Павел Стеллиферовский - "Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя
"Кто, кроме Митрофана, лого вечно талантливого и вечно готового человека", спрашивает себя и нас писатель, имеет неистребимый вкус к любым разрушениям и искоренениям? Никто, ибо здравый смысл противится бездумным переменам и нововведениям, совершающимся ради них самих. А для Митрофана и его последователей, ни в чем не сомневающихся, «не существует даже объекта движении и исполнительности, а существует только само движение и исполнительность». Прикажут и все будет сделано: «Налетел, нагрянул, ушиб а что ушиб? он даже не интересуется и узнавать об этом…»
Зачем изучать науки, если есть готовность сделать любое открытие? Зачем постигать тайны профессий, если есть уверенность, что любое дело по плечу? Наоборот, считают ташкентцы-просветители прошлого и современности, для того чтобы во всем разобраться, нужен лишь «свежий» взгляд, не замутненный ни тем, что было вчера, ни тем, что будет завтра. Для того чтобы сказать «новое слово», ни на что не похожее, не надо, по их мнению, «никаких других условий, кроме чистоты сердца и не вполне поврежденного ума»…
Конечно, саркастически подтверждает писатель, «это условие потому хорошо, что оно общедоступно, а сверх того, благодаря ему все профессии делаются безразличными. Человек, видевший в шкафу свод законов, считает себя юристом; человек, изучивший форму кредитных билетов, называет себя финансистом; человек, усмотревший нагую женщину, изъявляет желание стать акушером. Всё это люди, не обремененные знаниями, которые в „свежести” почерпывают решимость для исполнения каких угодно приказаний а в практике отыщут и средства для их осуществления».
Много таких «специалистов по переменам» видела наша земля, сильно она претерпела от них. Особенно в недавней истории, когда жить время от времени становилось «все лучше и веселее», когда считалось, что по команде, как по щучьему велению, должна колоситься пшеница, вариться сталь, менять русло реки, дружить народы, пугаться враги. Не успевал народ опомниться от одного «нового слова» и «свежего взгляда», как объявлялся другой. Опять вроде бы напророчил Щедрин, когда написал: придет реформатор, «старый храм разрушит, нового не возведет и, насоривши, исчезнет, чтобы дать место другому реформатору, который также придет, насорит и уйдет…»
Как бы там ни было, писатель честно и своевременно предупредил народ об опасности, ибо понял, что «безазбучные» ташкентцы могут появиться всюду и в любое время, а в переломные эпохи — скорее всего. Ведь тогда им легче кричать о прогрессе, не боясь, что схватят за руку и обвинят во лжи; легче выдвигать свои прожекты, проверка которых потребует исторического времени; легче объявлять всех несогласных отсталой толпой, а себя первопроходцами. Разберутся — потом, а наградят и накормят сегодня!
Да, говорить о будущем благоденствии, просвещать «недалекий» народ, разрушать все старое до основания, проводить эксперименты, плохо представляя, чем они кончатся, не просто: здесь нужен особый талант, бесстрашный и не сомневающийся. Хранить, приумножать, созидать — работа невидная, черновая, тут быстрого капитала не заработаешь. Зато Отечеству от этой деятельности польза есть, в отличие от деятельности ташкентцев. Потому-то и беспощаден приговор писателя: «Человек, рассуждающий, что Вселенная есть не что иное, как выморочное пространство, существующее для того, чтоб на нем можно было плевать во все стороны, есть ташкентец…»
Зловещий образ, многозначный. Конечно, беглым знакомством с ним ограничиваться никак нельзя. Надо долго и внимательно считываться в грозные строки Щедрина и помнить, что понять «явление вредное, порочное — значит наполовину предостеречь себя от него». А между прочими уроками писателя хорошо бы не пропустить и такой: «…разве мы можем указать наверное, где начинаются границы нашего Ташкента и где они кончаются? не живут ли господа ташкентцы посреди нас? не рыскают ли стадами по весям и градам нашим? И ведь никто-то, никто не признаёт их за ташкентцев, а все видят лишь добродушных малых, которым до смерти хочется есть…»
Как вы ответите на эти запоздалые вопросы, мои мужественные спутники, прошедшие до конца весь тягостный путь? Еще не знаю, как вас, а меня классики все же убедили, хотя, честно признаюсь, начиная путешествовать, я о многом даже не догадывался. Во всяком случае, они свою точку зрения высказали совершенно отчетливо и обстоятельно. Я, смею надеяться, — тоже. Теперь дело за вами.
А чтобы у вас была хоть какая-то уверенность, что наши литературные знакомства совершались не только из праздного любопытства и имеют прямое отношение к каждому из нас и ко дню сегодняшнему, я — уже традиционно — сошлюсь еще на одно писательское мнение. Книги Ю. Бондарева вам, конечно, знакомы. Они включены в школьный курс литературы, широко издаются, экранизируются и даже становятся спектаклями. Писатель — наш современник: и по темам, и по мыслям, и по напряженному вниманию к проблемам духовности. Он часто встречается с читателями, выступает по телевидению, его публицистика выходит на газетные и журнальные страницы. В одном из недавних интервью Ю. Бондарев очень определенно высказался о «наших» проблемах. Эти раздумья вошли в книгу писателя «Диалоги о формулах и красоте», которая увидела свет в начале 1991 года.
«Конформизм как явление социальное возник с той поры, — считает Ю. В. Бондарев, в творчестве которого тема нравственного поведения человека является одной из ведущих, — как только появились государство и институты насилия, механизмы подавления одной силы другой. Конформизм — это полное подчинение тому, что противно твоему, я”, и это тихое согласие с любой силой, тихое предательство всех принципов человеческого достоинства. Это вовсе не компромисс, не временная взаимная уступка ради какой-то общей цели. Фатальный мировой конформизм в обществе — явление жестокое, но внешне не шумное, опасное тем, что трусливое и циничное самосохранение, равнодушие к боли ближнего становится нормой жизни. Я со всем согласен, у меня нет своих мыслей, я лоялен, я покорен, я готов на всё, даже бесчеловечное, лишь бы меня не трогали”. Конформизм — это рептильный инстинкт, болезненное проявление неустойчивости, безверия мещанина. В то же время всякое стремление к прогрессу конформизм сознательно и несознательно сдерживает, иногда парализует бездействием. Конформизм по-итальянски, по-бельгийски, по-американски, по-русски — явления безусловно разные, хотя и порожденные общей реакционной идеей: заботой лишь о своем благе, а дальше — хоть трава не расти. Пожалуй, многие наши изгибы и зигзаги перестройки и есть порождение конформизма. Однако наш конформизм, в отличие от западного, выгодно прикидывается энергией, штурмом и бурей — для достижения эгоистической цели».
Нет, не похоже, что мы зря тратили время, перечитывая русскую классику. Ее уроки принадлежат не только прошлому…
Вместо послесловия
ЧТО ВПЕРЕДИ?
Портрет хорош, — оригинал-то скверен!
М. ЛермонтовXамелеон, хамелсоны
их миллион, их миллионы!
Группа «Рок-ателье»Вот и подошел к концу наш разговор о литературных негодяях прошлого века.
К концу ли? Внимательный читатель, заинтересовавшись этим семейством, наверняка добавит неназванные имена в презренный перечень, составленный русскими классиками. А если посмотреть литературу зарубежную? Да почитать наших писателей нового времени, книги которых долгие годы были под запретом и только сейчас по-настоящему приходят к нам? Или приглядеться к произведениям последних лет. Уверен, и там и тут найдется пополнение. И какое! Увы, слишком живуче оказалось хамелеонское семя, размножилось и научилось приспосабливаться почти ко всему…
А теперь еще раз прошу вас, любезные друзья, завершая наше горестное и поучительное путешествие, обернуться вокруг и посмотреть, нет ли где рядом или чуть подальше кого-то из наших знакомцев. Мы уже, если помните, смотрели — перед тем, как перечитывать классиков. Но тогда ничего опасного не обнаружили. Опять нет? Значит, вам в жизни пока везет. Конечно, хороших людей больше, но кому-то они попадаются чаще, кому-то реже.
Если же все-таки вы встретите знакомое лицо, не робейте, смело идите вперед: тени боятся света! Теперь вы хорошо знаете, чем сильны и чем слабы потомки Загорецкого и Молчалина, Булгарина и Лысенко, Глумова и Чичикова, Тарелкина и Очумелова, — и не позволите им быть «королями жизни». Помните: они смертельно ненавидят правду и прямоту, честность и открытость, искренность и бескорыстие. Они панически боятся гласности и перемен, демократии и социальной справедливости. Да, да — всего того, что стало знаменем обновления нашей жизни. Смелее! Даже если вам не удастся сразу разбить их наголову, то можно крепко потеснить. А это уже шаг к победе. Главное — не останавливаться!
