Кристоф Баумер - Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии
Однако вечером на трех новеньких с иголочки «тойота-лендкрузерах» появились истинные «правители». Это была делегация из 10 человек из столицы провинции, города Урумчи, явившаяся якобы проверить условия жизни сельчан. У старосты не было иного выхода, кроме как потешить их за свой счет с помощью свежезарезанной овцы и огромного количества дешевой выпивки. На следующее утро всем членам делегации преподнесли подарки, состоявшие из шкур, шерсти, дайонга и крепких напитков. Ибрагим сердито сказал мне, что через несколько месяцев за этой группой последует другая: «Ну чисто саранча!» Вскоре и мы попрощались с нашими погонщиками и их верблюдами, так славно нам послужившими, и отправились в путь на двух джипах, которые пунктуально прибыли за день до отъезда. Мы ехали по песчаной дороге вдоль извивающейся Керьи и через несколько часов остановились у поста, взимавшего дорожную пошлину. Постовой запросил с нас 500 ренминби вместо ожидаемых 200. Похоже, чиновники, проехавшие через пост перед нами, наплели ему, что последние две машины охраны — то есть мы — заплатят за всех. Что было делать!
Прошло еще несколько дней. Мы были уверены, что доберемся до деревни Хортанг, в 240 км к востоку от Ютяня, к середине дня, поскольку прямая как стрела дорога была недавно отремонтирована. Из Хортанга пустынный тракт вел к хутору Аньдиэр, где мы должны были сменить джипы на верблюдов. Однако наши два водителя решили устроить «черепашью забастовку» и тащились по дороге со скоростью 40 км/ч, несмотря на ее прекрасное состояние и отсутствие транспорта. Спустя всего пару часов мы повернули к авторемонтной мастерской под открытым небом в городке Яватонг, чтобы избавиться от «неисправностей» в моторах обеих машин. Водители тут же исчезли на два часа, оставив джипы на попечении механика, который никак не мог взять в толк, что же ему полагается чинить. С некоторым смущением У объяснил причину столь неприятного поворота дел. Месяц назад или около того нам пришлось оставить один из двух наших автомобилей на пути к крепости Мазар-Таг, так как была повреждена трансмиссия. Два дня назад я обнаружил, что ее так и не починили, и громко выразил свое неудовольствие. При этом водители решили, что «потеряли лицо», — и теперь мстили за это. До Аньдиэра мы добрались глубоко за полночь. Водители злорадно ухмылялись, так как они назавтра могли спать допоздна, тогда как нам спозаранку надо было отправляться в Эндеру с новым караваном верблюдов.
Как и Дандан-Ойлык и Карадонг, Эндера впервые была посещена Свеном Гедином в 1900 г., впоследствии там в 1901-м и 1906 гг. недолгое время проводил раскопки Стейн. Если исходить из возраста монет, найденных рядом с главной ступой в западной части (буддизм и здесь процветал), можно предположить, что поселение основано в III в. н. э. Но к концу VI в. город был покинут. Когда Сюаньцзан возвращался из Индии в Центральный Китай через Южный Шелковый путь в 643-м или 644 г., пространство между Миньфэном и Черченом было уже безлюдно. Его упоминание о давным-давно покинутом пустынном городе, который он называет Тухуолуо (Tuhuoluo) скорее всего, относится к Эндере. После того как в конце VII века династия Тан вернула себе контроль над Южным Шелковым путем, административный центр в Эндере был восстановлен. Китайская надпись в технике сграффито, датируемая 719 г., подтверждает это, сообщая о гибели китайского главнокомандующего в бою между Китаем и «великими тибетцами». К концу VIII века тибетцы прогнали китайцев из Эндеры, а когда в IX веке река Эндера изменила русло, поселение было заброшено во второй и последний раз.
Мы начали наши исследования в Эндере с самой старой части поселения, возникшей в I веке. Самые крупные здания здесь — ступа и находящиеся рядом с ней руины высокой стены. Нам встретились участки земли величиной с футбольное поле, где прежде стояли печи для обжига керамики, усеянные красными и черными черепками, а также фрагменты медных монет.
По дороге к крепости, примерно в километре к востоку от нее, мы миновали еще две ступы, одиноко стоящие в пустыне, — очередные свидетельства вездесущности Будды. В центре крепости, построенной около 630 г., можно видеть целый лес из стройных тополевых колонн, тянущихся вверх из песка: это развалины засыпанного главного буддистского храма, заложенного в первый период существования Эндеры. Здесь Стейн обнаружил не только несколько десятков бумажных листков с рукописными текстами, исполнявшими роль амулетов или приношений верующих (в том же качестве, что и обетные таблички), но и три полноразмерные скульптуры из глины, расписанные красной и белой краской. Грустно было увидеть в песке осколки красной и белой глины — свидетельство того, что не так давно храм раскапывали грабители, разбившие хрупкие статуи. Рядом с храмом находится маленькое святилище, где Стейн нашел несколько особенно богатых буддистских фресок VII–VIII веков. Он их не увез, но, приблизившись к часовне, мы увидели зияющую дыру и голые стены, обезображенные следами зубил. Салим, сын местного стражника, рассказывал нам, как всего несколько недель назад его отец спугнул на этом месте двоих незваных гостей, но они отогнали его ружейными выстрелами. Это были не вандалы, а профессиональные охотники за сокровищами, работающие на посредников, снабжающих частные коллекции, а это значит, что бесценные произведения искусства исчезли навсегда. Властям явно не хватает средств — а возможно, и заинтересованности — для более действенной защиты археологических сокровищ.
К западу от крепости я набрел на прекрасно обточенную деревянную колонну, возможно, одну из тех, что поддерживали свод в кирпичной резиденции местного военачальника. Салим уверял, что грабители дотащили ее до этого места, а потом бросили. Касым, поехавший с нами местный археолог, решил, что надо отвезти колонну в археологический музей Хотана. С помощью погонщиков он обвязал ее длинной веревкой, и 55-летний Али, глава погонщиков, взвалил ее себе на спину и отправился со своей ношей в лагерь, до которого было, между прочим, два километра.
На стене одной из комнат комендантской резиденции Аурел Стейн обнаружил примечательную надпись на тибетском, которую мне хотелось отыскать. Это оказалось непростой задачей, так как большинство колонн, указывающих на местонахождение здания, видны были из песка сантиметров на пять, не больше. Тщательно высчитав наиболее вероятное место, Эрнст взялся за лопату, и через несколько минут стала обнажаться стена. На стене были две надписи: одна, короткая и вертикальная, — на китайском, другая, три горизонтальные строчки, — на тибетском. Обе они связаны с историей форта. Китайская упоминает императорского посла Цинь Лижаня. Тибетская гласит следующее: «У Пьягпага в провинции Йом-Лом эту армию перехитрили и добыли тигру обед. Ешь, пока не насытишься». Стейн считал, что этот текст рассказывает о поражении Китая около 790 г., когда множество врагов были убиты. Сфотографировав надпись, мы снова забросали ее песком. Удивительно, как ход истории напоминает движение маятника! Тысяча двести лет назад Тибет громил Китай на всех фронтах и прогнал гордую династию Тан с Шелкового пути. Какой контраст с сегодняшним днем, когда китайский дракон поглотил тибетского снежного барса и Тибет стал китайской территорией!
Через три дня мы опять попали в песчаную бурю — и это оказалось невероятной удачей. Наутро после бури мы исследовали руины к югу от крепости. Добрались до стейновских ЕIV, где в 1906 г. английский исследователь нашел ряд важных документов на дереве, написанных на кхароштхи. Рядом с остатками развалившейся ступы оказался «подарок» от прошедшей бури. На песке я увидел два сероватых куска мыльного камня с надписями. Письменность была похожа на индийскую, и я почти уверился, что это кхароштхи[76].
Сердце забилось быстрее, когда я сообразил, что это, возможно, первые надписи на кхароштхи, сделанные на камне, относящиеся ко временам государства Шаныиань, — сенсационная находка! Я не умел читать на кхароштхи (этот язык мертв с V века), но предположил, что, будучи написан этим стилем, этот документ связан скорее с управленческой деятельностью поселения, нежели с религиозной (для последней обычно использовался брахми). Когда я вернулся из поездки, специалист по кхароштхи подтвердил, что моя находка в высшей степени интересна. Язык надписи — один из пракритов, центральноазиатский гандхари, а стиль надписи — кхароштхи. И это действительно оказалась первая надпись такого рода на камне.
Текст представляет собой объявление, перечисляющее титулы царя Шаньшань, именующего себя «сокрушителем врагов». Хотя имя царя и дата утрачены, правитель, о котором идет речь, — скорее всего, царь Амгока (правил в III в.), но нельзя исключить и его предшественников, Пепийю и Таджаку. Поскольку список содержит титулы, обычно прилагавшиеся к именованию кушанских владык, мы можем предположить, что в то время Шаньшань был полувассальным государством Кушанской империи. Это заставляет предположить, что надпись предваряет 17-й год правления Амгоки (около 263 г.), когда правителю пришлось просить покровительства Китая. После этого Амгока и его преемники уже перестали употреблять почти все индийский титулы. Еще один интересный момент — слово «хинаргами», которое, весьма вероятно, является древнейшим, а потому неизвестным, названием Эндеры. Самое же важное открытие, следующее из этой надписи, касается введения буддизма Махаяны в Шаныиане, поскольку она также содержит титул «махаяна-сампрастида», тот, «кто выезжает на Великой колеснице»[77]. Это самое раннее официальное наименование данного титула в Шаныиане, демонстрирующее, что буддизм Махаяны уже завоевал поддержку правителя в первую половину правления Амгоки, т. е. на несколько десятилетий раньше, чем предполагалось[78].
