Мортимер Адлер - Искусство говорить и слушать
Не имеет значения, какое количество ответов на N вопросов содержит память программы (N — любое, сколь угодно большое натуральное число), так как всегда найдется (N+1) — й вопрос, на который в памяти машины отсутствует запрограммированный ответ, и ведущий перед экраном сможет отличить машину от человека, потому что человек за экраном сможет ответить на этот (N+1) — й вопрос.
Конечно, вполне возможно, что когда-нибудь люди научатся снабжать машины способностью к развитию иного рода — неопределенными способностями, которые сделают возможным нахождение ответов в результате обучения, формирования привычек, выработки условного рефлекса или свободного выбора.
Так же, как профессор Дрейфус, я полагаю, что это маловероятно. Единственный способ эмпирически удостовериться, что создание подлинного машинного разума находится на грани возможного, — это наблюдать, как специалисты по созданию искусственного интеллекта раз за разом пытаются (и каждый раз неудачно) создать машинный разум. Чем больше будет таких неудачных попыток, тем выше вероятность того, что эти попытки никогда не увенчаются успехом.
8. Если окажется, что машины не в состоянии мыслить так, чтобы их было невозможно отличить от людей, а я думаю, что так и будет, то мы получим эмпирическое обоснование вывода о том, что уникальные способности человека нельзя объяснить, рассматривая мозг как электрохимическую машину.
a. Если все же такое рассмотрение окажется возможным, то машины, которые будут обладать более мощным электрохимическим мозгом, нежели человек, определенно смогут его превзойти, причем мышление машины в этом случае окажется невозможно отличить от человеческого мышления.
b. Вывод, к которому мы пришли, подтверждает философские воззрения Аристотеля и Фомы Аквинского, говоривших, что мозг — это лишь необходимое, но недостаточное условие человеческого мышления. Мы не можем думать без мозга, но мыслим мы не с помощью мозга. Мы мыслим, пользуясь исключительно нематериальной силой — силой человеческого интеллекта.
c. Если я окажусь неправ — а только время сможет подтвердить или опровергнуть мою правоту, — то я готов признать, что машины смогут думать так же, как люди, и что физические процессы, будь то электрические или электрохимические, могут дать нам адекватное объяснение концептуального человеческого мышления, так же как и объяснение перцептуального мышления животных.
9. Прежде чем я продолжу, позвольте мне обратить ваше внимание на три обстоятельства, связанные с интерпретацией теста Тьюринга или вытекающие из нее.
a. Первое — это исторический факт, что философ XVII века Декарт предвосхитил тест Тьюринга, предложив подобный тест для того, чтобы показать, что машины (а также животные, которых он считал машинами, наделенными чувствами и мозгом, но лишенными интеллекта) не способны думать. Это был разговорный тест. Никогда не удастся построить такую машину, считал Декарт, которая будет способна поддерживать разговор так, как это делают двое беседующих людей, ведущих гибкий, непредсказуемый в поворотах сюжета диалог.
b. Сможет ли делать это машина Тьюринга, если, вопреки предсказаниям Декарта, ее когда-нибудь построят, мы не знаем, но зато можем с полной определенностью утверждать: ни шимпанзе, ни дельфин, пользующиеся языком жестов, никогда не смогут выдержать тест Тьюринга, и мы всегда сможем отличить их от человека, стоящего вместе с ними за экраном, с. Ваше мнение о том, является ли качественная разница между людьми и животными поверхностной или коренной, зависит от того, верите ли вы, что в один прекрасный день нейрофизиологи смогут объяснить, каким образом люди выдерживают тест Тьюринга.
Если да, то значит ли это, что успех обусловлен мощью человеческого мозга?
Или для объяснения потребуется иной фактор — нематериальный, каким полагал человеческий интеллект Декарт?
Разум и мозг
1. Мы уже рассмотрели два противоположных взгляда на взаимоотношение человеческого разума, или интеллекта, и человеческого мозга.
а. На одном полюсе находится материалист, отрицающий саму возможность существования нематериальных сущностей, сил или действий.
С точки зрения такого материалиста, операции и процессы, происходящие в головном мозге, являются необходимым и достаточным условием всех ментальных операций, человеческого концептуального мышления, а также и перцептуального мышления животных.
Этот взгляд принято называть гипотезой единства. Слово «единство» подчеркивает сущностную нераздельность разума и мозга. Слово «гипотеза» — уступка в том отношении, что это утверждение является недоказанным и, как мне представляется, недоказуемым.
Гипотезу единства формулируют в двух формах, одна из которых радикальнее другой.
а) Более радикальная формулировка, присущая течению, называемому «упрощенным материализмом», гласит: не существует даже аналитического различия между действием разума и действием мозга.
b) Менее радикальная формулировка (на мой взгляд, она в большей мере согласуется с неоспоримыми фактами) допускает, что любое описание мозговых процессов аналитически отличается от описания ментальных процессов. Это верно как в отношении перцептуального мышления животных, так и в отношении концептуального человеческого мышления. Согласно этой формулировке, аналитическое различие между мозговыми физическими процессами и процессами мышления признаётся, но подчеркивается, что разум и мозг неразделимы в сущностном плане. Поэтому процессами, происходящими в мозге, можно объяснить все операции разума — как концептуального, так и перецептуального.
4) Согласно этой гипотезе, вполне разумной в своей менее радикальной форме, нейрофизиология со временем будет способна объяснить все аспекты человеческого интеллекта, так же как и все аспекты мышления животных. Даже высочайшие достижения человеческого мышления можно будет объяснить с помощью нейрофизиологии. На другом полюсе находится идеалист, который отрицает, что можно будет когда-либо объяснить человеческое мышление, используя знания о физических процессах в мозге.
Согласно этому взгляду, мозговая активность не является ни необходимым, ни достаточным условием мышления.
Этот идеалистический взгляд в самой радикальной своей форме был высказан епископом Беркли, который вообще отрицал существование материи и, следовательно, считал человека таким же духовным существом, как и небесных ангелов.
Эта радикальная форма идеализма не выдерживает критики перед лицом неоспоримых фактов, так же как и радикальный материализм. Следовательно, мы должны, не колеблясь, отвергнуть обе крайности.
Менее радикальная форма идеализма представлена, как мы уже убедились, платоническим и картезианским взглядом на рациональную душу или человеческий интеллект как на заточенного каким-то образом в человеческое тело ангела, чисто духовную субстанцию, обитающую в теле, каковое ни в коем случае не нуждается в такой способности, как способность к рациональному мышлению.
5) Всего лишь один факт (а достаточно всего лишь одного негативного факта) порождает большие сомнения в истинности взглядов Платона и Декарта. Ангелы, как я уже упоминал, никогда не спят. Их интеллект всегда работает. Люди же, напротив, засыпают, спят и просыпаются. Их интеллект в какие-то периоды находится в бездействии. Иногда мы видим сны, но мыслим не всегда. Концепцией Платона и Декарта невозможно объяснить взаимоотношения человеческого интеллекта с телом и мозгом. 2. Между этими двумя крайними точками зрения, каждая из которых может быть сформулирована в нескольких разных вариантах, находится позиция, которая, как мне думается, в наибольшей степени согласуется с известными нам фактами. Она соответствует тому, что мы знаем о природе человеческого мышления и об ограниченности материи и ее физических свойств.
a. Эта промежуточная позиция основана на умеренном материализме в соединении с таким же умеренным идеализмом.
b. Умеренный материализм заключается в том, что он признаёт два постулата менее радикальной гипотезы единства.
Первый из этих постулатов гласит, что мозговые и ментальные процессы аналитически отличаются друг от друга. Описание мозговых процессов невозможно заменить описанием ментальных процессов, и наоборот.
Данная точка зрения также согласуется с тем, что мозговые процессы являются по меньшей мере необходимым условием возникновения процессов ментальных — а именно это отрицают радикальные идеалисты.
c. Промежуточная позиция, которую я здесь высказываю, является материалистической в том отношении, что допускает: любой аспект перцептуального мышления, как у людей, так и у других животных (то есть все акты чувственного восприятия, воображение, память, а также эмоции, страсти и влечения), можно уже сейчас или можно будет в будущем целиком и полностью объяснить в понятиях и терминах нейрофизиологии. Нет ничего нематериального или духовного в поведенческих или ментальных операциях, общих для людей и других животных.
