Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Финлейсон Клайв
Мысль об общем происхождении предков не нова. Она возникла в 1950-е годы и снова возродилась в 1970-е в связи с гипотезой Ноева ковчега [256]. На этом этапе регион происхождения был еще неизвестен, но ситуация прояснилась спустя десятилетие, когда Ребекка Канн и ее коллеги опубликовали новаторское исследование, в котором анализировали митохондриальную ДНК 147 живых людей из пяти географических популяций [257]. Результаты указывали на африканское происхождение 200 тысяч лет назад, и загадка казалась решенной. Статья была опубликована 1 января 1987 года. Чуть более чем через два месяца в Кембриджском университете была организована конференция, на которой собрались пятьдесят пять ведущих исследователей в области происхождения человека. Первая статья в издании, опубликованном после конференции, была написана Стонекингом и Канн. Название издания — «Революция человека» — посылало всем без исключения ясный сигнал о том, как с этих пор следовало рассматривать нашу эволюцию [258]. В последующие два десятилетия вышло множество статей и книг в поддержку революции человека. Некоторые из них внесли важный вклад в развитие идеи, но многие представляли невнятные, голословные и зачастую субъективные мнения, цель которых состояла в том, чтобы трактовать имеющиеся доказательства в пользу гипотезы Ноева ковчега [259].
Многие могли счесть, что гипотеза мультирегионального происхождения человека больше не существует [260]. Суть мультирегионализма заключается в колонизации Homo erectus Старого Света и последующей эволюции различных популяций в современные человеческие расы. В ней отвергаются последующая экспансия и полное замещение всех человеческих видов одной популяцией людей. Гипотеза возникла в 1920-е годы, когда неандертальцы считались промежуточным звеном в развитии человека между H. erectus и предками [261]. С мультирегиональной гипотезой созвучна «теория канделябра» — термин, придуманный Хауэллсом, — в которой говорилось о различных ветвях, представляющих эволюцию разных людей.
По иронии, имена Вейндерейх, Куна или Хауэллса — главных адептов этого взгляда — не всплывают, когда, время от времени, аргумент вновь восстает из небытия. Другие взялись за это дело с новой страстью и пылом. У мультирегионализма были сильные защитники, среди которых наиболее выдающимися оказались Лоринг Брейс [262], Алан Торн и в особенности Милфорд Уолпофф [263]. Крис Стрингер чаще всего признается знаменосцем «исхода из Африки 2», который, как предполагается, был второй масштабной экспансией Homo из Африки (после экспансии H. erectus [264]). Так, жаркая битва между «исходом из Африки 2» и мультирегиональной эволюцией превратилась в крестовый поход рыцарей Стрингера и Уолпоффа друг против друга. Баталия имела еще и социальный подтекст, поскольку мультирегионализм предлагал более раннее разделение людей на расы, чем «исход из Африки 2». Пепел той битвы время от времени еще летает на палеоантропологических собраниях, когда наше происхождение заново подвергается разбору.
Я привел здесь этот краткий обзор противоречащих друг другу теорий, прежде чем изложить свои собственные взгляды, чтобы их можно было представить на историческом фоне. Несмотря на множество достижений, особенно в области генетики, и новые находки окаменелых останков, с первых дней дебатов я не поверил в абсолютизм теории второго «исхода из Африки» с замещением. Означает ли это, что я поддерживаю крайнюю форму мультирегионализма? Вовсе нет. Однако я считаю, что взаимодействия людей в Евразии и в других частях Старого Света в период 50–30 тысяч лет назад было гораздо сложнее, чем просто замещение одной группы людей другой группой [265]. Кажется, я в этом не одинок. Описывая ископаемые останки раннего современного человека из пещеры Тяньюань в Чжоукоудяне (Китай), палеоантрополог Эрик Тринкаус и его коллеги недавно отметили, что анатомия окаменелых останков «подразумевает, что простое распространение современных людей из Африки маловероятно» [266]. Многочисленные достижения последнего десятилетия подорвали идею о всплеске человеческой изобретательности, который якобы привел к революции человека [267]. Однако целые тома докладов по итогам конференции 2005 года, посвященной Кембриджской встрече 1987 года, вышли под заголовком «Переосмысливая революцию человека» [268]. Старые привычки, похоже, трудно изжить.
Предлагаю начать с чистого листа. Мы рассмотрим период 50–30 тысяч лет назад. В начале этого периода Евразия была занята только неандертальцами, а к отметке в 30 тысяч лет назад их уже почти не осталось и суша была заселена предками. Давайте на время забудем о неандертальцах и предках и вместо этого взглянем на панораму Евразийского континента того времени. Каким был климат? Как выглядели типы местообитаний и где они располагались? Какие животные и где жили? Где были люди? Как только мы найдем ответы на эти вопросы, мы сможем вернуться к обсуждению того, как люди туда попали, кем они были и откуда пришли. Давайте начнем с климата.
Климат Евразии частично восстановился после глобального похолодания в период 74–59 тысяч лет назад. Пятьдесят тысяч лет назад климатические условия были мягкими и относительно стабильными, хотя и не такими теплыми, как во время предыдущего межледниковья. Климатическая тенденция к похолоданию возобновилась около 44 тысяч лет назад, и 37 тысяч лет назад температуры достигли своего минимума. Вскоре после этого последовала фаза холода (27–16 тысяч лет назад), которая достигла кульминации во время последней ледниковой эпохи [269]. Эти тенденции не были однородными и перемежались теплыми и очень холодными климатическими явлениями, происходившими с меньшими временными интервалами, обычно порядка сотен или тысячи лет [270]. Частые изменения от теплого к экстремально холодному и обратно сделали период 50–30 тысяч лет назад одним из сильнейших климатических потрясений. Фоном тому служило устойчивое ухудшение климата, нараставшее вплоть до последовавшего ледникового периода.
Изменения климата были в целом одинаковыми по всей географической территории Евразии [271], но их влияние на окружающую среду значительно различалось от региона к региону на этой огромной территории. И тут возникают неожиданности и противоречия. Например, некоторые ученые, ссылаясь на экологические свидетельства, находят, что крайний северо-восток Сибири, где она встречается с северо-западом Аляски, на пике последней ледниковой эпохи был относительно свободен ото льда [272]. Ледниковые щиты здесь были намного меньше, чем в предыдущие холодные периоды. Одним из объяснений может быть то, что ледяной покров Скандинавии и района Баренцева и Карского морей, находящийся дальше на западе, был настолько крепким, что за счет этого снизилось поступление влаги, достигавшей Дальнего Востока. Другие же ученые поддерживали мысль о непрерывном обширном циркумполярном ледяном покрове, который достигал максимальной площади 39 миллионов квадратных километров [273]. Одним из самых серьезных последствий существования этого огромного ледяного массива, покрывавшего большую часть арктической России, могло стать то, что устья крупных сибирских рек, которые сегодня впадают в Северный Ледовитый океан, были перекрыты огромными ледяными плотинами. В результате этого огромные пресноводные внутренние моря возникали по всей Сибири. Когда, по мере изменения климата, ледяные плотины становились неустойчивыми, обширные районы страдали от катастрофических наводнений [274]. Такие события могли привести к неописуемому ущербу, стремительному изменению окружающей среды и уничтожению популяций многих животных, включая людей. Нам никогда не удастся полностью оценить воздействие таких ледниковых катастроф.
