Павел Теплухин - Матрица Теплухина. До и после первого миллиона
Первый вопрос: «Что делить?» За отправную точку была взята общероссийская (изыскания проводились на примере РСФСР) оценка республиканского имущества. Общая сумма «богатства» была поделена на сто пятьдесят миллионов частей. В итоге получилась некоторая сумма, и нам предстояло определиться, что делать с ней дальше.
Второй вопрос: «Как отдать?» Первая идея, которая сначала и стала основной, предусматривала распределение долей через индивидуальные банковские счета.
То есть на счет гражданина зачислялась та самая сумма, получившаяся при делении общей массы, и гражданин должен был использовать эти средства на получение своей имущественной доли. Этот механизм был максимально правильным с индивидуальной точки зрения, потому что одному было бы приятней из общенародной собственности взять кусок земли; другому приватизировать и получить в собственность магазин, в котором он работает; третьему – долю завода, где он и вся его семья династией трудились. У каждого должны быть свои предпочтения, и все учесть невозможно, для этого и был придуман вот такой «свободный механизм». Банковские счета гарантировали надежную защиту от воровства, от потери, от банального пропивания, ибо их можно было использовать только целевым образом – на приобретение части общенародного и колхозно-кооперативного имущества. Обналичить и потратить на себя эти «специфические» деньги было бы невозможно.
Но тут мы столкнулись с технической сложностью: на тот момент ни один банк России не готов был вести сто пятьдесят миллионов счетов. Практически эта задача была абсолютно нерешаемой. Помимо этого был и второй, не менее важный аспект: модель перераспределения имущества через банковские счета не давала возможности для создания отечественного фондового рынка, который потребуется нам для дальнейшего развития экономики. Для приватизации фондовый рынок не нужен, но вот в дальнейшем он бы здорово нам пригодился.
Появилась идея использовать этот «переходный» момент перераспределения собственности еще и с этой целью, создать задел на будущее. Здесь и возникла идея «индивидуального имущественного сертификата», известного широким массам, как «ваучер».
По имени ВаучерНасколько я помню (хотя и не уверен на сто процентов), слово «ваучер» появилось у нас в институте благодаря Станиславу Гомулко – профессору Лондонской школы экономики, специалисту по польской экономической реформе. «Ваучер» и краткостью, и звучностью сразу же «сделал» угловатый «сертификат». Так вот он и прижился в российской истории.
Ваучер давал своему обладателю все права и возможности индивидуального банковского счета, но не был застрахован от рисков быть украденным, утерянным, пропитым и так далее. Все минусы, от которых был защищен банковский счет, в ваучере присутствовали
Ваучер давал своему обладателю все права и возможности индивидуального банковского счета, но не был застрахован от рисков быть украденным, утерянным, пропитым и так далее. Все минусы, от которых был защищен банковский счет, в ваучере присутствовали. Еще один огромный минус ваучера заключался в том, что большинство людей могло вообще не понять, что это такое, зачем, почему и на кой… Опасения в определенной мере подтвердились, но, когда дошло до практических действий, плюсы ваучера перевесили минусы. Попросту это был единственно технически возможный инструмент перераспределения собственности.
Это был единственно технически возможный инструмент перераспределения собственности
Фондовый вариантКак одна из альтернатив счетам и ваучерам нами рассматривался вариант так называемых приватизационных фондов. Подобная модель была «обкатана» нашими польскими коллегами. Смысл ее заключался в следующем: создается, например, пять фондов, которые управляются профессиональными менеджерами. Фонды получают равные доли акций всех предприятий страны. А население, в свою очередь, получает паи-акции в каждом из этих фондов – пять акций на каждого гражданина-пайщика.
Преимущество этого варианта заключалось в том, что приватизационные фонды сразу оказывались в абсолютно равной ситуации. Фонды управляются профессиональными финансовыми менеджерами, которые, в свою очередь, заставляют эффективно работать предприятия, обеспечивая их повышенную эффективность. Но этот, на первый взгляд, простой и эффективный механизм запущен не был.
Причин тут несколько.
Во-первых: где найти столько профессиональных менеджеров, которые будут управлять этими фондами? И сколько их должно быть? Пять, десять или пятьдесят?
Во-вторых: почему менеджеры должны быть лучше или умнее руководства унитарного предприятия? Это не очень понятно… Дополнительно нужно было создать в кратчайшие сроки прослойку незаурядных и умных людей. Снова вопрос: «Кто будет отбирать их, кто тот судья, который скажет: „Вот ты будешь директором этого фонда. И тебе дается в управление одна пятая часть всего государственного богатства…“» Кто будет тот судья? Понять, кто будет принимать такое решение, было сложно; было опасение, что на роль руководителей фондов будут «посажены» отраслевые министры. В этом случае на этой идее можно было бы ставить жирный крест.
Более того, на уровне конкретных пайщиков тоже возник бы немалый конфуз. У него (пайщика) пять паев, по одному от каждого фонда. Но и чем это лучше или проще, чем просто акции конкретного предприятия? Или, например, у кого-то в руках «просто ваучер». И чем, спрашивается, пять ваучеров лучше одного?
Но это еще не всё!
При таком варианте получалось двойное налогообложение. Первый раз облагались доходы, получаемые фондами, во второй раз налогообложение шло уже на уровне доходов физических лиц. И так далее… Чем дальше мы углублялись в эту тему, тем больше вопросов возникало. От нее мы, в конце концов, отказались.
Десять минут на метроВ итоге в 1993 году выбор остановился на «ваучерном» варианте приватизации. И здесь возникает естественный вопрос: «Что это нам дало?» Самый демократичный механизм сработал, и сто пятьдесят миллионов человек получили на руки сто пятьдесят миллионов ценных бумаг. В один момент в России был создан фондовый рынок, так как появились ценные бумаги, которые что-то стоят. Стоимость ваучеров в разных городах колебалась, она разнилась даже в пределах одного города. У метро стояли люди с плакатами: «Куплю ваучер»; у них была одна цена, например, десять долларов. В то же самое время на Российской товарно-сырьевой бирже, в десяти минутах езды, тот же самый ваучер стоил в пять раз дороже! Те, кто скупали ваучеры у метро, затем участвовали в аукционах и скупали акции; они вообще могли удваивать свою цену за день. Но основной массе населения этого механизма никто не объяснил, поэтому они свой кусок собственности потеряли безвозвратно, будто его и не было. Людям просто не рассказали, какую ценность они держат в руках.
Людям просто не рассказали, какую ценность они держат в руках
Были люди, которые считали, что более выгодно вкладываться в собственный магазин, нежели вкладываться в акции «Лукойла». Были люди, которые считали совершенно наоборот. Кто-то из них выиграл больше, кто-то – меньше.
Сорок миллионов акционеровПроведение разъяснительной кампании было обязанностью правительства России. С этой задачей правительство не справилось. Оно просто не подумало о том, что это важно. Наверное, когда находишься внутри команды, у каждого члена которой по два высших образования, трудно подумать о ста пятидесяти миллионах человек, большинство из которых не знают даже основ финансово-экономической грамотности.
Когда находишься внутри команды, у каждого члена которой по два высших образования, трудно подумать о ста пятидесяти миллионах человек, большинство из которых не знают даже основ финансово-экономической грамотности
Но, несмотря на все малоприятные издержки, в результате ваучерной приватизации в стране появилось сорок миллионов акционеров – физических лиц, поменявших свои ваучеры на акции различных предприятий. Это число даже превышало численность акционеров в США. Так был создан нормально функционирующий фондовый рынок. На мой взгляд – это один из важнейших результатов ваучерной приватизации.
Сорок миллионов собственниковДругим важным результатом приватизации стало появление огромной массы собственников в стране, то есть людей, которым есть что терять. Советский режим в течение 70 лет искоренял частную собственность и частнособственническую идеологию в стране – сначала каленым железом, а потом промыванием мозгов.
В этом смысле экономическая реформа в странах Восточной Европы была несколько проще. Там за послевоенный период так и не удалось полностью искоренить частную собственность – повсеместно существовал мелкий бизнес, который принадлежал конкретным людям и семьям. Были живы и люди, которые помнили, как функционируют законы рынка и почему нужна частная собственность. Поэтому возрождение среднего класса, а вместе с ним и социальной стабильности было более легкой задачей.
