Мария Боброва - Марк Твен
Марк Твен умер в своем доме «Стормфилд» (в Реддинге); тело его было перевезено в Нью-Йорк. Тысячи нью-йоркцев направились в те дни к «Кирпичной церкви», чтобы проститься с любимым писателем. Панихиду по Марку Твену служил его друг — пастор Твичел. Похоронен Марк Твен в Эльмайре.
Марк Твен диктует «Автобиографию»
«Жизнь слишком длинна и слишком коротка, — говорил он, — слишком длинна, чтобы не устать от нее; слишком коротка для работы, которую нужно сделать»[538].
Умер Марк Твен в Реддинге, в штате Коннектикут, 21 апреля 1910 года.
Душеприказчик Марка Твена, Альберт Пейн, издал двухтомную «Автобиографию» писателя в 1924 году; в нее вошла половина продиктованного материала. По завещанию Марка Твена, его полная «Автобиография» должна была появиться в свет через двадцать пять лет после его смерти[539]. В 1940 году Бернард Де Вото опубликовал дополнение к «Автобиографии» — книгу под названием «Марк Твен в гневе» («Mark Twain in Eruption»). Спустя восемнадцать лет, появилось третье издание «Автобиографии», подготовленное Чарльзом Найдером, куда также были включены новые материалы.
Несмотря на три разных издания, «Автобиография» дошла до читателя не в том виде, в каком была продиктована писателем. Так, Б. Де Вото решил весь материал расположить тематически и при этом начал произвольно препарировать тексты Марка Твена. «Я отбрасывал все неуместное или неинтересное», «фантастическое или вредное», — заявил он в предисловии к своему изданию[540].
Ч. Найдер продолжил эту вредную «традицию» — укладывать Марка Твена в прокрустово ложе субъективных симпатий и антипатий издателя. Он выбросил из книги ценнейший материал — комментарии писателя к новостям дня, его письма, резкие саркастические суждения о президенте Теодоре Рузвельте, об американских миллиардерах, о землетрясении в Сан-Франциско (последнее — под тем смехотворным предлогом, что Марк Твен «сам лично землетрясения не наблюдал»). Ч. Найдер утверждает, что все это он сделал для того, чтобы «не запятнать» литературную репутацию Марка Твена.
Произвол редакторов исказил одну из самых личных, самых замечательных книг Марка Твена. Писатель утверждал, что в «Автобиографии» он будет говорить только о вещах, его интересующих. Б. Де Вото и Ч. Найдер посягнули на это законное право писателя и отбирали из твеновского материала лишь то, что подходило к их собственному стандарту мышления. Для Марка Твена, придававшего огромнейшее значение «Автобиографии» как посмертному завещанию, книга была «правдой, сказанной из могилы». Для Ч. Найдера — она только литературная забава немощного старика. «Марк Твен старался развлечь себя: это было его главной целью в течение всего периода, когда он диктовал», — без тени смущения заявляет Ч. Найдер в своем предисловии. Сказывается давняя тенденциозность американских буржуазных литературоведов- приглушить общественно-политическую значимость творчества Марка Твена. Не пришлось ему быть «вольным и нестесненным» даже после смерти.
Однако никакое беспощадное редактирование не в состоянии умалить значительности твеновского произведения.
«Автобиография» Марка Твена очень интересна и по своему содержанию и по жанровому многообразию; она представляет синтез различных возможностей Марка Твена — художника и публициста.
В книгу вставлено множество анекдотов, коротеньких юмористических рассказов «из собственной практики» лектора, горняка, журналиста, рассыпаны блестки неповторимого твеновского юмора. Многие превосходные рассказы из «Автобиографии» — «Собака», «Как я помог Хигби найти работу», «Как я путешествовал с его преподобием» — уже получили самостоятельное значение, вошли в обиход читателя. Как увлекательный роман воспринимаются те части книги, где описывается детство, отрочество и юность писателя.
С упоением Марк Твен рисует «мальчишеский рай» на ферме дяди Джона. Чудесная поэзия счастливого детства в деревне передана ритмической прозой. Особенно хороши страницы, посвященные природе. Каждый абзац этой главы начинается одним и тем же выражением: «Я помню…» «Я знаю…» Это придает повествованию своеобразный поэтический ритм, напоминающий стихотворную манеру Уолта Уитмена — повторы в начале или в конце строфы, создающие патетическую тональность. В «Автобиографии» возникает новый и обаятельный вариант «Приключений Тома Сойера» — с комическими проделками, трагическими случайностями, милыми полудетскими представлениями.
В воспоминаниях о школьных товарищах проступает особый жанровый оттенок — Марк Твен создает ряд превосходных жизнеописаний, рисует портреты, характеры, судьбы знакомых людей. (Примечательно — писатель никогда, не терял связи с друзьями детства и юности.) Жизнеописания предстают перед читателем как сокровищница жизненного опыта самого Марка Твена; в них поражает его уменье дать квинтэссенцию разнообразнейших типов человеческой натуры.
Есть еще одна характерная жанровая тональность в «Автобиографии» — это книга мемуаров писателя, вспоминающего историю создания литературных персонажей. Приоткрывается вход в творческую лабораторию художника. Так, рассказав о жизни человека, ставшего прототипом индейца Джо, Марк Твен признается: «В книге о Томе Сойере я умертвил его голодной смертью в замурованной пещере, но это было сделано в интересах искусства, на самом деле этого не случилось»[541].
Образцом мастерства является глава о Брет Гарте. Никто ни до, ни после Твена не писал о Брет Гарте с таким психологизмом, исчерпывающей точностью и почти сатирической беспощадностью. Брет Гарт в оценке Марка Твена — человек удивительного таланта, большого дарования и — такой же поразительной безответственности и лени. Работать не любил (предпочитал занимать без отдачи деньги у друзей); когда нужда хватала за горло, писал с бешеной быстротой, по ночам, подхлестывая себя алкоголем; не заботился о жизненной правдивости, не брезговал книжными штампами[542], писал столь неряшливо, что издательства, заключавшие с ним договоры, отказывались от его книг. В бесхарактерности, в отсутствии крепких социальных корней видит Марк Твен причину трагедии Брет Гарта — человека и писателя.
«Автобиография» богата образцами публицистического мастерства Твена. Здесь есть главы-памфлеты об американских плутократах, есть гневные, уничтожающие суждения о коррупции в политике, обличительные страницы о позорных и кровавых деяниях в колониях, сатирические фельетоны о Рокфеллерах, политические анекдоты и саркастические афоризмы.
Одной из основных, особенно четко сформулированных мыслей в книге является определение общественного порядка в Америке как диктатуры капитала.
«В течение 50 лет наша страна была конституционной монархией с республиканской партией на троне»[543], — пишет Твен. Это та самая мысль, которая в образной форме была выражена в романе «Янки при дворе короля Артура». Только в то время Марк Твен говорил «эзоповским» языком, — у него не было теперешней определенности: «По имени республика остается, а по существу ее нет»[544].
Управление этой «монархией денег», утверждает Твен, ведется с помощью системы тарифов, с помощью гигантских корпораций промышленности, которые душат и грабят всю страну[545]. Еще в 1899 году, возражая антисемитам, утверждавшим, что все евреи — стяжатели, Марк Твен в статье «Касательно еврейства» писал: «Вандербильты, Гулды, Асторы, Хавемейеры, Рокфеллеры, Хантингтоны, Арморы, Карнеги, Слоаны, Уитнеи — не евреи, и, однако, они контролируют, и им принадлежит двадцать пять процентов всех богатств, создаваемых в Соединенных Штатах»[546].
В «Автобиографии» он прямо говорит о том, что «Рокфеллеры, Карнеги, группа Гулдов и Вандербильтов и других профессиональных мошенников» губят народ физически и нравственно[547]. «Я уверен, что население Америки все целиком, включая женщин, разлагается так же быстро, как доллары концентрируются»[548].
С уничтожающей саркастичностью Марк Твен изображает семью Рокфеллеров как циников и ханжей. Рокфеллер-старший награбил миллиарды, Рокфеллер-младший, их унаследовавший, публично проповедует «бессребреничество» и еженедельно выступает в воскресной школе с толкованием библии. «А на следующий день агентство Ассошиейтед Пресс и газеты знакомят с ними всю страну — и вся страна хохочет», — рассказывает Твен.
Он язвительно пародирует выступления ханжи Рокфеллера в «библейских классах». Писатель «наивно» выражает сомнение в том, что библейский Иосиф, давая нуждающимся крестьянам взаймы, возвращал им потом из заклада их землю и скот. «Я думаю — пишет Твен, — он брал земли себе, все — до последнего акра, и животных также — до последнего копыта. Я не представляю, чтобы этим несчастным, умирающим от голода, Иосиф назначил «лишь небольшую рыночную цену» за пищу, которую он им дал. Нет, он содрал с них шкуру, взял все до последнего пенни, забрал последний скот и последний акр земли, купил, наконец, «по рыночным ценам» тело и душу народа — все это за хлеб и цепи рабства. И какая «рыночная цена», в какой бы то ни было форме — в виде золота, алмазов, банкнотов, государственных бумаг, или любого вида имущества, — может быть назначена за то, без чего жизнь не имеет никакой цены, — за свободу!»[549]
