Андрей Кофман - Америка несбывшихся чудес
Но наконец настало время, когда женщины-воительницы сами появились перед конкистадорами, причем, по иронии судьбы, случилось это, когда испанцы их вовсе не искали и даже с радостью обошли бы стороной. Надо признать, встреча с амазонками вышла боком испанцам, и прежде всего капитану отряда Франсиско де Орельяне. И дело не только в том, что конкистадорам крепко досталось от амазонок. Хуже другое: амазонки дали имя самой большой реке мира, которая по справедливости должна была носить имя европейского первооткрывателя и первопроходца. Представьте себе на минуту карту южноамериканского материка, рассеченного голубой лентой реки Орелья-на. Разве плохое имя для великой реки? Вполне подходящее: в этом слове есть и звучность, и торжественность, и плавность; и слышится в нем рокот порогов в верховьях, и величавое течение вод в низовьях, и даже восхищенный возглас человека, впервые узревшего грандиозное творение природы. Но недолго это имя сопротивлялось на картах звонкому «Амазонка». Один из самых ярких и необычных эпизодов конкисты достоин обстоятельного рассказа.
* * *Отдадим должное первооткрывателю самой длинной реки и пунктирно очертим его судьбу. Франсиско де Орельяна родился, скорее всего, в 1512 г., — может, годом раньше или позже — в испанской провинции Эстремадура, которая, кстати сказать, была родиной многих известных конкистадоров, среди них — братьев Писарро и Эрнана Кортеса. Типичный испанский идальго — чем больше голубой крови, тем легче кошелек, — Орельяна вослед за ему подобными уже в четырнадцатилетнем возрасте спешит в Новый Свет, манящий смелых и энергичных людей. И земля сбывшихся чудес не обманывает его ожиданий, хотя фортуна обретается в великих трудах, лишениях и опасностях. Первые годы он провел в Никарагуа, затем попал в Перу, где участвовал в ряде военных походов и проявил незаурядное мужество. В одной из битв он потерял глаз. В 1537 г. Франсиско Писарро направил Орельяну на покорение провинции Кулата (побережье Гуаякильского залива), населенной воинственными индейцами, которые заставили отступить две предшествующие экспедиции. Орельяна справился с трудной задачей и был назначен губернатором провинции. В том же 1537 г. он основал на реке Гуаяс город Гуаякиль — крупнейший порт нынешнего Эквадора. Когда начались кровавые раздоры между Писарро и его сподвижником Диего де Альмагро, Орельяна выступил на стороне первого и командовал войском в битве при Салинасе (1538). Тогда альмагристы потерпели поражение, их предводитель был схвачен и казнен. Овеянный славой, Орельяна возвратился в Гуаякиль, к спокойной и обеспеченной жизни; и, по словам хрониста, он мог «быть очень богатым человеком, коли удовольствовался бы тем, что сиживал дома да копил деньгу». Так нет же: как только он прослышал, что Гонсало Писарро (брат завоевателя Перу) отправляется в экспедицию на поиски Эльдорадо, тут же очертя голову сорвался с места и со своим отрядом бросился вдогонку Писарро. При этом на лошадей, амуницию и воинское снаряжение для своего отряда он издержал, по его словам, сорок тысяч золотых песо — то есть около era восьмидесяти килограммов золота[54].
О безумном походе Гонсало Писарро мы еще расскажем. А сейчас сразу перенесемся в декабрь 1541 г., на берега реки Напо, где вымирают от голода незадачливые искатели Эльдорадо. От местных индейцев конкистадоры узнают, что в десяти днях пути вниз по течению лежит край, где много еды и золота. Продираться туда всем войском по берегу через девственные леса и непролазные топи никак невозможно, а лодок на всех не построишь. И тогда Писарро принимает решение отправить на нескольких лодках отряд в полсотни человек за провизией и назначает капитаном отряда своего заместителя Орельяну Если бы Писарро повнимательнее посмотрел на быстрое течение реки и поразмыслил, каким это чудесным образом груженные провизией лодки возвратятся назад, может, он бы отменил свое «соломоново» решение и уж во всяком случае не стал бы впоследствии обвинять Орельяну в предательстве. Но ему было не до размышлений, и 26 декабря пятьдесят семь испанцев и сколько-то слуг-индейцев сели в утлые суденышки и отправились за пропитанием. Они думали, что расстаются с основными силами на пару недель, и никак не могли предполагать, что им предстоит грандиозное путешествие на восемь с половиной месяцев и протяженностью почти в восемь тысяч километров.
В отряд Орельяны входил монах-доминиканец Гаспар де Карвахаль: благодаря ему нам известны перипетии этого беспримерного плавания. Сразу после завершения похода, в сентябре 1542 г, Карвахаль написал обстоятельный труд под названием «Повествование об открытии достославной великой реки Амазонок».
Итак, уже донельзя истощенные, измотанные, люди отправились в путь, не имея ни запасов провизии, ни снаряжения, необходимого для длительного путешествия. Дни шли за днями, но берега реки оставались безлюдны и дики. «А между тем из-за нехватки съестного мы впали в крайнюю нужду и питались лишь кожей, ремнями да подметками от башмаков, сваренными с какой-либо травой, и столь слабы мы были, что не могли держаться на ногах; одни из нас на четвереньках, другие же опираясь на палки отправлялись в горы на поиски съедобных кореньев. Нашлись и такие, которые, объевшись какими-то неведомыми травами, были на волосок от смерти…»[55] За девять дней семеро испанцев умерло. Река быстро несла лодки вниз — по двадцать пять лиг в день; и когда на девятый день плавания испанцы наконец наткнулись на индейскую деревню, где смогли запастись провизией, их отделяли от основных сил чуть ли не восемьсот километров.
Тогда-то конкистадоры и задумались: как быть дальше? Провизией они разжились, но плыть на веслах обратно против стремительного течения было невозможно. Чистейшим безумием стала бы попытка пройти двести лиг по непролазному берегу, ведя лодки на бечеве. Выход оставался только один: плыть дальше вниз по течению неизвестно куда — то есть куда вынесет. Это понимал и Орельяна, но, будучи прозорливым человеком, настаивал на возвращении и дал себя сломить только под угрозой бунта. И при этом он позаботился оформить все честь по чести и заставил своих спутников написать «Требование», обращенное к нему лично, в котором излагались все доводы против «похода вверх наперекор течению». Этот любопытный документ сохранился до наших дней — под ним стоят подписи сорока девяти остававшихся в живых испанцев, в том числе Карвахаля.
И вот, подчинившись «Требованию» и понимая, что путь предстоит неблизкий, Орельяна распорядился начать строительство еще одного, более прочного и вместительного судна. Через тридцать пять дней общими усилиями бригантина была спущена на воду. Во время долгого плавания испанцы могли обеспечивать себе пропитание только за счет туземного населения. Бывало, индейцы сами снабжали их провиантом, выменивая его на безделушки, но чаще путешественникам поневоле приходилось прибегать к реквизициям — попросту говоря, грабить индейские поселения. Вести об этом далеко опережали конкистадоров, и туземцы заранее и во всеоружии встречали непрошеных гостей. Так и получилось, что продвижение экспедиции превратилось в непрерывную ожесточенную войну, и чуть ли не в каждой главе своего повествования Карвахаль описывает стычки и сражения.
Орельяна знал кое-какие индейские наречия и умел худо-бедно объясняться с туземцами. По свидетельству хрониста, еще в начале похода, в верховьях реки, до испанцев дошли «вести об амазонках и о богатствах, что имелись ниже по течению», а рассказал об этом индейский вождь, старик, уверявший, «что сам бывал в этой стране». Несколько позже эти известия подтвердились: «Индейцы с превеликим вниманием выслушали то, что им сказал капитан, и ответили нам, что если мы желаем увидеть амазонок (на их языке они называются коньяпура, что значит великие сеньоры), то прежде должны взять в толк, на что отваживаемся, ибо нас мало, а их много, и они нас перебьют».
Через месяц плавания невдалеке от впадения в основное русло огромной реки, за черный цвет ее вод названной Рио-Негро, испанцы обнаружили в одном селении преудивительное изделие — большой квадратный щит, на котором был рельефно вырезан город, обнесенный стеною с островерхими башнями и с искусно изукрашенными воротами. «Сия удивительная штука, — пишет хронист, — всех нас так поразила, в том числе и капитана, что он осведомился у одного из индейцев, что на ней изображено, что это такое или хотя бы в ознаменование чего это у них поставлено на площади. Индеец отвечал, что они подданные и данники амазонок, что служат амазонкам не чем иным, как только украшая крыши своих домов-капищ перьями попугаев, что все селения, которые им подвластны, устроены точно так же, и это сооружение установлено в их честь, и они поклоняются ему как памятному знаку своей владычицы, повелительницы всей страны упомянутых жен». Все говорило о близости царства амазонок, и наконец испанцам довелось воочию узреть воительниц.
