Вадим Рабинович - Алхимия
58
«Был ли он младшим из семерых или у Исайи было восемь сыновей? Первое вероятнее, ибо гораздо прекраснее и правильнее иметь семерых сыновей, чем восьмерых» (2, с. 811). Сначала освящение, а затем ссылка на этот аргумент, ставший священным.
59
«Девять человек — это большой отряд, особенно со всеми ослами, девять человек почти не уступают внушительностью десяти, а что одного не хватает, этого, если глядеть не очень пристально, даже и не заметишь» (с. 727).
60
«Иаков был… семьдесят первым из семидесяти путников, если эта цифра вообще состоятельна при дневном свете (курсив мой. —В. Р.)» (с. 819). «…Еще он изучал периоды земли… Их было семьдесят два, ибо таково было число пятидневных недель года…» (1, с. 382–383). «…Всего заговорщиков… было семьдесят два — число многообещающее и предопределенное… имелись вполне космические причины составить именно это число» (2, с. 478). «Семьдесят душ тронулось в путь, то есть они считали, что их семьдесят; но количество это определялось не счетом числа, а внутренним ощущением, тут царила точность лунного света (курсив тоже мой. — В. Р.)» (с. 810).
61
Ветхий Завет освящает первобытное 72, упрочив это число на два тысячелетия вперед. 72 — по 6 из 12 израилевых колен; число мужей, отобранных Моисеем для сакральных нужд. Septuaginta: семьдесят толковников переводят Ветхий Завет на греческий. Уже не 72, а именно 70 — округленная версия семидесяти двух (Аверинцев, 19716, с. 264).
62
Интенсивное развитие исследований в области геометрической оптики в XII–XIV веках определяется также и этим. Исход лучей из единого источника, законы их отражения и преломления в некоем центре — глазу человека, выбор и идеализация объекта исследования — свет («Учение о перспективе» Роджера Бэкона) — во всём этом присутствует ассимилированный сознанием принцип иерархичности.
63
52 Афоризм, приписываемый алхимиками Гермесу Трисмегисту, становится общим местом. У Бруно (XVI в.), вторящего Николаю Кузанскому (а может быть, и Алану из Лилля), читаем: «Вселенная — это сфера, центр которой везде, а окружность нигде».
64
Анализ судеб алхимического символизма открывает новые возможности в изучении генезиса новой науки, новоевропейского художественного сознания, мышления Нового времени. Там, где символ станет лишь знаком предмета, появится подлинная предметность — путь к научной химии. Там, где символ воспарит над реальностью, — феерия, маскарад (XVI век: фантасмагории Парацельса, Кардано, Тартальи, герметизм Бруно, позднее — XVIII век — видения Сведенборга). Путь к современному околонаучному оккультизму. Но также и серьезное испытание — искушение художественных форм, эстетического чувства новой Европы. Там, где символ выступит как эвристическое средство, начнется самосознание науки (Френсис Бэкон). Но это лишь набросок, нуждающийся в разработке.
65
Не Крестовые походы; не сеньориальные тяжбы; не кровопролития Тридцатилетней войны; не рыцарский турнир; не соперничество — нередко с летальным исходом — из-за прекрасной дамы… Диспут-турнир перенесен в стихию слова. Но, перенесенный в реальность словесную, турнир этот не становится оттого менее драматичным, менее подлинным. Скорее, наоборот. Турнир осознанный переживается острей, нежели турнир, ставший бытом. Цель поединка словесного иная. Это не мирские цели крестоносцев — выручка гроба Господня; или враждующих феодалов — лишний земельный надел, добытый в результате сеньориальных тяжб; или воинственных гугенотов — уточнения в обрядах (войны Реформации); или, наконец, соперничающих рыцарей — приз короля или благосклонная улыбка дамы сердца: рыцарский турнир. Нет, нет! И это важно. И эти цели переживаются столь же пылко и полно. Но, ставши бытом, а потому существующие вне рефлексии, они менее податливы анализу в отличие от осознаваемых поединков в сфере мышления.
66
Мощной цепью доказательств,
Силой многих аргументов
И цитатами — конечно,
Из бесспорных документов —
Хочет каждый из героев Всех врагов обезоружить,
Доведеньем до абсурда Сущность Бога обнаружить (Гейне, 1956, 1, с. 383 и след.).
67
То не рыцарская схватка,
Где блестит оружье часто, —
Здесь копьем послужит слово Заостренное схоласта
(Гейне, 1956, 1, с. 383 и след.).
68
Схоластические «категории… — замечает Гегель, — носят как раз такой характер, что не представляют собой ничего твердого, а являются чистыми движениями. Нечто, определенное как возможное, превращается также в противоположное, и от него приходится отказаться, так что определение возможно спасти лишь посредством нового различения лишь таким образом, что, с одной стороны, отказываются от него, с другой стороны, удерживают его» (1935, XI, 3, с. 112). И далее: «…всеобщая форма схоластической философии состоит, следовательно, в том, что устанавливается некое положение, приводятся возражения против него, и затем эти возражения опровергаются посредством противосиллогизмов и различений. Философия поэтому не отделялась ими (схоластами. — В. Р) от теологии, да и по существу она не отделима от последней, так как философия и есть знание об абсолютной сущности, то есть теология» (с. 113). Схоласт как практик бесполезен.
69
Последующий анализ текстов Фомы в контексте средневекового мышления в значительной мере основывается на замечаниях В. С. Библера, специально связанных с разбором цитируемых фрагментов.
70
Сравните: «Совершенство состоит… во взаимном уничтожении выгод и невыгод, в превращении их в равнозначное довольству ничто» (Манн, 1968, 1, с. 705).
71
Два главных понятия в алхимии — первоматерию и квинтэссенцию — следует рассмотреть именно в этом контексте.
72
Сверхогонь — высшая степень огнистости, но это уже не огонь, ибо он, все сжегши, уже не в состоянии проявить актуально (и потенциально тоже) свою специфически уникальную качественность.
73
4 Самородной и из киновари — различаемых по роду посуды: медная, свинцовая.
Впрочем, если теолог озабочен правилами самоусовершенствования, то мастер-ремесленник-алхимик — непосредственным усовершенствованием вещей этого мира и только потому самоусовершенствованием тоже.
74
У разных алхимиков иерархия металлов несколько различна, но от того суть дела не меняется.
75
Есть еще — правда, в ограниченном смысле — бог и над этим богом — философский камень, над ним еще один бог — сам алхимик. Псевдохристианское многобожие.
76
Обратите внимание: александрийский ход смещения низа и верха был в алхимии всегда, то уходя в тень, то вновь выступая на алхимическую авансцену.
77
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
(Лермонтов, 1963, с. 69).
«…На свете все двойственно… каждая вещь, различия ради, имеет свою противоположность, и не будь наряду с одним другого, не было бы ни того ни другого… Нечистая тварь говорит чистой: «Ты должна быть мне благодарна, ибо не будь меня, откуда бы ты знала, что ты чиста, и кто стал бы тебя так называть?» (Манн, 1968, 2, с. 341).
Антитетический порядок канонического средневековья представлен в алхимии не таким уж беспорядком. Оппозиции, как мы видели, застывая, оборачиваются жестким алхимическим символизмом.
78
И все-таки средневековый алхимик полностью живет в двух мирах. В каждом в отдельности и в двух сразу. Но во всех всецело. В собственно христианском и в околокультурном, оккультном. В этом его антитетически двукультурная природа. Принципиальная двукультурность.
79
знательно пародирующей каноническое средневековье. Но Experimentum el experientia; сущность вещи и ее мастер; первоматерия и квинтэссенция; совершенствование металла и посредник в этом совершенствовании (философский камень)', комментатор природы и одновременно ее соперник: все это и укладывается, и не укладывается в схему средневекового антитетизма. Алхимическому материалу еще предстоит основательно столкнуться с этой схемой.
80
Предполагаю заранее: чем жарче межкультурные диспуты, тем с большей необходимостью придется возвращаться вновь к только что завершившемуся диалогу официального средневековья и алхимии как его кривозеркального изображения в замкнутом мире средневековой культуры, потому что именно таким образом алхимия осуществляла и осуществила историческое свое предназначение.
