Евгений Гусляров - Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.
П. А. Висковатов. С. 227
Бабушка была в отчаянии; она непременно думала, что ее Мишеля арестуют, что в крепость посадят, однако все обошлось даже без ареста, только ведено было ему от начальника штаба жить в Царском, занимаясь впредь до повеления прилежно царской службой, а не «сумасбродными стихами...» Однако несколько дней спустя последовал приказ: «Л.-гв. Гус. полка корнет Лермонтов переводится прапорщиком в Нижегородский драгунский полк».
В. П. Бурнашев. Стб. 1785
Милый мой друг Раевский! Меня нынче отпустили домой проститься. Ты не можешь вообразить моего отчаяния, когда я узнал, что я виной твоего несчастья, что ты, желая мне добра, за эту записку пострадаешь. Дубельт говорит, что Клейнмихель тоже виноват. Я сначала не говорил про тебя, но потом меня допрашивали от государя: сказали, что тебе ничего не будет, и что если я запрусь, то меня в солдаты... Я вспомнил бабушку... и не смог. Я тебя принес ей в жертву...
Лермонтов — С. А. Раевскому.
Петербург, март 1837 г.
...Я всегда был убежден, что Мишель напрасно исключительно себе приписывает маленькую мою катастрофу в Петербурге в 1837 году. Объяснения, которые Михаил Юрьевич был вынужден дать своим судьям, допрашивавшим о мнимых соучастниках в появлении стихов на смерть Пушкина, составлены им вовсе не в том тоне, чтобы сложить на меня какую-нибудь ответственность, и во всякое другое время не отозвались бы резко на ходе моей службы, но, к несчастью моему и Мишеля, я был тогда в странных отношениях к одному из служащих лиц.
С. А. Раевский — П. А. Шан-Гирею.
8 мая 1860 г.
Твое последнее письмо огорчило меня: ты сам знаешь почему, но я тебя от души прощаю, зная твои расстроенные нервы. Как мог ты думать, чтобы я шутил твоим спокойствием или говорил такие вещи, чтобы отвязаться! Главное то, что я этого не говорил или пусть говорил, да не про то. Я сказал, что отзыв: непокорен к начальствуповредит тебе тогда, когда ты еще сидел здесь под арестом и что без этого ты, может быть, остался бы здесь.
Лермонтов — С. А. Раевскому.
8 июня 1838 г.
Повторяю, мне не в чем обвинять Мишеля…
С. А. Раевский — П. А. Шан-Гирею.
8 мая 1860 г.
Любезный друг! Я видел нынче Краевского: он был у меня и рассказывал мне, что знает про твое дело. Будь уверен, что все, что бабушка может, она сделает... Я теперь почти здоров — нравственно... Была тяжелая минута, но прошла. Я боюсь, что будет с твоей хандрой? Если б я мог только с тобой видеться! Как только позволят мне выезжать, то вторично приступлю к коменданту. Авось позволит проститься...
Лермонтов — С. А. Раевскому.
Петербург, март 1837 г.
Во время поисков за материалами для биографии Лермонтова пришлось нам проездом по Моршанско-Сызранской дороге встретиться с сестрою Святослава Афанасьевича, Анной Афанасьевной Соловцовой, урожденной Раевской. Она помнила, как брат ее вернулся из ссылки в Петербург, как была обрадована старушка мать и как через несколько часов вбежал в комнату Лермонтов и бросился на шею к ее брату. Я помню, как он его целовал и потом все гладил и говорил: «Прости меня, прости меня, милый». Я была ребенком и не понимала, что это значило, но, как теперь, помню растроганное лицо Лермонтова и его большие, полные слез глаза. Брат тоже был растроган до слез и успокаивал друга своего…
П. А. Висковатов.Новое о Лермонтове //
Вестник Европы. 1887. Кн. 5. С. 346
Любезный друг Святослав! Ты не можешь вообразить, как ты меня обрадовал своим письмом. У меня было на совести твое несчастье, меня мучила мысль, что ты за меня страдаешь...
Лермонтов — С. А. Раевскому.
Петербург, март 1837 г.
...Не забудь меня и верь все-таки, что самой моей большой печалью было то, что ты через меня пострадал.
Лермонтов — С. А. Раевскому.
Петербург, март 1837 г.
...Когда Лермонтов произнес перед судом мое имя, служаки этим воспользовались, аттестовали меня непокорным и ходатайствовали об отдаче меня под военный суд, рассчитывая, вероятно, что во время суда я буду усерден и покорен, а покуда они приищут другого покорного человека.
С. А. Раевский — П. А. Шан-Гирею.
8 мая 1860 г.
Он [Лермонтов] просил меня обратить в его пользу Мордвинова, и на другой день я поехал к моему родичу. Мордвинов был очень занят и не в духе. «Ты всегда со старыми вестями, — сказал он, — я давно читал эти стихи графу Бенкендорфу, и мы не нашли в них ничего предосудительного». Обрадованный такой вестью, я поспешил к Лермонтову, чтобы его успокоить, и, не застав дома, написал ему от слова до слова то, что сказал мне Мордвинов.
А. Н. Муравьев.С. 27
Письмо Андрея Муравьева, писанное в четверток, коим уведомляет, чтобы Лермонтов был покоен насчет его стихов, присовокупляя, что он говорил об них Мордвинову, который нашел их прекрасными, прибавив только, чтобы их не публиковать, причем приглашает его к себе утром или вечером.
Из «Описи пронумерованным бумагам корнета Лермонтова».
(Письмо не сохранилось). Цит. по: Щеголев П. Е.
Книга о Лермонтове. Вып. 1. С. 342
Когда же возвратился домой, нашел у себя его записку, в которой он опять просил моего заступления, потому что ему грозит опасность. Долго ожидая меня, написал он на том же листке чудные свои стихи «Ветка Палестины», которые по внезапному вдохновению у него исторглись в моей образной при виде палестинских пальм, принесенных мною с Востока:
Скажи мне, ветка Палестины,
Где ты цвела, где ты росла?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
(и проч.)
Меня чрезвычайно тронули эти стихи, но каково было мое изумление вечером, когда флигель-адъютант Столыпин сообщил мне, что Лермонтов уже под арестом.
А. Н. Муравьев.С. 27
Государь император, Высочайше повелеть соизволил: Л. Гв. Гусарского полка корнета Лермонтова, за сочинение известных... стихов, перевесть тем же чином, в Нижегородский Драгунский полк, а Губернского секретаря Раевского, за распространение сего стихотворения, и в особенности, за намерение тайно доставить сведение корнету Лермонтову о сделанном им показании, выдержать под арестом в течение одного месяца, — а потом отправить в Олонецкую губернию, для употребления на службу, — по усмотрению тамошнего Гражданского Губернатора.
Военный министр Чернышев —шефу жандармов Бенкендорфу.
Петербург, 25 февраля 1837 г.
Цит. по: Русская старина. 1880. С. 535
Лермонтов вознегодовал, как и все молодые в России, против той недоброй партии нашего общества, которая восстановляла друг против друга двух противников. Лермонтов написал посредственное, но жгучее стихотворение, в котором он обращался прямо к императору, требуя мщения. При всеобщем возбуждении умов этот поступок, столь натуральный в молодом человеке, был перетолкован. Новый поэт, выступивший в защиту умершего поэта, был посажен под арест на гауптвахту, а затем переведен в полк на Кавказ.
Е. П. Ростопчина — А. Дюма
Нетрудно представить себе, какое впечатление строфы «На смерть Пушкина» произвели в публике, но они имели и другое действие. Лермонтова посадили под арест в одну из комнат верхнего этажа здания Главного штаба, откуда он отправился на Кавказ прапорщиком в Нижегородский драгунский полк.
А. П. Шан-Гирей.С. 750
Когда последовал приказ о переводе Лермонтова за стихи «На смерть Пушкина» на Кавказ в Нижегородский драгунский полк, офицеры лейб-гвардии Гусарского полка хотели дать ему прощальный обед по подписке, но полковой командир не разрешил, находя, что подобные проводы могут быть истолкованы как протест против выписки поэта из полка.
П. К. Мартьянов 3. С. 208
Что касается до меня, то я заказал обмундировку и скоро еду.
Лермонтов — С. А. Раевскому.
Петербург, март 1837 г.
В 1837 г., за стихи на смерть Пушкина, Лермонтова перевели из гвардии тем же чином в армию, в Нижегородский драгунский полк, стоявший в Грузии.
Перед отъездом из Петербурга, говорит г. Меринский («Библиографическия записки», 1859, № 20, стр. 656), Лермонтов отправился к своему начальнику, чтобы ему откланяться, тот встретил его таким выговором: «Что это вы вздумали писать стихи? На это есть поэты, а вы корнет — ваше дело заниматься своим взводом, и более ничего». Г-жа Хвостова, основываясь на словах самого Лермонтова, передавала мне об этом иначе, а именно: «Комендант Мартынов принял на свой счет стихи: «А вы, надменные потомки / Известной подлостью прославленных отцов...» укорял за них Лермонтова и прибавил: «Ваше ли дело писать стихи! Для этого есть поэты, авторы, писатели, а вы такой же благородный человек, как и я».
