Николай Еселев - Шишков
В первые годы Вячеслав Шишков жил в семье учителя словесности Томской гимназии П. М. Вяткина, любившего литературу и горячо сочувствовавшего устремлениям передовой молодежи.
«Из приказа по Томскому округу путей сообщения № 2 от 4 ноября 1895 года видно, что Шишков занимал сперва в управлении округа незначительное положение: „Канцелярскому служителю департамента шоссейных и водных сообщений“, командированному для занятий в управление Томского округа путей сообщения, кондуктору путей сообщения, Вячеславу Шишкову, получающему жалованье по трудам и заслугам, назначается с первого сего ноября жалование по семидесяти пяти (75) рублей в месяц»[4].
Инженеров и техников собирали в Томский округ путей сообщения не для канцелярской работы. Этой деятельностью тяготились, видимо, многие молодые специалисты. Не по душе она была и Вячеславу Шишкову. Строительство Великой сибирской магистрали дало огромный толчок, вызвало оживление в торговле и промышленности. Вместе с железной дорогой прокладывались шоссейные дороги, приобретали важное экономическое значение водные пути, которых так много в Западной Сибири. Но для того, чтобы плавание по рекам было успешным и безопасным, их надобно было изучить, промерить глубины и отмели, построить причалы. Чтобы проложить шоссейный тракт, необходимо было провести огромную подготовительную работу, составить технически грамотные проекты.
Однако молодому технику Вячеславу Шишкову на первых порах следовало потрудиться и в качестве «канцелярского служителя» для того, чтобы ознакомиться с материалами, добытыми действовавшими до него изыскательскими партиями, прежде чем самому начать ответственную и многотрудную работу изыскателя. Через два года службы он наконец был утвержден техником управления округа с годовым окладом в 1200 рублей. Этой суммы вполне хватало не только ему самому: теперь он мог оказывать значительную помощь семье, оставшейся в Бежецке.
Как техник, Вячеслав Шишков много ездит по сибирским просторам, встречается с бывалыми людьми, с которыми знакомится у костра, в плывущей по бурной реке лодке — благодаря этим знакомствам, при совместном преодолении трудностей выявлялись и проходили суровые испытания основные человеческие качества.
Все свое время Шишков отдает служебной деятельности. Два года он как простой техник входит в состав партии, исследовавшей великую сибирскую реку Обь. Эта работа увлекла Вячеслава. Она явилась и стимулом для дальнейшего совершенствования в выбранной специальности и для самообразования. Возвращаясь из очередной экспедиции, Вячеслав Яковлевич каждый раз обращается к книгам. Он усиленно занимается, так как хочет сдать экзамены и получить право на самостоятельную работу.
К концу 1900 года Вячеслав Шишков успешно выдержал строжайшие испытания. Он теперь мог проводить инженерные работы, возглавлять экспедиционные партии Томского округа путей сообщения. Рубеж двух столетий стал для Шишкова рубежом далеких, опасных и трудных, но вместе с тем и захватывающих путешествий. С ранней весны и до поздней осени в течение почти полутора десятков лет Вячеславу Шишкову пришлось совершать ежегодные экспедиции по рекам Иртышу, Оби, Бии, Катуни, Енисею, Чулыму, Лене, Нижней Тунгуске и Ангаре.
Экспедиции под руководством Вячеслава Яковлевича преодолели тысячи и тысячи верст по огромной малонаселенной Западной и Восточной Сибири и по Горному Алтаю.
Условия для работы исследовательских партий того времени существенным образом отличались от тех условий, в которых действуют подобные партии в наше время. Разумеется, ни самолетами, ни вертолетами, ни моторными лодками, ни катерами экспедиции тогда не располагали. По рекам плыли на больших лодках-шитиках, гребли веслами, отталкивались шестами; по тайге передвигались на оленях или лошадях, а то и пешком, с тяжело нагруженными заплечными мешками за спиной.
Обычно исследовательские партии, возглавляемые Вячеславом Шишковым, насчитывали от 20 до 30 человек. Помимо геодезистов и гидрогеологов, нанимались, конечно, и разнорабочие. Часто к себе в экспедиции Вячеслав Яковлевич приглашал политических ссыльных, облегчая этим самым их тяжелую участь.
Исследовательская работа таких экспедиций имела большое государственное значение. Изучалось не только состояние рек, экспедиции также изыскивали места, наиболее удобные для соединения сибирских рек каналами: Оби с Енисеем, Енисея через реку Нижнюю Тунгуску с Леной.
Из многих чрезвычайно важных экспедиций, в которых участвовал Шишков, необходимо особо выделить одну — по обследованию водораздела между Леной и Нижней Тунгуской.
Шишков и его сравнительно небольшая по численности партия должны были решить сложную и ответственную задачу. Обширнейшая горно-таежная область вниз по течению Нижней Тунгуски была почти не исследована. Отчеты и воспоминания об этом походе, написанные самим землепроходцем-писателем, нет смысла пересказывать своими словами:
«Ранней весной памятного для меня 1911 года выехал во главе экспедиции на реку Лену, в село Чечуйское (под Киренском). Экспедиция обследовала по трем вариантам водораздел между Леной и Нижней Тунгуской для выяснения вопроса о соединении обеих рек каналом. Работа была мучительная: тучи болотных комаров отравляли жизнь, лица у всех вспухли, у одного рабочего совершенно затекли глаза.
В конце мая перебрались на Нижнюю Тунгуску, в д. Подволочную… Пополнив сформированную в Томске партию несколькими местными крестьянами и насушив пудов полтораста сухарей, мы поплыли вниз на двух приспособленных для жилья и геодезических работ шитиках. Цель экспедиции: произвести полуинструментальную съемку и промеры для выяснения условий судоходства на всем протяжении этой реки (2500 верст), до впадения в Енисей, где в середине сентября нас должен ждать казенный пароход. К сожалению, расчеты наши не оправдались, вместо четырех месяцев мы застряли на восемь и едва не погибли. Условия жизни были каторжные, работа опасна, но экспедиция дала мне житейский опыт и богатейший бытовой материал, и я очень благодарен за нее судьбе…»
Да, эта экспедиция имела огромное значение для творческой деятельности Вячеслава Яковлевича. Из-за отдаленности, оторванности этого края от культурных центров здесь сохранилось многое от петровских времен, так как первые поселенцы появились, «когда Петр царем служил». Со свойственной ему любознательностью изучал Шишков уклад и нравы местных жителей, много фотографировал и заносил все интересное в записные книжки. Тогда Вячеславу Яковлевичу удалось записать 87 старинных и проголосных[5] песен и былин, которые были изданы в 1912 году Иркутским географическим обществом. Вячеслав Шишков встретился с политическими ссыльными, с тунгусами Сенкичей и Гирманчей, образы которых впоследствии запечатлел в своих очерках и рассказах. Наконец, Нижняя Тунгуска трансформируется позднее под пером писателя в Угрюм-реку. И что в высшей степени примечательно, Шишков впервые столкнулся с этим названием, слушая проголосную песню, которая так и начиналась — «Уж ты, матушка, Угрюм-река…».
Однако дадим вновь слово самому Вячеславу Яковлевичу:
«…Где-то поблизости от реки был таежный пожар — тайга иногда пылает на сто, на двести верст, — мы двигались в сплошном дыму, и солнце казалось низким, красным. В половине августа мы приплыли в последний населенный пункт Ербогачен. Дальше, на расстоянии 1800 верст, — полнейшее безлюдье и совершенно неведомая по своему характеру река; она стала широкой, очень мелкой, порожистой. Крестьяне потребовали расчет, ушел и лоцман Фарков: „Лучше дома умереть, чем плыть в такую погибель. И вам, дружки, не советую: скоро холода пойдут, каюк вам будет“».
Предостережения лоцмана Фаркова не испугали Вячеслава Шишкова и его товарищей. Желание произвести промер реки, обследовать прилегающие к ней места, пройти неизведанными землями, увидеть своими глазами тайгу — что могло быть увлекательней для Вячеслава Яковлевича! Экспедиция на шитиках двинулась дальше, к устью Нижней Тунгуски, к Енисею, на встречу с казенным пароходом. Теперь в этом пустынном крае изыскатели остались одни — им неоткуда было ждать помощи. Экспедиции предстояло преодолеть еще почти две тысячи километров…
«…Река то бешено мчала нас по неизвестному фарватеру, шитики со всего маху ударялись о подводные камни, с риском проломить дно и затонуть, то вдруг от берега до берега поток воды преграждался огромной песчаной мелью: шитики тогда разгружались, груз перетаскивался берегом версты за две, к глубокому плесу, затем все, раздевшись, волокли на себе оба шитика, прогребая… борозду средь камней и гальки. Было холодно, мы коченели, но греться у костра некогда, сразу в весла, в путь. Подул сильный встречный ветер, шитики тянуло назад. Ломались весла, трещали шесты, которыми мы отталкивались, и после каторжной работы мы за целый день продвинулись вниз по течению сажень на сто. Ветер дул целую неделю, мы не подались вперед и на версту. Когда утихла погода, разбились на два дежурства по пять человек, и, совершенно прекратив геодезические работы, мы плыли день и ночь, не причаливая к берегу и работая до кровяных мозолей. Становилось все холоднее. В туманных сумерках встретили грохочущий порог, в нем камни лежали, как киты, вода кипела. Нас втянуло туда насильно, и до сих пор не понимаю, как мы остались живы. Случайно увидели на берегу старого тунгуса, очень обрадовались, но он сказал: „Худой твоя дело… Сдохнешь. Надо весна ждать, большой вода“. Мы теряли мужество. 4 сентября выпал снег, вода у закрайков замерзла, шитики обледенели. А впереди полторы тысячи самых трудных верст. Назад же вернуться немыслимо.
