Александр Шульгин - TiHKAL
Недавние опыты на приматах показали, что у некоторых животных наблюдается долгосрочные изменения в серототинных системах мозга. Проследить такие изменения в человеке пока никому не удавалось.
Я убежден, что такого типа инструмент должен использоваться как дополнение к психотерапии. Но официальная позиция такова: МДМА обладает большим фактором риска и не имеет ценности для медицины. По-моему, эта позиция не верна, так как степень риска для человека невозможно выявить на опытах с животными, а МДМА, как показали исследования, менее токсичен, чем одобренный ФДА фенфлюорамин — препарат, подавляющий аппетит. Я вижу огромное количество показаний к медицинскому применению МДМА. Но ФДА не разрешил провести оценку нового препарата, и поэтому, так как ФДА не считает МДМА "применяемым во врачебной практике препаратом", она практически запрещают это вещество к применению в медицинских целях. А ведь МДМА отлично зарекомендовал себя во многих случаях клинического лечения и терапевтического вмешательства.
Но в связи с тем, что МДМА привлек внимание властей в то же время, что и знаменитые аналоги Фентанила, его тоже обозвали "авторским препаратом", то есть веществом, не имеющим пользы и потенциально опасным, DEA считает его галлюциногеном, хотя МДМА — не галлюциноген.
Как теперь можно обнаружить препараты с похожим действием? Согласно действующему законодательству все они будут по определению аналогами, то есть будут иметь действие, по существу похожее на действие запрещенного вещества, и все попытки его изучения при помощи экспериментов с людьми без разрешения FDA будут уголовно наказуемы. А насколько я знаю, никакие опыты с животными не смогли бы выявить те уникальные способности МДМА, которые отличают его от близких по структуре стимуляторов.
Это только один пример того, как из-за господствующих политических и научных взглядов закрываются целые направления изучения неисследованных областей человеческого сознания.
Пытаясь помочь правоохранительным органам, пытаясь пропагандировать идеал социального поведения, мы позволили властям принять законы, отнявшие у нас свободу научного поиска. Если мы и дальше будем молчать, соглашаться со сложившейся ситуацией, мы потеряем не только единство научного мира, но и, как я уже говорил, мы потеряем огромное количество важной научной информации, важной не только для ученых, но и для всего общества в целом.
Открытия в области функционирования человеческого сознания должны делаться на виду, а не в подполье. Попытки разработать общий словарь для разных уровней личного опыта, попытки поделиться информацией и теориями по поводу новых фактов — все это должно делаться открыто, а не в виде засекреченных переговоров и анонимных публикаций.
Изучение человеческого сознание — насущная проблема для продолжения человеческого рода. И мы должны приложить немало усилий в этом направлении, мы должны использовать все инструменты, но только с осторожностью, любовью и уважением.
ГЛАВА 23. ЗАГАДОЧНЫЙ МИСТЕР ДЖОНС
(Рассказывает Шура)
В одной из предыдущих глав я упомянул о своей поездке в Австралию, где я, помимо прочего, разыскивал лозняк и некоторые виды акаций. Я также рассказал о своих прогулках по чудному городу Сиднею, но я не объяснил основной цели моей поездки.
Так вот, я прибыл туда по приглашению адвокатов по делу о криминальном использовании препарата под названием Нексус. Анализ показал, что в его пробах содержится высокий процент вещества 2С-В, которое впервые синтезировал и описал я. Теперь я должен был давать свидетельство о свойствах этого вещества в зале суда. Нам с Алисой забронировали номера люкс в дорогом отеле Шеридан в тихом районе Сиднея. Больше всего меня поразила громадная разница в судопроизводстве между Австралией и США. Например, роль адвокатов и юристов здесь совсем другая. Так как слушания несколько раз откладывались, у нас было много времени, чтобы ознакомиться с городом и его жителями.
В числе прочего мы обнаружили, что телефон играет в жизни сиднейцев гораздо более важную роль, чем для средних американцев, также мы были сильно удивлены странными названиями для видов приготовления кофе. На улице часто можно было увидеть ветхих старушек, разговаривающих по сотовому телефону по пути в магазин. А когда мы подымались на площадку обозрения, из 16 человек в лифте — четыре говорили по сотовому. Неожиданным оказался способ произнесения телефонных номеров. Если в Америке нужно произнести две одинаковых цифры в номере, мы говорим, к примеру: три, два, два, пять. В Сиднее в этом случае сказали бы: три, дважды два, пять. А как насчет 1333? Один, трижды три. Я спросил у нашего друга-адвоката, что делать, если подряд идут четыре цифры, скажем 255558? Оказалось — два, дважды пять, дважды пять, восемь. По поводу пяти цифр никто не смог дать вразумительного ответа.
С кофе поначалу возникли проблемы. Я пью черный кофе, Алиса — кофе с молоком. Чтобы заказать черный кофе в Сиднее нужно спросить (без жестов, пожалуйста) "длинный черный", кофе с молоком — "простой белый". Эспрессо — "простой черный", а каппучино — довольно скучно, тоже «каппучино». Попытка попросить налить полную чашку ни к чему не приводит, хочешь больше — покупай вторую чашку.
Две детали, связанных с уголовным делом были для нас особо важны, и обе касались книги PIHKAL — нашей предыдущей большой публикации. Во-первых, мы узнали, что в Австралии есть цензура. Во-вторых, и это вызывает особое любопытство, нам не удалось узнать, кто осуществляет эту цензуру.
В США существует замечательная поправка к конституции, дающая нам право говорить и писать о чем мы хотим. И хотя эту поправку, бывает, пытаются обойти, в большинстве случаев суд уважает ее. Раньше я считал, как многие простые американцы, что во всех развитых странах дела со свободой слова обстоят так же, но на самом деле только в США этот принцип является основополагающим. Мы столкнулись с этим, пытаясь опубликовать PIHKAL в разных странах. Также мне было известно, что Николас Сондерс имел неприятный опыт общения с австралийской таможней, по поводу партии его известной книги "E for Ecstasy". Ему было заявлено, что из-за провокационного содержания книга не может ввозиться в страну. Чтобы вызволить арестованный тираж, нужно было начинать процесс, затраты на который превысили бы стоимость книг. Все случившееся было очевидным проявлением цензуры.
Интересен антагонизм Австралии и Англии. Несколько лет назад была написана книга о британской разведке Ми-5 или Ми-6, причем там содержались неприятные для разведки комментарии. В Англии книгу сразу же запретили, зато она была опубликована в Австралии, и люди, возвращавшиеся из Австралии в Англию брали с собой по десять копий. В теории книга была запрещена к ввозу, согласно соображениям национальной безопасности — так обычно оправдываются развитые страны, пытаясь сохранить лицо перед мировой общественностью. Но в результате, когда много копий попало в страну, властям пришлось снять свой запрет. Из этой истории следует, что в Англии есть список запрещенных книг. Что-то такое есть и в Германии. Один немецкий переводчик очень хотел перевести PIHKAL. Я осведомился о возможности публикации у знакомого немецкого издателя, и он сказал, что хотя книгу можно будет напечатать, она сразу же попадет в некий список и в свободной продаже не появится.
Мне сказали, что PIHKAL внесен в Австралии в список запрещенных книг, но мне не верилось в это, так как я посылал туда несколько больших посылок с частью тиража. Может их не проверяли, потому что они были частными посылками, и я посылал их, не указывая своего обратного адреса? А потом, я видел очень много провокационной печатной продукции в сиднейских книжных магазинах: порнография, секс, терроризм. Например, в большом книжном магазине «Диникс» отдел с такими книгами располагался недалеко от отдела детской литературы. Там были и порнографические фотоальбомы и учебники для анархистов. Может, цензура больше всего интересуется наркотиками? Один химик, работающий на правительство, которому приходилось давать свидетельства в суде, сообщил мне, что каждый раз, когда он упоминает мою книгу, ему приходится пояснять, что у него есть специальное разрешение на доступ к ней. Следовательно, книги не может быть в свободной продаже.
Во время моего пребывания в Сиднее я выступил с докладом перед членами ассоциации судебных экспертов Австралии и Новой Зеландии — большинство из них были химиками и токсикологами. Поначалу меня приняли холодно — я должен был свидетельствовать в пользу защиты, а некоторые из них будут выступать со стороны обвинения, но когда я начал доклад, зал оживился. Когда я почувствовал, что контакт с аудиторией установился, я упомянул несколько фактов из PIHKAL’а и, повинуясь импульсу, спросил, сколько из присутствующих имеет книгу. Большинство находящихся в зале подняли руки. Своя книга была у прокурора, у адвоката и у подсудимого. Вряд ли у них всех был официальный доступ — так в чем же заключается цензура? Вернувшись из Сиднея, я отослал шесть книг моим новым знакомым. На каждой посылке я поставил отметку «книга» и написал мой обратный адрес — ни одна из них не вернулась, значит, все дошли до адресатов.
