Сергей Щепотьев - Супруги Голон о супругах Пейрак
Обзор книги Сергей Щепотьев - Супруги Голон о супругах Пейрак
С. Щепотьев
Исторические и литературные истоки романа-потока Анны и Сержа Голон «Анжелика»
Геннадию Ульману, открывшему для меня мир этих книг.
Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.1
История нашего знакомства с романом-потоком Анны и Сержа Голон, как и с экранизациями отдельных его томов, право же, курьёзна.
Знакомство это началось с того, что в 1968 году мы увидели на наших экранах «Анжелику и короля». Затем нам показали экранизацию первого тома, а в 1971 году издательство «Прогресс» познакомило нас с её первоисточником, за которым последовал перевод седьмой книги.
Спустя семнадцать лет после выхода на экраны СССР «Анжелики и короля» — третьего из пяти фильмов, поставленных по роману Голон Бернаром Бордери, кинопрокат любезно предоставил нам возможность посмотреть снятый за двадцать один год до этого второй фильм, «Великолепная Анжелика», назвав его «Анжелика в гневе». И, наконец, ещё через год — четвёртый и пятый фильмы, объединив (и соответственно сократив) их, под названием «Неукротимая маркиза».
Годовалые младенцы за этот срок успели стать совершеннолетними людьми. Люди среднего возраста — выйти на пенсию...
Подробности виденных ранее фильмов были забыты, а если иной раз где и мелькали эти картины, то только порознь и, как правило, в порядке, нарушающем композицию.
То же касается и публикации отдельных томов, выхода которых на русском языке дожидалась читающая публика: переводы были нелепы по безграмотности и безобразны по объему сокращений.
По всем этим причинам трудно уловить смысл литературного произведения и его экранизации. Отсюда — пренебрежение многих читателей и зрителей. И это естественно. Тем более, что и отечественная критика приложила немало усилий, чтобы создать у нас, прямо скажем, превратное впечатление как об этих книгах, так и о фильмах.
Правда, автор преди- и послесловия к книгам, вышедшим у нас в семидесятые годы, А. Эпштейн, предпринял попытку серьёзного их анализа, отметив куда больше достоинств, чем недостатков. Но эта попытка была тут же высмеяна в прессе[1]: говорить дурно об «Анжелике» стало уже хорошим тоном.
Отчаянные усилия автора этих слов остановить оголтелый вой критиков были тщетны: редакции слали отписки — от сдержанно-бюрократических до хамовато-фамильярных.
Между тем несостоятельность скоропалительных оценок именитых писак очевидна.
«Окутанная тайной маркиза Анжелика ловко завлекает в свои сети миллионы почитателей, — писала Ирина Рубанова. — Неугомонная, резвая интрига фильмов об Анжелике, часто лишённая простого смысла, часто напичканная чертовщиной, приличествующей разве что средневековью — богатое поле для острот. К этому можно прибавить золочёную и расцвеченную пышность фильма, столь близкую модам и вкусам, распространённым в ошалевшем от бездуховности и пустоты мещанском мире»[2].
Затрудняюсь догадаться, где почерпнула Рубанова тайну, окутывающую Анжелику, и лишённую простого смысла интригу, и, тем более, чертовщину на уровне средневековья: ни в фильмах, ни в романах этого нет. Можно согласиться с пышностью картин Бордери, но что поделать, ежели на экране — век Короля-Солнца, так очевидно неравнодушного к пышности!.. Можно принять утверждение Ирины Ивановны, что эти фильмы — «рыночный товар, оформленный в элегантную французскую упаковку». Но ведь коммерческую сторону кинематографа зачёркивать нельзя, а умение придать товару элегантный вид — не такой уж грех, скорей — талант, который дается далеко не каждому.
Хуже было, однако, другое: статьи Н. Зоркой, И. Рубановой и им подобных столь же категорично и бездоказательно, охаивали и книги Голон. Впрочем. И. Рубанова не снизошла до анализа романа. «Аргументы» её статьи, в основном, сводятся к перечню «вещественных подтверждений головокружительного преуспевания авторов». Пространно перечисляет она «роллс-ройсы, виллы на морском берегу и прочие атрибуты жизни современных нуворишей», «роскошное шале в Швейцарских Альпах»... Нея Зоркая пространно расписывает «увесистые книги», с которых «на нас смотрит вполне современная блондинка», пишет о «нежных ручках», в которых, якобы, находятся «все нити политики, дипломатии и т.д.». Ей претит Пейрак — «герой-интеллектуал, отвечающий эпохе НТР». А чего стоит ехидное замечание Неи Марковны: «в последних книгах... главки маленькие. Спешка, спешка! А может, и надоело...»!
Это ли критерий оценки произведения для критика-профессионала?..
Но непостижимее всего параллель, которую Н. Зоркая проводит между — «Анжеликой» и... романами «чёрной серии», засыпая читателя цифрами статистики издания криминальных и шпионских романов.
«Горестей, выпавших на долю бедняжки Анжелики, хватило бы на десятерых. Но после странствий, рабства, рождения четверых детей её талия не увеличилась ни на сантиметр», — продолжает свой анализ критик. Вот, оказывается, как. Боюсь, подобное высказывание не достойно профессионального литературоведа. Ведь оно — лишь плод его, то бишь, ее воображения! Нет в романах Голон ни слова про талию Анжелики! Но есть — о седине в волосах. О натруженных руках. «Я выгляжу ужасно!» — так считает она сама, Анжелика.
Но для того, чтобы всё это уточнить, надо подвергнуть романы вдумчивому анализу. А в упомянутых статьях мы имеем дело с шуршанием шелухи, а не с расщеплением ядра. И лучшее доказательство тому — нездоровый интерес всех упомянутых критиков к «талиям», «хрупким, хорошо декольтированным плечикам Анжелики» (И. Рубанова), «могучему двигателю интриги — вожделению», «струе пряного изощренного секса» (Н. Зоркая), «твердым корсажам, подающим груди, как на подносе» (А. Иноверцева)[3].
Что ж! Очарование Анжелики досаждало и ее врагам женского пола, фигурирующим в романе. Поэтому подобные выпады можно принять лишь за доказательство точности художнического прицела авторов, создавших образ настолько яркий, что он раздражает не только литературных соперниц, но и критикесс, обнаруживая в них неистребимую, не поддающуюся маскировке женскую сущность.
Почему же все эти и другие критики позволили себе, искажая факты, создать у читателей превратное впечатление о книгах Голон? В чём причина?
Их может быть две. Первая — полное незнание анализируемого материала, или — поверхностное с ним знакомство. Вторая — желание подогнать содержание и смысл произведения под заранее приготовленный тезис. И всё это можно было себе позволить только при наличии третьей причины: потому, что читатель не был знаком с романом, о котором писали все эти люди. Согласитесь, иных причин быть не могло, а перечисленные — не достойны честного критика.
Как до горечи верно заметил Ю. Б. Борев, «критики часто рассуждают о произведении без всякого понимания его типа и его особенностей»[4].
Между тем, по словам Пьера Декса, автора замечательного исследования жанра романа, — «странная и удивительная вещь то глубокое доверие, которое романист должен питать к тем, кому он адресует своё произведение»[5].
Стараясь оправдать это доверие, мы и подошли к анализу романа Анны и Сержа Голон. На такое же доверие со стороны читателя мы рассчитываем, излагая ему свои соображения об этом произведении.
Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.2
19 декабря 1921 года в Тулоне, в семье морского офицера Пьера Шанжё родилась дочь Симона. Творческое начало было свойственно ее родителям. Мать девочки была блестящей пианисткой, а отец занимался научными исследованиями в области военной техники. Их дочь написала свой первый рассказ, едва научившись писать. А в восемнадцать лет опубликовала первую книгу. С тех пор она не прекращала сочинять. Одна из двух последующих книг стала бестселлером.
Кроме книг, были сценарии для кино, работа по организации журнала «Франс».
Через два года Симона получила литературную премию за приключенческий роман для юношества. Роман был опубликован под псевдонимом Жоэль Дантерн. Это дало ей возможность поехать в большое путешествие. Она избрала франкоязычное Конго, чтобы сделать серию репортажей для французских газет.
Однажды ей пришлось брать интервью у Всеволода Сергеевича Голубинова, сына русского консула в Персии. В. С. Голубинов родился 23 августа 1903 года. С началом Октябрьской революции его семья бежала во Францию. Всеволод, учившийся в Севастополе, тоже бежал, выдав себя за лавочника. А впоследствии разыскал свою семью.
Кроме французского, на котором говорил бегло, как любой русский аристократ, Голубинов знал еще добрых полтора десятка языков. Он был прекрасным спортсменом, геологом, химиком. Он искал золото в Китае, Бирме, Индии, Сиаме, Тибете и, наконец, в Африке, где пересеклись судьбы будущих супругов и авторов одного из самых популярных романов XX века...
