Юджин Д'Аквили - Тайна Бога и наука о мозге. Нейробиология веры и религиозного опыта
Бог, описанный Армстронг, есть Бог охоты на ведьм, инквизиции, священных войн, нетерпимого фундаментализма и бесчисленного множества иных форм религиозных преследований, которые верующие всегда совершали в твердой уверенности в том, что Бог все это одобряет. Право совершать подобные преступления основано на идее, что наш Бог есть единственный Бог, а наша религия – единственный и исключительный путь к истине. И тогда избранный Богом народ считает, что он имеет право или даже обязан противостоять «врагам Божиим», которых такие верующие считают менее святыми и в меньшей мере людьми, поскольку те не разделяют их буквалистской веры.
Многие верующие пребывают в твердой уверенности, что совершаемые ими глупости и преступления одобряет Бог
Как показывает история, религиозная нетерпимость есть в первую очередь феномен культуры, который основан на невежестве, страхе, ксенофобских предрассудках и этноцентричном шовинизме. Однако мы полагаем, что эта нетерпимость коренится в чем-то более глубоком, чем просто узость представлений; как мы считаем, она основана на том же трансцендентном опыте, который поддерживает веру в абсолютное превосходство наших особых богов, наделенных свойствами личности.
Как мы видели, трансцендентные состояния представляют собой континуум все более интенсивных состояний единого бытия вплоть до такого, где это единство становится абсолютным. Когда наступает состояние абсолютного единства, уже не существует конфликтующих между собой версий истины; здесь есть только сама истина, а потому споры о мнениях или вообще конфликты любого рода просто становятся невозможны.
Но если мистик не доходит до такого состояния абсолютного единства – если с точки зрения неврологии деафферентация зоны ориентации не достигает полноты, – тогда у него сохраняется субъективное сознание, так что он будет понимать свое переживание как неописуемый союз. Я с каким-то мистическим иным. О нейробиологической стороне такого состояния Unio Mystica мы говорили, обсуждая активную медитацию.
Подобно всем глубоким состояниям единства, такой мистический союз кажется совершенно реальным, то есть мистики самим своим телом чувствуют, что находятся в присутствии абсолютной реальности. Христианин называет эту истину Иисусом, мусульманин – Аллахом, в примитивных культурах люди переживают присутствие могущественного природного духа, но во всех случаях мистики понимают, что столкнулись с духовной истиной, стоящей выше всех прочих.
Мы видели, что «открытие» такой истины с помощью мистического переживания дает верующему мощное чувство контроля над не управляемыми иными способами превратностями судьбы. Присутствие могучего духовного союзника убеждает верующих в том, что их жизнь входит в какой-то единый грандиозный замысел, что миром правит добро и что в итоге можно победить и саму смерть.
Эта вера сильнее пустых мечтаний благодаря тому, что реальность стоящего за нею Бога можно проверить – в непосредственной мистической встрече Он есть в буквальном смысле абсолютная истина. Потому любое сомнение в достоверности этой истины воспринимается как нападение не только на идею Бога, но и на глубинную – подкрепляемую нейробиологией – уверенность в том, что Бог реален. Если Бог не реален, то не реален и мощнейший источник надежды и избавления. Может существовать только одна абсолютная истина, и это вопрос экзистенциального выживания. Все другие истины угрожают самой сути нашего бытия, и их ложь следует разоблачать.
Иными словами, идея «исключительной» природы истины, на которой основывается религиозная нетерпимость, вероятно, порождена состоянием нейробиологической трансцендентности, не достигшим своей полноты. По иронии судьбы, когда это трансцендентное состояние доходит до логического, а также нейробиологического предела, ум испытывает состояние абсолютного и беспримесного единства, в котором все конфликты, все противоречия, все несовместимые версии Истины исчезают в гармоничном монолитном единстве. Если мы правы и религии и буквальные образы Богов, о которых они говорят, на самом деле представляют собой интерпретацию трансцендентного опыта, значит, все варианты понимания Бога в итоге укоренены в одном и том же опыте трансцендентного единения. Это справедливо независимо от того, существует ли на самом деле наивысшая реальность или же это просто неврологическая перцепция, порожденная необычным состоянием человеческого мозга. Таким образом, все религии находятся между собой в кровном родстве. Ни одна из них не смеет претендовать на исключительное обладание реальной реальностью, но все они, в своих лучших проявлениях, указывают верное направление сердцу и уму.
Присутствие могучего духовного союзника убеждает верующих в том, что их жизнь входит в какой-то единый грандиозный замысел, что миром правит добро и что в итоге можно победить и саму смерть
История человечества показывает, что религии редко стремились к подобному инклюзивному и великодушному мировоззрению и что конфликт почти всегда был для них нормой. Однако мы можем наблюдать и обнадеживающие явления: ряд важных религиозных мыслителей готов принять идею, что все религии тесно соединены духовными связями, и кого-то из них это даже радует.
Далай Лама говорит:
Люди по самой своей природе обладают разными интересами и наклонностями. Потому нас не должно удивлять обилие различных религиозных традиций с их разным мышлением и непохожими практиками. Но это многообразие позволяет всем быть счастливыми. Если у нас есть только хлеб, люди, которые едят рис, почувствуют себя покинутыми. Когда существует много видов пищи, можно удовлетворить различные потребности и вкусы людей. А люди едят рис потому, что он лучше всего растет там, где они живут, но не потому, что он чем-то лучше или хуже хлеба.[167]
«Поскольку все традиции мировых религий по сути направлены на одну общую цель, нам следует стремиться к тому, чтобы между ними царили взаимное уважение и гармония»[168]. В своей книге «Мистическое сердце» Вейн Тисдейл – католический мирянин, ведущий монашеский образ жизни, – утверждает, что видит начало возникновения уважения и гармонии между религиями, к которым призвал стремиться Далай Лама. Тисдейл изобрел термин «взаимодуховность», чтобы обозначить им климат диалога и примирения между религиями и напомнить о той базовой духовности, которая присуща всем религиям.
«Взаимодуховность не есть уничтожение богатого разнообразия религий, – говорит он. – Это не отказ от уникальных особенностей каждой традиции в пользу гомогенной сверхдуховности. Это также не попытка создать новую форму духовной культуры. Скорее, это попытка сделать доступными для каждого все те формы, которые может принять духовное путешествие».
Как считает Тисдейл, это путешествие начинается с первичного человеческого стремления к мистическому союзу с чем-то большим, к единению со всеобъемлющей истиной, которую люди искали задолго до того, как появились религии, давшие ей определение.
«За много тысячелетий до появления мировых религий как социальных организмов, прокладывающих себе путь в истории, мистическая жизнь была в полном расцвете», – говорит Тисдейл. По его мнению, мистическое стремление установить связь с божественным составляет суть любой подлинной веры и существо всех религий.
«Можно сказать, – заявляет Тисдейл, – что реальную религию человечества представляет собой сама духовность, поскольку именно мистическая духовность есть источник всех мировых религий».
Представления Тисдейла основаны на его вере и личном мистическом опыте, однако этот подход, основанный на духовности, привел его к такому же заключению, на которое указывает нейробиология: все религии возникают из опыта трансцендентного и им питаются, поэтому все они ведут нас, хотя и разными путями, к одной и той же цели – к целостности и единству, где различные веры сливаются в абсолютном и недифференцированном целом.
Для сторонников взаимодуховности представление об этом фундаментальном единстве имеет огромное духовное значение, но и вполне практический смысл. Как говорит писательница и религиовед доктор Беатрис Бруто в своем предисловии к «Мистическому сердцу», мистицизм может подарить миру высшую надежду на более счастливое будущее, дав нам возможность преодолеть жадность, недоверие и страхи за свою безопасность – те пороки, которые на протяжении многих веков порождали страдания и конфликты. Она пишет:
Давайте вспомним о стремлении господствовать, жадности, грубости, насилии и всех других бедах, которые рождаются из ощущения неполноценного и незащищенного от опасностей бытия. Мне нужно больше власти, больше имущества, больше уважения и восхищения. Но этих вещей никогда не хватает, а страх всегда остается. Он исходит отовсюду: от других людей, от экономической ситуации, от идей, обычаев и верований, от природной среды, от наших собственных ума и тела. Все эти другие запугивают нас, угрожают нам, создают в нас тревогу. Мы их не можем контролировать. Все они, в той или иной мере, нам чужие. Наш опыт говорит нам: я есть Я, а они – не-Я.
