Николай Еселев - Шишков
Эти строки, написанные лет тридцать пять спустя после совершившихся событий уже сложившимся писателем, воспроизводят правдивую, безрадостную картину русской жизни, религиозный фанатизм темных, забитых крестьян, лицемерие и ханжество всего окружения Ивана Кронштадтского. Сейчас этот эпизод вызывает лишь горькую улыбку. Но тогда все это воспринималось по-другому. Поездка с человеком, которого считали святым, произвела большое впечатление и на молодого Вячеслава Шишкова.
«И я, — пишет далее в автобиографии Шишков, — когда попал на ремонт плотины „Знаменитой“ (возле Кубенского озера Вологодской губернии), занялся спасением народа. Из скудного своего жалованья я покупал беднякам сапоги. Как-то старик рабочий стал корить меня: „Что ж ты ему, пьянице, дал, он все равно пропьет… Лучше дай мне, у меня грыжа“.
Меня печаловала деревенская грязь, свара, бедность, взаимная ненависть, пьянство, я решил заняться проповедью. В свободное от работы время, глубокими вечерами и праздниками, я ходил по окрестным деревням, собирал народ в избы и поучал от евангелия. Бабы плакали. Слава моя крепла. Старуха Дарья, черная, большеголовая, страшная, заявила мне, что она порченая — кричит петухом, а как станет на молитву — начинает ругать Христа и угодников, — не могу ли я выгнать из нее беса? Я сказал, что это нервы, надо лечиться, бесов нет и что я вообще чудес не признаю. Мое апостольство закончилось большим для меня конфузом: я влюбился в красивую молодую бабу, притом же замужнюю. Тут я понял, что праведником в девятнадцать лет быть очень трудно».
Мимолетное увлечение проповеднической деятельностью вскоре опять сменилось заботами о доме, о дальнейшей, после производственной практики, работе.
В Вологде у Вячеслава Шишкова появляется желание поехать в далекую Сибирь, в Томский округ путей сообщения.
После окончания практики Вячеславу Яковлевичу было присвоено «звание техника». Он вернулся домой возмужалым, окрепшим. Этот приезд был прощальным. Надо было из родного гнезда отправляться в далекий и неведомый путь. Всегда трудно и грустно расставаться с тем, что впиталось в твое сознание с самого раннего детства. И этот дом, где начинал ходить, познавать окружающий мир, где тебе знаком каждый уголок, каждый предмет будит в твоей памяти какие-то воспоминания; и эта улица, где ты не раз проходил, встречался с друзьями, и эта река, по песчаным берегам которой ты бегал босиком в жаркие июльские дни; и эти теплые заводи, где скапливались на солнце маленькие рыбки и, завидя тебя, молниеносно устремлялись в темную глубь…
Вот сельцо Дуброва, маленький покосившийся домик бабушки Елизаветы Даниловны. Как все это было мило детскому сердцу, как вкусен был черный хлеб с парным молоком, а еще вкуснее красная и пахучая лесная земляника… И там «святая» сосна, увешанная какими-то изображениями и распятиями… А вот и песчаная дорога, ведущая на гору, поросшую золотыми вековыми соснами, а вот и «двух озер лазурные равнины».
Грустно и безрадостно было на душе…
В дом Шишковых захаживали красивые девушки — дочери богатого бежецкого купца Сергея Смирнова. Они познакомились с Вячеславом. Матери Вячеслава Яковлевича нравилась младшая — Лиза. Родители стали поговаривать о женитьбе Вячеслава, втайне надеясь на то, что любимый сын останется жить в Бежецке.
Но он объявил коротко и внятно, что «пока жениться не собирается…».
«В этот приезд, — пишет Алексей, — Вестенька уже не был таким веселым и беззаботным, как раньше. По-видимому, расставаться с родными было тяжело, Вестенька прожил у нас больше двух недель. Матушка и отец грустили, отпуская любимого сына в далекую неведомую Сибирь. Вестенька утешал нас, как умел, — говорил, что в Сибири скоро будет закончена постройка железной дороги и сообщение будет хорошее, что Томск большой университетский город, что жалованья там он будет получать много больше и помогать будет больше».
Дальнейший путь Вячеслава Шишкова определялся и романтическим увлечением, желанием изведать новую страну, испытать свою судьбу в далеких от родного дома местах, и заботой о семье, о постоянной и существенной помощи родителям, младшим братьям и сестрам.
Но что ждет его в Сибири, в Томске? Как-то сложится жизнь?
Эти мысли не покидали Вячеслава. Однако решение его было твердым. Он запасся шубой, покрытой сукном, шапкой-ушанкой, то есть подготовился к отъезду всерьез.
В самих сборах, в его обращении с родными, которые, конечно, обрадовались бы тому, если бы их сын остался дома, в его спокойствии чувствовался волевой и настойчивый характер молодого Шишкова. Он был уверен в своих действиях, надеялся на свои силы, на свои знания, которые приобрел в техническом училище и закрепил на производственной практике.
Всем существом, всем сердцем Вячеслав Шишков рвался теперь в неведомое, в таинственный край, которому суждено было стать для него второй родиной!
Вторая родина
Юности свойственны иной раз и горячность, и опрометчивые поступки. «Простим горячке юных лет и юный жар, и юный бред».
Вячеслав успешно окончил училище, вздумал было идти в монастырь, но, к счастью, увлекся работой на практике; затем вдруг захотел стать проповедником и тут же влюбился в замужнюю женщину… Согласись он жениться на дочке купца Смирнова — и перед ним открылась бы перспектива обеспеченной, спокойной жизни в кругу семьи… Но этого не случилось. Женитьба была отвергнута Вячеславом Шишковым. Иные чувства руководили им. И как ни странно, он был более рассудочен, по-житейски мудр, спокоен, тверд, нежели легкомыслен и горяч.
Мы знаем уже, что судьба отнюдь не баловала Вячеслава Шишкова. В его жизни было немного радостных и безработных лет. После окончания городского училища его ожидали трудовые, суровые будни, и только на самого себя мог положиться Шишков, если хотел достичь какого-то положения в обществе. Но при этом ни на минуту нельзя было забывать, что ты кормилец большой семьи. Не потому ли на столь долгое время затаились где-то в глубинах души первые порывы сочинительства, искрометные вспышки лукавого юмора — все то, что так многообещающе проявилось в детстве.
Такое впечатление складывается, когда прослеживаешь вышневолоцкий период жизни Вячеслава Шишкова. То же самое нужно сказать и о последующих, сибирских годах, вплоть до появления в печати его первого произведения — «Кедр».
Но многозначительно и очень важно одно обстоятельство в жизни Вячеслава Шишкова. На практике, когда он столкнулся с рабочими и крестьянами, когда познакомился с их образной и яркой речью, у него появилась записная книжечка, куда со свойственной ему аккуратностью Шишков заносил наиболее меткие, наиболее, на его взгляд, нужные выражения и слова. С этими записными книжками он прошел и проехал Сибирь. Они, разумеется, не были случайностью…
В конце 1894 года Вячеслав Шишков, которому исполнился двадцать один год, уехал в Сибирь и поступил на службу в Томский округ путей сообщения. Томск, основанный казаками в 1604 году, ко времени приезда Шишкова был довольно крупным (50 тысяч жителей) городом Западной Сибири. Расположенный на перекрестках сухопутных и водных путей, Томск с 1804 года становится губернским центром. В 1888 году здесь был открыт университет, в 1900-м Технологический институт, существовало также несколько средних учебных заведений, выходило четыре газеты. С постройкой Великой сибирской магистрали и после соединения с ней Томска железнодорожной веткой культурное и экономическое значение города значительно возросло. В железнодорожных мастерских трудилось несколько сот рабочих. В 1894 году среди студентов образовался первый марксистский кружок, а через два года печатники создали рабочую социал-демократическую группу. Томск по сравнению с уездным Бежецком выглядел огромным городом — большие каменные здания, широкие улицы, богатые магазины, многоводная и широкая река Томь, по которой ходили пароходы. В Томске было много образованных, деятельных и отважных людей, привычных к суровому сибирскому образу жизни. Недаром же томичи тех времен, гордясь городом, именовали его «Афинами Сибири».
Томск растил Вячеслава, ширил и углублял его познания.
«Моя служба первые два-три года, — пишет Вячеслав Шишков, — была малоинтересная, кабинетная, зато личная жизнь получала иное направление. Я сдружился со студенческим кружком, часто посещал сходки, тайные вечеринки с рефератами, диспутами, словесной прёй c.-д. и с.-р. и, конечно, с выпивкой. Политика меня мало интересовала, но жизнь молодежи была мне по душе, я с рвением собирал деньги по запретным подписным листам на нужды революции. Много читал. Женился на курсистке Анне Ивановне Ашловой, прожил с ней менее двух лет и разошелся».
В первые годы Вячеслав Шишков жил в семье учителя словесности Томской гимназии П. М. Вяткина, любившего литературу и горячо сочувствовавшего устремлениям передовой молодежи.
