Дмитрий Старков - Жанр исторической робинзонады: эволюция образов прошлого, настоящего и будущего в период 2007-2012 гг.
— Это они сдуру. По мнению наших историков, золотой век был при Екатерине. У вас сейчас, как они считают, серебряный.
— А у вас, значит, бронзовый?
— Точно не знаю, но вряд ли — бронза так не пахнет». [24, стр. 21]
Герой А. Величко, в отличие от героя К. Костинова, не аморфен и не безынициативен. Однако вся его деятельность в настоящем не приносит ему удовлетворения. Причина — в том, что своему настоящему герой — замечательный специалист, заслуженный изобретатель — не нужен, подобно ученому, отправившему в прошлое героя Е. Красницкого. Это прямо обозначено в самом начале первого романа цикла: «Когда я начинал трудовую деятельность, статус инженера был еще достаточно высок, а когда впереди, на расстоянии всего нескольких лет, замаячила пенсия, мое звание заслуженного изобретателя официально находилось всего на полступеньки выше статуса „бомж“» [24, стр 11]. У настоящего, в котором живет дядя Жора, другие герои — в настоящем преуспевают те, кто в целях личного обогащения развалил великую страну: «…они [продажные чиновники — Д. С.] — соль земли и вообще хозяева всего, а население есть люди второго или третьего сорта. Причем это население должно знать свое место. Как в фильме „Кин дза дза“ — увидел кого с желтой мигалкой, тут же с должным смирением говори „ку“ и кланяйся в пояс». [29. с. 40] Простой человек, так же, как и у Е. Красницкого, лишен не только защиты со стороны государства, но и возможности защищаться самостоятельно: «Если же оно [государство — Д. С.], запретив иметь оружие, не берет на себя таких обязательств, то это значит, что для него народ — это не граждане, а скотина. Ну или рабы…»[27, с.22]
Вполне узнаваемым и привычным читателю продуктом настоящего является главный герой романа «Сектант» К. Костинова. В самом начале романа автор говорит о том, что именно время сделало героя серой, равнодушной ко всему окружающему и ни на что серьезное не способной личностью: «Несмотря на то, что его родители были людьми воспитанными и гдето даже интеллигентными, сынок их учился очень плохо. Может быть потому, что его школьные годы пришлись на залихватские девяностые, когда быть умным казалось чемто неприличным, самыми богатыми и уважаемыми людьми стали бандиты, бизнесмены (то есть, те же бандиты, только старавшиеся выглядеть респектабельно), проститутки и модели (между которыми тоже особой разницы не наблюдалось). По этой причине вместо того, чтобы получать знания, Сергей предавался мечтаниям о том, как он вырастет и разбогатеет, после чего станет покупать все, что захочет, и ездить на шикарной иномарке». [23, с. 18] Далее подчеркивается вся «сказочность», нереальность планов героя разбогатеть, усугубляемых отсутствием инициативы и чтением исключительно коммерческой волшебной фантастики: «Подружка была слегка повернута на магии, каковая зараза перекинулась и на Сергея. Правда, развилось у них это в разных направлениях: если подружка после школы открыла магический салон и сейчас ездила на той самой машине, которую в мечтах видел Сергей, то сам Сергей пристрастился к чтению фэнтези, поглощаемой им в неимоверных количествах, и ездил на метро. Чтение фэнтези привело к двум следствиям: мечты трансформировались из нахождения клада в нахождение некоего магического прибамбаса, позволяющего исполнить все желания (или конкретные, в зависимости от того, чего Сергею на момент мечтания остро не хватало)». [23, с. 18] Далее по тексту, где бы ни говорилось о становлении личности главного героя, его личность формируется исключительно под влиянием внешних факторов — то есть, неуютного, неприглядного настоящего, без какого-либо участия самого героя. Таким образом, герой «Сектанта» является не просто носителем, но обобщенным образом настоящего — аморфного, безынициативного и вполне закономерно не имеющего будущего. Становление и развитие героя как личности проходит исключительно благодаря влиянию прошлого. Таким образом, прошлое — единственная надежда на лучшее будущее и для героя и для его настоящего в целом.
Приемы создания достоверного образа прошлогоСтремление читателя к бегству от настоящего усиливается благодаря отсутствию во всех рассматриваемых произведениях какого-либо образа будущего. Будущего у героя исторической робинзонады нет, поэтому все надежды героя (а вместе с ним и читателя) — в прошлом.
В цикле Е. Красницкого «Отрок» образ прошлого создается автором немедленно по окончании описания переноса героя в прошлое, благодаря чему читатель «переносится» в прошлое вместе с героем. Для этого используется авторское отступление, дающее общий обзор истории и реалий XII века. Написано оно в иронично-сниженной манере, определяющей предполагаемый автором низкий уровень развития массового читателя. Как и в мысленной прямой речи главного героя, используются разговорная речь и сниженная лексика XX–XXI вв.:
«Что еще сказать про начало XII века? Земля людям того времени представлялась необъятно огромной (хотя край ее, вроде бы, где-то был). Про чудесные страны Востока Марко Поло международной общественности еще не поведал, потому, что пока не родился, а про Америку международная общественность не знала, потому, что открывшие сто двадцать лет назад Новый Свет викинги, эту самую общественность не удосужились проинформировать.
Была Земля, разумеется, плоской и стояла то на трех китах, то на трех слонах, то вообще черт знает на чем — в зависимости от господствующей идеологии. А с идеологией этой самой тоже всё было не слава Богу». [16. С. 19]
Образ прошлого, конечно, не предоставляет герою исключительно благоприятных условий для самореализации, но тем не менее самореализация становится возможной. Подразумевается, что природа прошлого еще не загрязнена человеком (см., например: «Первые несколько дней после „пробуждения“ были наполнены чистой светлой радостью какого-то, биологического, что ли, уровня. Слишком приятным был контраст между накопившим целую коллекцию болячек и недомоганий организмом почти пятидесятилетнего мужчины и телом двенадцатилетнего пацана, выросшего на свежем воздухе, в практически идеальной экологической обстановке и на естественной пище, не содержавшей даже намека на нитраты, вкусовые добавки или модифицированные гены.» [16. С. 70]), а люди — «испорчены» гораздо менее современников главного героя.
Лекари, от которых зависит человеческая жизнь, здесь выполняют свой долг, несмотря ни на что:
«…ей, действительно, еще нет двенадцати, и она, вместе с матерью, будет ходить от одного инфекционного больного к другому и даже не подумает смыться из села, чтоб спастись. И никакой клятвы Гиппократа, никаких наград или привилегий. Делай, что должен, и будет то, что будет. Вот на таких Юльках Держава больше тысячи лет и продержалась, а потом пришли борцы за „общечеловеческие ценности“, мать их всех!»[16. С. 112]
Органы охраны порядка не поражены повальной коррупцией (характерный момент: использованное в приводимой ниже цитате наименование работников правоохранительных органов прошлого имеет официально-нейтральную эмоциональную окраску, тогда как наименование работников правоохранительных органов настоящего принадлежит к сниженной лексике, и его эмоциональная окраска отрицательна):
«Торговая стража барыге так подчиняться не стала бы, это Вам не менты конца ХХ века, пусть даже стражники и не княжьи люди, а нанятые купцами». [16. С.304]
Люди прошлого верны долгу и отнюдь не инфантильны по сравнению с людьми настоящего:
«Вот это номер! […] А ТАМ [в настоящем. — Д. С.] считается, что мужиком становишься, когда первый раз трахнешься. Теперь понятно, почему у рыцаря обязательно должна была быть дама сердца. Это, как бы, свидетельство зрелости и независимости — готовность сложить, если нужно, голову, защищая не свою семью или собственность (это естественно), а того, кого ты сам выбрал. Кхе, как говорит дед Корней. А что тут еще скажешь?» [16. С.203]
Все эти (и многие другие подобные) обстоятельства способствуют успеху главного героя: ему, прошедшему «жестокую школу» XX–XXI вв., гораздо легче преодолевать любые противодействующие факторы такой благоприятной (хоть и жестокой, что неоднократно подчеркивается) среды.
Жестокость среды, в которой протекает робинзонада, является одним из главных приемов создания иллюзии правдоподобности происходящего, отмеченным многими исследователями еще в «Робинзоне Крузо» Д. Дефо. Е. Красницкий прибегает к этому приему регулярно, на протяжении всего цикла. См., например:
«Вот так, сэр. Средневековье и есть средневековье. Мать приказывает четырнадцатилетнему пацану совершить преднамеренное убийство, и единственное сомнение, которое у нее возникает — сможет или не сможет? А чего вы, сэр Майкл, ожидали? Для чего весь этот разговор завели? Ну возьмите и скажите: „Так нельзя, надо как-нибудь иначе. Не знаю как, но гуманизм, права человека“…» [15. С. 266]
