Пол Хэлперн - Коллайдер
Так совпало, что в год, когда Резерфорд появился на свет, в Кембридже была организована новая физическая лаборатория, первым директором которой стал Максвелл. Кавендишская лаборатория, названная. так в честь блестящего физика Генри Кавендиша[13](он, кстати, кроме прочего, первым выделил водород как химический элемент), превратилась в мировой центр атомной физики. Она расположилась на улочке Фри-Скул-Лейн, недалеко от центра прославленного университетского городка. Сам Максвелл руководил постройкой и подбирал оборудование для первой в мире физической исследовательской лаборатории. После смерти Максвелла в 1879 г. кресло директора занял другой известный физик, лорд Рэлей. А в 1884 г. бразды правления взял в свои руки неподражаемый Дж. Дж. (Джозеф Джон) Томсон.
Этот энергичный и разносторонний человек с длинными темными волосами, пышными усами и очками в тонкой металлической оправе стал одним из движителей революции в научном образовании, открывавшей перед студентами огромные возможности для исследований. Раньше экспериментальная работа для изучающих физику шла разве что в качестве десерта в конце долгого банкета, где подавались математические дисциплины. Впрочем, даже этим угощением преподаватели делились довольно неохотно. После того как студент сдавал все экзамены по механике, тепловым явлениям, оптике и другим теоретическим предметам, ему иногда ненадолго давали прикоснуться к каким-нибудь приборам. В Кавендише с его оборудованием самой высокой пробы эти короткие дегустации превратились в полноценный обед. Томсон с восторгом приветствовал новую систему, позволявшую студенту другого университета приехать в Кембридж и проводить исследования под руководством местного ученого. По их итогам приглашенный писал диссертацию и получал более высокую степень. Сегодня мы воспринимаем обладателей степени доктора философии[14] как нечто само собой разумеющееся, ведь именно они пополняют академическую среду. Но в конце XIX в. такая система была новаторской, и переворот в физике не заставил себя долго ждать.
Нововведения заработали в полную силу в 1895 г., а среди первых приглашенных студентов оказался Резерфорд. Он получил «стипендию 1851 г.», присуждаемую молодым талантливым выходцам из стран Британского доминиона (ныне страны Содружества). Сменив провинциальную Новую Зеландию на университетский Кембридж, Резерфорд поработал на пользу не только собственной карьере, но и всей атомной физике.
Существует легенда о том, как Резерфорд принял этот подарок судьбы. Говорят, его мать получила телеграмму с добрыми вестями и пошла на поле, где он копал картошку. Когда она прочитала сыну, какой чести он удостоился, тот сначала не поверил своим ушам, но, едва осознав свое счастье, отбросил лопату и воскликнул: «Сегодня я копал картошку в последний раз!».12
Захватив свой самодельный радиоприемник, Резерфорд отплыл в Лондон. Там он не замедлил поскользнуться на банановой кожуре и повредил себе колено, но, к счастью, весь последующий путь через лабиринты погруженного в туман города прошел без запинки. По мере того как он продвигался на север, туманы уступили место свежему воздуху, а город сменили английские ландшафты и священные очертания всевозможных колледжей на реке Кэм. Здесь Резерфорд разместился в колледже Св. Троицы. Великие врата колледжа, основанного в 1546 г. королем Генрихом VIII, и легенды о славных деяниях Ньютона до сих пор довлеют над благоговейно ступающими студентами, когда те входят сюда. (Кембриджский университет разбит на множество колледжей, где студенты учатся и живут, а колледж Св. Троицы самый крупный из них.) Выйдя из колледжа Св. Троицы и насладившись короткой прогулкой, почти тут же попадаешь в Кавендишскую лабораторию.
Резерфорд был не единственным из того потока студентов, который хлынул со всего мира в научно-исследовательские лаборатории Кембриджа. Томсон лелеял царивший здесь дух единства непохожих и каждый день после обеда приглашал к себе молодых сотрудников на чай. Позже он вспоминал: «Мы беседовали обо всем на свете, но не о физике. Я не поощрял разговоры о физике, поскольку мы встречались, чтобы отдохнуть… и поскольку научиться говорить на своем птичьем языке очень легко, но отвыкнуть от этого непросто. А если от этого не отвыкнуть, то способность поддерживать разговор на общие темы атрофируется за ненадобностью»13.
Несмотря на попытки Томсона подбодрить молодых исследователей, нагрузки в Кембридже, видимо, давали о себе знать. «Когда я возвращаюсь из лаборатории, я не нахожу себе места и обычно пребываю в довольно нервном состоянии», - записал однажды Резерфорд. Чтобы немного расслабиться, он начал курить трубку, сохранив эту привычку до конца жизни. «Иногда я затягивался, - продолжает Резерфорд, - и мне удавалось немного сосредоточиться… Любому человеку науки стоит курить трубку, иначе где набраться терпения? У ученых оно должно быть, как у десятерых иовов вместе взятых»14.
Масла в огонь подливали и местные студенты, относившиеся к приезжему люду как к чужакам. Однокурсники Резерфорда из золотой молодежи, дразнившие его деревенщиной из Антиподии, мало способствовали поднятию духа. Об одном таком задире Резерфорд сказал: «Есть один лаборант, на груди которого я не против, как истинный маори, исполнить танец войны»15.
Томсон был педантичным экспериментатором и одно время увлеченно исследовал свойства электричества. Собрав оригинальную установку, он изучал совместное влияние электрического и магнитного полей на так называемые катодные лучи - отрицательно заряженные пучки электричества, идущие от отрицательно к положительно заряженному электроду (контакту, подсоединенному к соответствующему полюсу батареи). Отрицательно заряженный электрод порождает катодные лучи, а положительно заряженный их притягивает.
В электрическом и магнитном полях заряды ведут себя по-разному. Сила, с которой электрическое поле действует на отрицательный заряд, направлена противоположно направлению поля. Что касается магнитного поля, в нем сила действует под прямым углом к полю. Кроме того, в отличие от электрической силы, магнитная зависит от скорости заряда. Томсон придумал, как скомпенсировать электрическое и магнитное поля так, чтобы определить эту скорость. А благодаря ей он мог определить отношение заряда лучей к их массе. Положив заряд частиц в лучах равным заряду ионизованного водорода, Томсон обнаружил, что их масса в несколько тысяч раз меньше, чем у водорода. Проще говоря, катодные лучи состоят из элементарных частиц, которые гораздо легче атомов. Меняя условия и раз за разом повторяя эксперимент, Томсон все время получал один и тот же результат. Эти отрицательно заряженные частицы он назвал корпускулами, но им потом дали другое имя: с тех пор так и повелось - электроны. Они первыми приоткрыли маленькое окошко в богатый мир атома.
Сногсшибательное открытие Томсона научная общественность поначалу встретила скептически. «Первое время мало кто верил, что есть такие объекты - меньше атома, - вспоминал он. - Уже много лет спустя мне даже один выдающийся физик, присутствоваший на моей лекции на заседании Королевского общества, сказал, будто он был в полной уверенности, что я “морочу всем голову”. Меня его слова не удивили. Я сам противился этому объяснению, и только когда эксперименты мне не оставили иного выбора, я публично заявил о существовании тел, меньших чем атомы»16.
Между тем на другом берегу Ла-Манша открытие радиоактивного распада подвергло сомнению господствовавшие представления о неделимости атома. В 1896 г. парижский физик Анри Беккерель посыпал урановыми солями обернутую черной бумагой фотопластинку и был немало удивлен, когда увидел, что со временем пластинка темнеет, а значит, от солей идут какие-то загадочные лучи. В отличие от рентгеновских, они у Беккереля появлялись сами по себе без всяких электрических приборов. Ученый обнаружил, что излучение шло от любых урансодержащих соединений. Причем чем больше в соединении было урана, тем больше оно излучало. Логично было предположить, что это излучают сами атомы урана.
Работавшая в Париже Мария Склодовская-Кюри - физик польского происхождения - повторила опыты Беккереля, а также вместе со своим мужем Пьером нашла загадочное излучение у двух открытых ими элементов: радия и полония. Последние излучали даже интенсивней, чем уран, а количество их со временем уменьшалось. Марии принадлежит термин «радиоактивность», которым она обозначила явление самопроизвольного распада атомов, высвобождающих при этом особое излучение. За свое эпохальное открытие недолговечности атомов в радиоактивных процессах Беккерель и супруги Кюри удостоились в 1903 г. Нобелевской премии. Вневременные элементы Дальтона, безраздельно властвовавшие в науке в течение века, пришли в движение.
