Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира
Мы спросили, какие магические силы помогли ему, не знакомому с водой намчи, добраться через реку к устью ущелья, и он ответил, что «надо ходи-ходи по вода». После долгих и мучительных расспросов выяснилось, что собо взял напрокат небольшую двухместную долбленку, пообещав заплатить баснословные деньги, но сам и не подумал сообщить нам об этом. Деле сумел каким-то непостижимым для нас африканским способом обнаружить не только сделку, но и саму лодку, покинутую на произвол судьбы.
Вот при каких обстоятельствах мы отправились на разведку каньона Манью.
Джордж и я гордились тем, что можем отлично управляться с любой лодкой. Джордж — один из тех немногочисленных британцев, которые отваживаются выходить под парусом в северную часть Средиземного моря — а это дело не простое; у меня же были свои причины считать себя этаким старым речным волком. Но как бы то ни было, наши дружные усилия в долбленке, на долбленке, а подчас и под долбленкой едва не навлекли вечный позор на наши головы.
Я уверен, что корнем всех зол был недостаток в устройстве суденышка — кривизна в середине, по левому борту, если смотреть с носа, и по правому — если смотреть с кормы. По правде сказать, точное местоположение носа оставалось сомнительным, и ни мы сами, ни владелец лодки не могли с уверенностью утверждать, где нос, когда лодка движется вперед. Движение осуществлялось при посредстве лары весел: одно из них, короткое и прямое, было из удивительно легкого дерева, с длинной острой лопастью, другое — длинное, загнутое у рукоятки, с круглой лопастью — по удельному весу представляло собой нечто среднее между чугуном и свинцом. Гребля с одного борта заставляла лодку крутиться по все более сужающейся спирали, а с другого — посылала ее в пространство по непредсказуемой траектории.
К тому времени, когда мы познакомились с поразительными свойствами нашего судна, мы уже неслись по середине реки, и воды в лодке было едва ли меньше, чем за бортом. Джорджу пришлось срочно бросать весло и хвататься за шляпу — вычерпывать воду. Но стоило ему вылить первую шляпу воды за борт, как наше ружье соскользнуло на дно лодки, и я понял, что вынужден бороться с лодкой один на один и эта переделка не скоро кончится. Дальнейшее напоминало жуткий кошмар, но я, действуя поочередно обоими веслами: легким — с вогнутого борта, тяжелым — с выпуклого, все же умудрился довести лодку до устья ущелья.
Мы высадились на плоские, сглаженные водой слоистые скалы, нависавшие прямо над рекой. В них оказалось множество ям, в среднем футов двух в диаметре, которые были наполнены стоячей водой, оставленной отступившим в начале сухого сезона половодьем. Многие совсем небольшие с виду ямки внизу расширялись в сферические резервуары и сливались с соседними. Там мы и поймали несколько драгоценных шпорцевых лягушек.
Вдохновленные первым успехом, мы начали систематический обыск всех ям с водой. Из тех, что были поближе к реке, лягушки удирали, переходя из одной каменной камеры в другую. Наконец они вылезали на берег под скалой и ныряли оттуда в бурную стремнину. Нас это удивило: трудно было вообразить, что какая-либо лягушка сумеет выйти живой из бешеного потока. Мы решили проверить это и снова забрались в долбленку.
Пробираясь вдоль края каньона, мы медленно ввели лодку под нависающие скалы. Здесь наши лягушки собрались в великом множестве, они изо всех сил работали лапками, чтобы выдержать неистовый напор течения. Но стоило нам попытаться схватить их, как они просто переставали грести лапками, течение подхватывало их и уносило под нависающие козырьки скал. В поисках лягушек мы медленно пробирались дальше в глубь ущелья.
В конце концов Мы угодили в серьезную передрягу. Гребя во всю мочь против течения, мы едва удерживались на месте, а лодка тем временем набирала воду с невиданной дотоле скоростью. Как быть? Стоит перестать грести, как нас понесет под нависшие скальные козырьки со скоростью двадцати узлов, а если мы немедленно не займемся вычерпыванием воды, наша лодчонка вот-вот захлебнется и пойдет ко дну. С правого борта показался вход в большую пещеру, и внезапно мы очутились в самой гуще крайне Перепуганных гиппопотамов, среди которых было несколько бьющихся в истерике крокодилов.
Но они не напали на лодку и не пытались из нее нас вытащить, как полагалось бы в рассказе о подобном приключении. Они сбились в полутемной глубине пещеры, издавая леденящие кровь звуки: храп, рычание, зубовный скрежет. Не влепили ли мы им заряд прямо меж глаз, как полагается во всяком порядочном приключенческом фильме? Нет! Мы продолжали грести — но как! — против течения реки и накатывающих из глубины пещеры водоворотов. Обогнув небольшой выступ, мы попали в сильную обратную струю, так что Джордж получил возможность вычерпывать воду, пока я изо всех сил работал веслами. Через несколько минут мы причалили к крохотному клочку песчаного берега, который как-то ухитрился притаиться под уходящими вверх отвесными стенами каньона.
В полном изнеможении мы свалились на землю и стали шарить в поисках Папирос, но спички куда-то запропастились. Что за чертовщина? Я точно помнил, что захватил с собой спички. Посидев в мрачном безмолвии, мы стали шарить под несколькими широколистными растениями, разбросанными куртинками на песке: надо же было извлечь *ОтЬ какую-то пользу из такого бедственного положения. Мы надеялись, если повезет, отыскать еще несколько лягушек.
Поначалу не нашли ничего, но в дальнем конце отмели обнаружили несколько мелких лужиц у подножия скал. Я сунул палку в одну лужицу и с удивлением увидел, как несколько камней, лежавших на дне, таинственным образом переместились поглубже. Окликнув Джорджа, я продемонстрировал ему это загадочное явление. Мы принялись шарить в глубинах коричневатой воды своими сачками и немного погодя выудили пару необычных существ.
Было совершенно очевидно, что это какие-то черепахи, хотя у них вместо твердых панцирей спинки были покрыты пятнистой кожей, мордочки тонкие, заостренные, на плавниках виднелись когти, а сами черепахи были сплющены, как круглые лепешки.
— Черепахи, — сказал Джордж.
— Пресноводные, — сказал я.
— Морские.
— Морские черепахи живут в морях и на этих не похожи.
— А по-моему, похожи.
— Это пресноводные черепахи.
— Ладно, пусть будут хоть «телепахи»*, — сказал Джордж, прекращая спор.
Так мы и называли до конца нашего путешествия безобидных африканских триониксов (Trionyx triunguts), которые едва нас не поссорили.
На этом, очевидно, разнообразие животного населения песчаной отмели было исчерпано. Чертыхаясь и проклиная себя из-за спичек, в самом мрачном настроении мы продолжали двигаться против течения по мере своих сил. Стало немного легче: лодка больше не набирала воду, и до конца узкой горловины оставалось уже недалеко. Следующую остановку мы сделали на длинной песчаной отмели, по которой во множестве сновали мелкие пичужки — это были разнообразные кулички. Большая часть из них обратилась в бегство с жалобными криками, столь характерными для куликов. Остались только довольно спесивые красногрудые чибисы Anomalophrys superciliosis. Это птицы размером примерно с зеленую ржанку, с большой широкой головкой, от уголков клюва у них свисают два длинных ярко-желтых пучка перьев. Они оказались настолько непугаными, что мы причалили и разлеглись прямо среди стаи.
Перед нами открывалась картина такой поразительной красоты, что ее едва ли можно передать словами. Узкое русло реки, словно канал, созданный человеческими руками, прорезало густые лесные заросли прямой как стрела линией.
По берегам гладкий серый камень переходил в пологий песчаный пляж. Еще выше поднималась стена деревьев, а на опушке в необычайном изобилии росли сочные светло-зеленые травы. Небо над нами — бездонная, ярко-синяя пустота без единого облачка. Мы лежали на этом песчаном
* Телепаха (Теленок-черепаха) — персонаж из сказки Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес». (Примеч. перев.)
островке, глядя вверх по течению, и весь мир представал перед нашим взором разделенным на прямые полосы в безукоризненном совершенстве: направо — темно-зеленые деревья, более яркие светло-зеленые травы, золотой песок, серый камень, посередине — бурая вода, слева — то же самое в обратном порядке, как точный отпечаток.
Я уже не раз пытался передать те ощущения, которые рождали во мне пейзажи, полные нетронутой естественной прелести. Может быть, я делаю это напрасно — множество людей, если не большинство, совершенно ничего не почувствуют, увидев тропические заросли в ослепительном свете солнца. Их колдовскую красоту, несомненно, не станут отрицать даже те, кто претерпел множество мучений от рук тропических демонов. И все же их красота неукротимо манит к Себе.
В полном одиночестве среди нетронутых, вечных лесов тропиков человек полностью сливается с природой. Крохотные кулички, покрытые плотно прилегающими аккуратными и ослепительно чистыми перышками, жужжащие насекомые, вытворяющие непостижимые фигуры высшего пилотажа, чистейшие пески, деревья с их тишайшим дыханием сквозь миллионы зеленых устьиц — это наша законная, естественная среда. Возня, от которой разит потом, может поднять нас до уровня сверхмуравьев, и нам придется закапываться в землю из страха пасть жертвой крылатых птиц или ползучих гадов в образе самолетов и танков.
