Абдурахман Авторханов - Технология власти
Обзор книги Абдурахман Авторханов - Технология власти
Авторханов Абдурахман
Технология власти
Абдурахман Авторханов
Технология власти
"Технология власти" - одна из наиболее известных и популярных в мире книг видного политолога русского зарубежья. Автор исследует функционирование механизмов советской партократической машины власти.
СОДЕРЖАНИЕ
Часть первая БУХАРИН ПРОТИВ СТАЛИНА
I. Начало конца
П. "Теоретический штаб" ЦК ВКП(б)
Кадры правых
Сибирский план Сталина
V. Первые аресты в ИКП
VI. "Теоретическая бригада" ЦК
VII. Партия в партии
VIII. Разгром Московского комитета
IX. На допросе в ЦК
X. Рекогносцировка в стане бухаринцев
XI. Сталин создает "правых"
XII. Бухарин ищет "союзников"
Политические комиссары над правыми
Бухарин и Томский
XV. Нелегальный "Кабинет Сталина"
XVI. Сталин встречает Новый год
XVII. Бухарин переходит в наступление
XVIII. Сталин как "политик нового типа"
XIX. Сталина объявляют "великим"
XX. Подольское совещание
XXI. Коминтерн - сектор "Кабинета Сталина"
XXII. Капитуляция правой оппозиции
Случайности и закономерности в карьере Сталина
Мое выступление в "Правде" по национальному вопросу
Часть вторая. ТРИУМФ СТАЛИНА
I. Пропагандная лаборатория ЦК партии
II. От партии Ленина к партии Сталина
III. Группа Сырцова
IV. Группа Смирнова
V. "Национальная оппозиция" в партии
VI. Генеральная чистка 1933 года и XVII съезд
VII. Великая чистка
VIII. Ежовщина
IX. Л. Берия
X. Процесс Бухарина
XI. Итоги "Великой чистки" партии
XII. Социальное лицо партии Сталина
XIII. Сталин на войне и после нее
Часть третья. ПАДЕНИЕ СТАЛИНА
I. Подготовка новой чистки и загадка смерти Сталина
II. Хрущев против Сталина
Сталин и Макиавелли
Разоблачение исторических легенд о Сталине
V. Развенчание Сталина как классика марксизма
VI. Возврат к Сталину?
VII. "Просвещенный сталинизм"
VIII. Силуэты портретов "коллективного руководства"
Эпилог. Революция в Кремле
Часть четвертая (дополнительная)
ОТ ХРУЩЕВА К БРЕЖНЕВУ
I. Свержение Хрущева
П. Режим в движении
От Хрущева к Брежневу: проблемы и трудности коллективного руководства
Проблемы смены и преемственности в кремлевском руководстве
V. Единство и противоречия в треугольнике диктатуры
(партия, полиция, армия)
Часть первая
БУХАРИН ПРОТИВ СТАЛИНА
I. НАЧАЛО КОНЦА
Еще в обеденный перерыв нам сообщили, что в шесть часов вечера состоится экстренная и весьма важная лекция. Тема лекции не была названа, и имя лектора держалось в тайне. Однако нас предупредили, что явка для всех студентов Института красной профессуры (ИКП) обязательна. Пропуск на лекцию - по партийным билетам с дополнительным предъявлением студенческих удостоверений.
Столь строгий порядок слушания лекции и инкогнито лектора вызвали всеобщий интерес. Начали гадать, судить и рядить. Некоторые обращались даже лично к ректору ИКП, Михаилу Николаевичу Покровскому, но тщетно. Само здание ИКП (до революции в нем помещался лицей имени цесаревича Николая - Москва, Остоженка, 53) начало принимать торжественный вид. Наскоро сочинялись лозунги, и их старательно выводили белой краской на красных полотнищах. Вывешивались портреты основоположников марксизма, исполненные масляными красками и одолженные, видимо, по столь торжественному поводу у других высоких учреждений. Уборщицы мыли и натирали "во внеочередном порядке" полы. Рабочие чистили двор. Библиотекарши выставляли лучшие книги. Трубочисты лазили по крышам, профессора заняли очередь у парикмахера.
Мы продолжали гадать: в связи с чем устраивается вся эта "потемкинщина". Старожилы-уборщицы рассказывают нам, что подобный переполох происходил у них в случае "высочайшего визита", но ведь Зиновьев, Бухарин, Угланов бывают здесь запросто, следовательно, приезжает не кто иной, как сам Михаил Иванович "Калиныч" -подсказывали нам уборщицы.
Однако если в глазах "простого народа" Калинин был "красным царем", то мы, "красные профессора", измеряли вождей революции по нескольку иному масштабу - политическому и теоретическому. И, с точки зрения этого масштаба, нам казалось, что "Калиныч", хотя и симпатичный старичок, но как политик чужая тень, а как теоретик - круглый нуль. Впрочем, визит "президента"- тоже событие для Института. Мы готовы были снисходительно выслушать и Калинина.
Я занимал комнату в общежитии ИКП на Пироговке. Чтобы не опоздать на важную лекцию, я приехал на полчаса раньше. И неожиданно для себя застал Институт в великом трауре.
В коридорах толпились студенты и тихо, почти шепотом, разговаривали о чем-то таинственном. Профессора успели побриться, но веселее от этого не стали. Торжественная печаль переживаемого момента лишь еще резче подчеркивалась видом их свежевыбритых лиц. Они говорили на темы истории древних вавилонян - "беспартийная" тема, казалось, была нарочито выбрана, чтобы уйти подальше в глубь веков от неприятной современности. Уборщицы, уже в белых халатах и красных платочках, поглядывали исподтишка то на студентов, то на профессоров, явно недоумевая, чего это люди повесили носы накануне столь великого события.
Только наш всеобщий любимец - швейцар Дедодуб -стоял на своем "революционном посту" спокойно и невозмутимо. Не без важности любил он повторять:
- Честно служил четырем царям и всех четырех пережил.
- Последним был Николай Кровавый. Сколько же вам выходит тогда лет, Дедодуб? - спросил я его однажды.
- Последним был Ленин,- увильнул он от прямого ответа.
Между прочим, когда я начинал просвещать Дедодуба, говоря, что Ленин вовсе не был царем, а был самым обыкновенным человеком, которого революция избрала своим вождем, старик ехидно улыбался, приговаривая:
- Да, Николай был человеком, Ленин был человеком, я тоже человек. А вот вы книжники, талмудисты. В книжках родились, в книжках и умрете, не послужив ни царям, ни людям, ни даже себе самим... Ох, жалкий народ этот книжный народ...
Но сегодня Дедодуб был именинником и готовился с достоинством открыть дверь перед пятым царем - Михаилом Ивановичем Калининым. Траур Института до него явно не доходил.
Между тем, Институт все больше погружался во тьму.
Порывшись некоторое время в эмигрантских газетах в парткабинете, я направился в актовый зал. Шептавшимся по углам я на ходу бросил:
- Скоро шесть, пойдемте на лекцию.
Но зал был наглухо закрыт. У входа караулило незнакомое мне лицо в штатском. Я вернулся к толпе и спросил:
- В чем дело? Будет лекция?
Никто не обратил внимания на вопрос. Только мой друг Сорокин подошел ко мне и едва слышным голосом процедил сквозь зубы:
- Дело плохо, очень плохо.
- А именно?
- Не знаю...
- Почему же ты думаешь, что плохо?
- Не думаю, а знаю.
- Так говори же, в чем, в конце концов, дело?
- Не знаю.
Отчаявшись узнать у Сорокина что-либо путное, я направился в учебную часть. Наша секретарша Елена Петровна, всегда веселая и предупредительная, на этот раз была тоже явно не в духе.
- Зубная боль? - спросил я.
- Хуже,- ответила она.
- Будет лекция?
- Не знаю.
- Простите, Елена Петровна, но я ничего не могу понять. Что у нас тут, "заговор глухонемых" организовался,
что ли? Или мы находимся у порога всеобщего столпотворения?
- Вы попали в точку
- То есть? - спрашиваю я.
- Значит: заговор и столпотворение.В ее тоне не было даже намека на иронию. Вошедший секретарь партийной ячейки ИКП Орлов
попросил доложить Михаилу Николаевичу, что заседание бюро будет в парткабинете и что все ждут только его.
- А лекция? - спросил я Орлова.
- Будет в семь часов.
- Можно присутствовать на бюро, товарищ Орлов?
Орлов пробормотал себе под нос что-то вроде: "чего, мол, жужжишь, как назойливая муха" - и вышел.
Елена Петровна ушла докладывать Покровскому. Я же, мучимый любопытством, решил все-таки попытать счастья и направился в парткабинет.
Я догнал Орлова почти у двери парткабинета. Орлов был старшекурсником, "профессор без пяти минут", как мы в шутку величали выпускников. Он смерил меня с ног до головы, словно видел в первый раз, но не сказал ничего. Мы с самого начала невзлюбили друг друга: я его - за высокомерие, он меня - за непочтительность. Я вошел в парткабинет.
Там собралось уже много людей и все сидели молча. Я опять начал рыться в тех же самых газетах в ожидании того, что произойдет дальше. Во мне говорило уже не любопытство, а упрямство. Если Орлов скажет; уходи останусь; если же ничего не скажет - уйду сам,
Но Орлову, видно, было не до меня. Когда вошел Покровский в сопровождении секретаря Краснопресненского райкома Никитина, все ожили. Орлов попросил членов бюро занять места и объявил заседание открытым. Речь его была краткая, но очень ядовитая.
-Величайшее злодеяние, о котором мы сейчас узнали,