обыкновению, он отпустил меня рано. Я тотчас уснул, но посреди ночи проснулся от ужасающего грохота. Выбили дверь. Ворвались. Зажгли свечи... Солдаты побросали мои вещи в сундуки. Как я боялся вмешательства императора! У его постели всегда стояло заряженное ружье... Но из спальни не донеслось ни звука. Неужели он не проснулся? Какое счастье!.. Меня вывели в ночь. И в окне я увидел... лицо императора! Освещенный свечой - ее держал Маршан - император совершенно спокойно смотрел, как меня уводили...
Только теперь я понимаю: он этого хотел. Ведь вместе со мной на волю уходило все, что он рассказал мне...
Через час я сидел в маленькой камере. Утром пришел губернатор. Говорят, доктор О'Мира рассказал ему о слабом здоровье моего сына - просил не высылать меня. Губернатор ответил: "Что значит для большой политики смерть одного ребенка!"
Губернатор проследовал в камеру. Потрясая моим (перехваченным) письмом, он кричал, что предупреждал меня не писать клевету на него и английскую корону, прославляя преступника - генерала Бонапарта (так он называл императора). Я тотчас предупредил, что хотя сейчас, к его счастью, я безоружен, но - клянусь честью Лас-Казов! - впоследствии отыщу его хоть на дне морском. И он мне ответит - мы будем драться!.. Жалкий трус пытался расхохотаться, но по лицу было видно - испуган.
Потом меня посадили на корабль, идущий до мыса Доброй Надежды. Я заболел тропической лихорадкой, несколько месяцев провалялся в госпитале. Но Господь помог мне. Вопреки приказу губернатора, меня с сыном отправили в Лондон. Мои бумаги были опечатаны и лежали в каюте капитана. В Лондоне их отобрали. Но кое-что я сумел спрятать...
Через много лет я вернул все свои бумаги. И написал книгу, которая стала знаменитой. Я составил ее из записей, которые продиктовал мне император. Величайшие умы нашего времени признают, что во многом благодаря этой книге он вновь стал кумиром просвещенной Европы.
И вот вчера вернулся на родину и его прах. Но только теперь, вспоминая все, перечитывая заново свои бумаги, я догадался... Я не понимал главного. Все мы - я, его свита, охранники, губернатор и даже сам остров, на который его сослали, - были лишь жалкими марионетками в игре императора. Точнее - в его последнем сражении, которое он выиграл при нашей общей помощи.
Да, я часто перечитываю его слова... И все, что произошло, представляется мне совсем в ином свете. И его смерть - тоже.
О себе. Я, Эмманюэль Огюст Дьедонне Мариус Жозеф маркиз де Лас-Каз, происхожу из древнего рода - еще в ХI веке мой предок прославился в сражениях с маврами. Я появился на Божий свет в родовом замке Лас-Казов в департаменте Верхняя Гаронна.
Судьба будто направляла нас друг к другу. Я учился в том же Парижском военном училище, которое четырьмя годами позже окончил император. Я был морским офицером, когда познакомился на Мартинике с Жозефиной де Богарне (тогда ее звали Мари Жозе-Роз Таше де ля Пажери). Креолка, она - само желание, маленькая богиня... Потом судьба разбросала нас. После революции я эмигрировал, был в армии принца Конде, сражавшейся против Республики. И только при императоре получил возможность вернуться во Францию. Тогда я и узнал обо всех событиях бурной жизни моей хорошей знакомой. Оказалось, она переехала в Париж, где вышла замуж за виконта де Богарне, впоследствии генерала революции (и, конечно же, гильотинированного той же революцией). Креолку спасло только падение Робеспьера. Ну а далее, как известно, она стала женой генерала Бонапарта и, наконец, императрицей французов.
Благодаря Жозефине (во-первых) и собственным достоинствам (во-вторых) я сделал карьеру в империи: получил графский титул, пост камергера и успешно исполнил ряд секретных дипломатических поручений. Но главное - стал автором "Исторического и географического Атласа", весьма популярного в Европе.
В окружении императора я появился после его возвращения с Эльбы, во время великих Ста дней, "когда орел вновь распростер крылья над Францией" (его фраза). Но только после Ватерлоо, в дни отречения, я оказался рядом с императором, сблизился с ним. И вместе с ним отправился на Святую Елену.
Я пробыл там почти год, и все это время непрерывно вел записи под диктовку императора. Порой мы работали по шестнадцать часов в сутки... пока не наступил тот самый день - 25 ноября 1816 года...
