Кристоф Баумер - Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии
Кочевники из Восточного Тибета никогда не крадут у членов своего племени. Кража и ограбление в этом случае считаются постыдным делом. С другой стороны, конокрадство и захват добычи во время набегов на вражескую территорию всячески приветствуются и считаются всеми героическими поступками.
Намкхай Норбу, 1951 г.[52]Во многих отношениях Восточный Тибет полон контрастов. На каменистом горном ландшафте высокие горы возносятся к небу, а бурные потоки низвергаются по узким темным ущельям. Даже летом солнце, дождь, град и снег постоянно сменяют друг друга. Это земля миролюбивого буддизма, где все больше семей посылают своих сыновей в монастыри, как это было до вторжения 1950 г., и где благочестивые люди выкупают предназначенных для жертвоприношения животных, спасая их от смерти. Но, несмотря на миролюбие и внешнее спокойствие, Тибет пользуется у путешественников недоброй славой. Местность сложна для передвижения, погода резко и внезапно меняется — все это так, но наибольшие опасения вызывают бандиты и разбойники, орудующие на дорогах.
Обычай безжалостно грабить, а порой и убивать путешествующих иноземцев прежде был широко распространен в провинциях Амдо и Кхам — и расценивался как благородное занятие. Путешественники, отваживавшиеся посещать Восточный Тибет, должны были быть готовы к нападениям. Лишь вооруженные до зубов экспедиции могли удержать грабителей на почтительном расстоянии, а самой важной частью экипировки была винтовка.
Список западных путешественников, подвергшихся нападениям, читается как справочник «Кто есть кто среди исследователей Тибета». На Николая Пржевальского нападали в 1879 г., а в 1884 г. — дважды; на Энни Тейлор — в 1892 г.; на Карла Футтерера — в 1898 г. Жюль Дютрей де Рен был убит в 1894 г., а Петрус Рейнхарт — в 1898 г. Вильгельм Филшнер и Альберт Тафель подверглись нападениям и ограблениям трижды в течение 1904 г., а Тафель в одиночку — еще четыре раза между 1905-м и 1908 гг. Та же судьба постигла Петра Козлова в 1895-м и 1909 гг., майора д’Оллона в 1909-м, Мэрион Дункан — в 1927 г., Эрнста Шафера — трижды в 1930-м и 1935 гг., а Харрисона Формана дважды в 1933–1935 гг. Худший жребий выпал Альберту Шелтону в 1922 г. и Луи Лиотару в 1940 г. (по БСЭ — в 1938 г.): оба были убиты.
Что ожидает одинокого путешественника в Тибете начала XXI века? Вслед за жестоким подавлением непокорных Кхама и Амдо в 1955–1959 гг. Китайская народная армия установила в Восточном Тибете своего рода «кладбищенское перемирие», что, разумеется, сказалось и на количестве нападений на путешественников. Однако с 1980-х гг. племена и группы тибетских кочевников во многом восстановили свои прежние свободы, а с ними и обычай грабить проезжающих.
Впервые я с этим столкнулся в Амдо, путешествуя из Лабранга в Дзоге с переводчиком-тибетцем по имени Гьялцен. За несколько дней до того он говорил мне, что некая банда из местных снова начала нападать на машины туристов и требовать «дорожную пошлину». И в самом деле, километров за десять до Дзоге за поворотом дороги мы увидели два сваленных на полотно больших дерева. Пока мы подъезжали, три молодых человека тащили третий ствол, чтобы загородить просвет с левой стороны. Наш водитель-китаец отреагировал молниеносно. Он вдавил в педаль газа и направил древний «лендкрузер» прямо на них. В последний момент они отпрыгнули в разные стороны, и мы прорвались.
Через несколько месяцев я направился вместе с Терезой и Гьялценом на запад, к городу Дартседо (по-китайски Кангдинг), столице бывшего тибетского царства Чакла, одного из многочисленных государств Кхама, которые оставались независимыми еще в XX веке. Наш путь лежал к ущельям Гьяронга, где расположены несколько монастырей Бон и десятки укрепленных каменных башен. Однажды, дня через два после начала путешествия, мы заехали в местечко Лхаганг, где в монастыре проходил какой-то праздник. Мы остановились там, чтобы сделать пару фотографий — и это нас погубило. Нас заметили и, видимо, расспросили водителя, который ждал у машины, куда мы собираемся ехать дальше.
Мы уже с полчаса как выехали из Лхаганга по направлению к Данбе, когда вдруг дорогу нам перегородили шесть каменных глыб. Помню, мне это показалось странным: невдалеке перед нами туда же ехал автобус, и не было никаких следов оползня или дорожных работ. Гьялцен тоже встревожился, но наш водитель заставил его выйти из машины, чтобы убрать камни. Он едва успел до них дойти, как трое тибетцев, вооруженных длинными саблями, выпрыгнули из-за высоких кустов, росших по обочинам дороги. Бандитам нужны были мы, а не Гьялцен, так что ему удалось сбежать. Мы торопливо закрыли двери и окна, но разбойники стали кидать в них заранее заготовленные камни. Наш водитель не смог повернуть: в грязное заднее стекло ничего не было видно. Через секунду стекло с водительской стороны разлетелось вдребезги: главарь, звероподобный кхампа, с такой легкостью вонзил в машину свою саблю, как будто это была мягкая плоть. Водитель с воплем прыгнул на соседнее пустое пассажирское сиденье и отчаянно завыл, а кхампа открыл мою дверь, засунув руку внутрь, и стал грозить мне саблей, приставляя ее то к животу, то к горлу.
Я отказался выйти из машины и остался на месте. Когда кхампа порвал мне рубашку, я отдал ему бумажник с китайскими деньгами, потом наши часы, потом, одну задругой, все наши камеры. В то же время я непрерывно кричал ему по-тибетски, что я знаком с далай-ламой и что он позорит свою страну. Он такого не ожидал; по крайней мере, он решил меня не убивать. Тереза, чью дверь бандиты не сумели открыть, исхитрилась спрятать одну из своих камер под сиденье прежде, чем кхампа потребовал у нее кофр. К счастью, они не добрались до наших паспортов, билетов на самолет — которые им в любом случае были ни к чему — и большей части денег. Через несколько минут, показавшихся нам вечностью, они исчезли в кустах, унося свою добычу, и опасность миновала так же быстро, как и появилась.
Не будучи уверены, что бандиты не вернутся, мы решили убраться как можно быстрее. Гьялцена нигде не было видно, но я знал, что он хороший бегун, и надеялся, что ему удалось скрыться. Мы поспешили столкнуть камни с дороги и заставили истерически всхлипывающего водителя ехать дальше. Когда стемнело, мы доехали до места, где дорогу перекрыл оползень, и вынуждены были снова остановиться. Вдруг раздался рев подъезжающего мотоцикла, и, к нашему великому облегчению, за спиной мотоциклиста оказался Гьялцен. Он сбежал, пока бандиты занимались нами, и уговорил проезжавшего мотоциклиста подвезти его.
Мы едва успели открыть дверь нашего гостиничного номера в Данбе, как появились мэр и несколько полицейских офицеров, которые весьма дружелюбно принялись нас расспрашивать. Мы узнали, что на том же самом месте за последние полгода произошло четыре нападения; во время одного из них была убита китаянка из Гонконга. Полиция Данбы была в этих случаях бессильна: место засад находилось под юрисдикцией полиции соседнего района Таву. Нам деликатно намекнули, что тамошняя полиция заодно с бандитами.
Следующим утром мы с Терезой, наконец, осознали, как нам повезло остаться невредимыми, несмотря на потерю денег и фотооборудования: все могло кончиться гораздо хуже. Около полудня восемь вооруженных до зубов полицейских из Таву нагрянули в наш номер. Мне сразу не понравился их комиссар, вид которого вызывал еще меньше доверия, чем внешность вчерашних грабителей. Первоначальная антипатия только усилилась, когда он принялся превращать меня из обвинителя в обвиняемого. Допрос продолжался пять часов, в течение которых он повторял одни и те же вопросы и сосредоточивался на дурацких деталях. Я был обязан точно описывать одежду бандитов, точно оценивать длину сабли или отвечать на вопросы типа: когда грабитель забирал вашу камеру, сабля была у живота или у горла? А когда вы отдавали вторую камеру? А часы? И так далее… Те же вопросы повторились через два часа.
Каждый раз, когда я ходил в уборную, находившуюся не в номере, а в конце коридора, один из полицейских шел за мной с пистолетом на изготовку и вставал за спиной. Из жертвы я превратился в заведомого преступника. Однако через пять часов допроса комиссар начал зевать, и забрезжил «свет в конце туннеля». Еще через час он возжелал задать те же вопросы Терезе, но она подчеркнуто заявила, что ей нечего добавить, в то время как Гьялцена допросили очень коротко. Под конец от меня потребовали подписать шестистраничный протокол на китайском языке. Я отказался, сказав, что не понимаю по-китайски. Когда комиссар стал угрожать мне применением разных китайских законов, я ответил, что немедленно позвоню в посольство Швейцарии в Пекине. Тут он сдался — как оказалось, временно.
Следующие два дня мы провели в Дамбе, посещая монастыри Бон в округе. Полиция Таву, кроме того, велела нам оставаться в городе, поскольку полицейские Чэнду хотели провести дальнейшее расследование. Тем временем городские власти Дамбы делали все возможное, чтобы скрасить наше пребывание, и даже выделили в наше распоряжение полицейский эскорт.
