Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет
Обзор книги Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет
Дэвид Гриффитс
ЕКАТЕРИНА II И ЕЕ МИР
Статьи разных лет
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
В сборник трудов одного из лучших знатоков России XVIII века Дэвида М. Гриффитса «Екатерина II и ее мир. Статьи разных лет» вошли переводы не только публиковавшихся прежде в западных периодических изданиях и сборниках работ автора (в том числе двух предисловий, написанных им: одно — к англоязычному изданию Жалованных грамот 1785 года, другое — к монографии Хью Д. Хадсона-мл. о Демидовых и металлургической промышленности в России XVIII века){1}, но и тех статей, которые в силу разных причин оставались неопубликованными, некоторые из них — в течение нескольких десятилетий. К этой группе относятся пять из семнадцати статей, представленных в сборнике{2}.
Составители выражают благодарность автору, предоставившему свои рукописи для перевода и публикации, а также редакции журнала «Уральский исторический вестник», позволившей воспроизвести на страницах этого сборника ранее опубликованный в этом издании авторизованный перевод статьи «Пролетарии по указу: история приписных крестьян в России (1630–1861 гг.)», написанной Дэвидом Гриффитсом в соавторстве с Хью Д. Хадсоном-мл. и Брюсом Дж. Дехартом.
Майя Лавринович Игорь ФедюкинАлександр Каменский.
Русский XVIII век Дэвида Гриффитса
За последние двадцать лет на русский язык переведено немало трудов западных историков-русистов, в том числе книг по истории России XVIII века. Читателя, знакомого с этими книгами, вряд ли нужно убеждать в том, что английские, американские, французские, немецкие, итальянские ученые, посвятившие всю свою жизнь серьезному изучению истории и культуры далекого прошлого нашей страны, — это по большей части люди, симпатизирующие России, хорошо знающие и понимающие нашу страну. К числу таких ученых, несомненно, принадлежит и американец Дэвид Марк Гриффитс.
Особенность данной книги заключается в том, что она представляет собой не монографическое исследование, а сборник статей. Среди историков нередко встречаются ученые, которые работают преимущественно в жанре научной статьи и не любят или не умеют писать длинные многостраничные сочинения. В случае с Гриффитсом это не так, поскольку он является автором фундаментального исследования о начальном периоде русско-американских отношений, в основу которого положена его докторская диссертация и которое, к сожалению, до сих пор остается неопубликованным именно в силу своего объема{3}, значительно превосходящего принятые стандарты американских научных изданий. Однако и в качестве автора статей Гриффитс завоевал репутацию одного из ведущих западных специалистов по России XVIII века, чьи работы оказали серьезное влияние на его коллег на Западе и в самой России. Впрочем, необходимо оговориться: как и с трудами других западных коллег, с работами Гриффитса российские историки смогли впервые познакомиться лишь в конце 1980-х — начале 1990-х годов. На протяжении десятилетий советского времени вся западная историография России клеймилась как исключительно «буржуазная», большая часть зарубежных научных изданий если и проникала в наши библиотеки, то отправлялась прямиком в спецхран, а непосредственное общение с иностранными коллегами было редким и проходило под бдительным надзором «искусствоведов в штатском». Считалось, что владеть иностранными языками для советских историков-русистов — излишняя роскошь, и если упоминания о зарубежных исследованиях и попадали в историографические обзоры, то исключительно ради их критики.
Не секрет, что изучение русской истории на Западе превратилось в самостоятельную научную область лишь во второй половине XX века, когда в условиях конфронтации с СССР и «холодной войны» правительства западных стран и частные фонды стали щедро финансировать соответствующие исследования{4}. Само это обстоятельство, казалось бы, подтверждает тезис советских пропагандистов о том, что вся западная историография России лишь играла отведенную ей роль в идеологической борьбе с коммунизмом, а потому спецхран и был самым подходящим местом для работ зарубежных ученых. Однако в действительности — как часто бывает, когда власть пытается предпринять что-либо при помощи профессионалов, — результат оказался не вполне тем, на который рассчитывали.
На первый взгляд, для целей идеологической борьбы с коммунизмом следовало сконцентрировать усилия исключительно на советской истории. Но в том-то и дело, что формирование западной русистики определялось не только политическими нуждами, но и тем, что, собственно, движет наукой — стремлением понять. Именно стремление понять эту необычную страну, победившую фашизм и запустившую первого человека в космос, но упорно отгораживавшуюся «железным занавесом» от остального мира и угрожавшую ему, как казалось, своим атомным арсеналом, пробудило острый интерес к ней и привело в западную русистику сотни молодых ученых, основа мотивации которых была не столько идеологической, сколько сугубо научной. При этом для того, чтобы понять Россию, резонно полагали они, необходимо было обратиться не только к советской, но ко всей ее тысячелетней истории. К тому же, когда русистика сформировалась как самостоятельная отрасль западной исторической науки, выяснилось, что, несмотря на все идеологические установки, которым историки, конечно же, тоже были подвержены, и в этой, как и во всякой другой, научной области невозможно достичь единомыслия. Существующий в западной русистике спектр взглядов и концепций всех периодов российской истории чрезвычайно широк, за последние десятилетия в ней состоялось немало научных дискуссий, и уж конечно западные историки никогда не выступали как сплоченный отряд борцов единого идеологического фронта. Поэтому, как осторожно заметил Майкл Дэвид-Фокс, «влияние “холодной войны” на американские исследования России — тема не такая простая, как ее часто представляют… она заслуживает особого внимания со стороны ученых, которым она, к сожалению, до сих пор была явно обделена»{5}. Во всяком случае, очевидно, что влияние идеологии «холодной войны» на западных историков было далеко не столь всеобъемлющим, как это представлялось советским борцам с «буржуазными фальсификаторами истории», хотя, конечно же, их исходная система ценностей, не говоря уже о методологических установках, была совершенно иной, чем у советских историков. Необходимо также иметь в виду, что западная русистика неизбежно реагировала на все изменения, которые происходили в мировой исторической науке, и появлялись работы, написанные в русле и «новой социальной истории», и тендерной истории, и истории ментальностей и других направлений, которые российские историки начали интенсивно осваивать лишь в постсоветский период.
Что же касается истории XVIII века, то в попытках понять Россию ей была отведена особая роль, поскольку именно тогда наша страна превратилась в империю, стала играть активную роль на международной арене, но главное — приобрела многие из тех черт, которые сохраняла на протяжении последующих столетий. Успешному изучению этого периода способствовали два важных обстоятельства. Во-первых, в результате грандиозной по своим масштабам работы русских дореволюционных историков по публикации документов XVIII века была создана весьма репрезентативная источниковая база, позволявшая исследовать многие проблемы российской истории этого времени без обращения к архивам, доступ к которым зарубежных ученых был затруднен. Во-вторых, вынужденные работать в узких методологических и идеологических рамках, советские историки сконцентрировали свое внимание на достаточно узком спектре проблем преимущественно социально-экономической истории, оставляя значительные лакуны, которые и заполнялись западными коллегами. Одной из таких лакун являлась политическая история России середины — второй половины XVIII века[1]. Эпоха Екатерины Великой и стала предметом профессиональной деятельности Дэвида Гриффитса.
Выпускник Колумбийского университета (1964), где он учился у Марка Раева, Дэвид Гриффитс уже через три года, что по американским меркам очень короткий срок, защитил в Корнельском университете диссертацию, написанную под руководством Уолтера Пинтнера, а с 1968 года и вплоть до выхода на пенсию в 2007 году, то есть почти сорок лет, преподавал в Университете Северной Каролины в Чепел Хилле. За эти годы он принял участие в многочисленных научных конференциях и опубликовал десятки статей, завоевав, как уже отмечалось, репутацию одного из лучших знатоков русского XVIII века. В своем резюме, составленном в 1997 году, профессор Гриффитс определил область своих научных интересов следующим образом: «Россия XVIII века. Социальная и интеллектуальная история. Марксизм». Если первый из названных компонентов описывает предметную область, которой посвятил себя историк, второй — научные направления, в которых он работал, то третий компонент — марксизм — может показаться несколько неожиданным. Однако, как убедится читатель, именно подобное сочетание оказалось чрезвычайно плодотворным: оно позволило Гриффитсу получить серьезные научные результаты.
