Шарман Рассел - Роман с бабочками
У репейниц мигрируют и гусеницы. В 1947 году в пустыне на территории Саудовской Аравии один ученый наблюдал армию этих гусениц, которая наступала вместе с молодыми, еще бескрылыми саранчуками (те передвигаются вскачь), пожирая нежные весенние всходы и побеги.
Репейницы летят на югПодобное переселение гусениц случилось и в 1991 году в Калифорнии, когда сложились благоприятные условия для яиц бабочек. Местные энтомологи могли наблюдать за этим природным явлением, едва выйдя за порог собственного дома. К концу мая гусеницы, измученные недоеданием и скученностью, в поисках еды поползли прочь. По сравнению с гусеницами, выросшими поодиночке, они были более активны и нервозны, проявляли склонность к каннибализму и окукливались одновременно. Вышедшие из куколок взрослые особи также вели себя более активно, охотно собирались в стаи. Половые органы у этих взрослых были недоразвиты, зато имелись крупные запасы питательных веществ. Вместо того чтобы начать спариваться, они улетели на север.
Вероятно, дефицит пищи и скученность влияют на поведение и физиологию гусениц репейницы, и после метаморфоза они превращаются во взрослых особей, которые рвутся в путь. Когда мигрирующие взрослые особи начинают питаться нормально, уровень гормонов в их крови повышается, и они приступают к спариванию. Позднейшие поколения этих репейниц могут столкнуться с похолоданием; тогда и эти бабочки снимутся с места.
В первом случае миграция вызывается численностью, во втором — температурой окружающей среды.
Мы смотрим во все глаза. Упиваемся изобилием. Изъясняемся метафорами. Мы жаждем, чтобы бабочки летели ордами и тучами. Грезим о снегопаде из белянок, о россыпях желтушек, похожих на дождь из кукурузных зерен. Наша алчность почти осязаема. Глаза горят. «Миллиард носаток! Шесть миллиардов!»
Но я дитя своей эпохи. О щедрой расточительности природы я знаю лишь понаслышке. Когда-то стаи странствующих голубей заслоняли солнце, и становилось темно, как ночью. Полчища оленей карибу тянулись от горизонта до горизонта. Лососей в реках было столько, что человек мог перейти на другой берег, не замочив ног. Но это не в стиле XXI века. Мы исчисляем наши богатства другими мерками.
Я видела три вещи.
Местность Алаче-дель-Боске в центральных районах штата Нью-Мексико служит «воздушным коридором» для перелетных водных птиц, появляющихся там каждую зиму. Когда встает солнце, десятки тысяч птиц взлетают с глади искусственного озера, издавая самые разнообразные крики: гогот, курлыканье, что-то вроде скрипа колес, — а затем рассыпаются искать корм на окрестных полях. У меня хранится фотография моей девятилетней дочери, наблюдающей это зрелище. Ее волосы собраны в два хвостика. Вряд ли она когда-нибудь вновь отрастит такие длинные волосы. Розовые дали. Небо — точно карта, утыканная флажками. Каждый «флажок» — на самом деле утка, или гусь, или лысуха, или журавль, или крачка.
Река, текущая мимо моего дома в Нью-Мексико, летом пересыхает. Как-то раз — было это в первые годы нашей совместной жизни, задолго до того, как у нас появились дети, — мы с мужем наблюдали, как съеживается час от часу одна большая лужа в русле реки. Вода кишела головастиками. Они ждали, пока лужа испарится. Ждали смерти. Это был живой ковер из трепещущих, толкающихся существ. Мы с мужем не могли отвести глаз от этого зрелища. Подпали под его мрачное очарование. Вот что происходит, когда не можешь стронуться с насиженного места.
Я помню и монархов, что каждый год осенью дремлют в эвкалиптовых рощах близ Тихоокеанского побережья.
По тропинке бежит моя племянница, а за ней гонится моя сестра, чтобы напялить на нее куртку, — в роще холодно, на удивление холодно. Эвкалипты, укутанные пологом из бабочек, беззвучно трепещут. Мы задрали головы. Перешли на шепот. То был собор монархов.
Все три раза я чувствовала себя сказочно богатой. Испытывала необъяснимое воодушевление.
Монархи — самые знаменитые из перелетных бабочек. Миллионами летят они из Канады и с севера США на зимовку за две тысячи миль с лишним, в определенные горные районы Мексики. (Примерно пять процентов монархов, обитающих с западной стороны Континентального водораздела[11], мигрируют на Тихоокеанское побережье.) Весной те же самые бабочки начинают обратный путь на север.
Как и репейницы, монархи не переносят морозов. Бабочки, направляющиеся в Мексику, месяцами добираются до подходящего места зимовки. Требования у них самые строгие: температура лишь в редких случаях может опускаться ниже точки замерзания воды, но все же должна оставаться достаточно низкой, чтобы обмен веществ у бабочек замедлился, энергетические затраты уменьшились и монархи смогли впасть во что-то вроде полуспячки. Для зимовки нужны деревья, на которых можно усесться всей стаей, деревья, растущие в местах, защищенных от снега и ветра. И неподалеку от водоема. В теплые дни монархи ненадолго просыпаются, чтобы немножко полетать, немножко попить и опять впасть в забытье, крепко уцепившись за ветки лиственниц и друг за дружку.
В марте они выходят из спячки. Им хочется спариваться. Они спускаются с гор и летят на северо-восток, высматривая растения семейства молочайных. Они находят их на юге США. Ежегодная колонизация снова началась.
Перед смертью самки откладывают яйца. Монархи, которые выведутся из этих яиц, когда-нибудь продолжат путь на север, где найдут себе пару, отложат яйца и примерно через месяц умрут. Следующее поколение двинется дальше. И так до тех пор, пока последнее поколение не достигнет северной границы областей, где могут жить монархи и молочайные.
К концу лета мир снова окрашивается в цвета монархов. При виде их оранжево-черных крыльев у людей становится светлее на душе. Энтомологи чаще улыбаются. Дети больше смеются.
Те монархи, которые окукливаются и выходят из хризалид в конце лета и в начале осени, не похожи на предыдущие поколения. Похолодание и более короткий световой день повлекли за собой гормональные изменения у гусениц и куколок. Взрослые самцы и самки застревают на стадии неполного полового созревания. Как только повеет настоящим холодом, в них проснется тяга к странствиям — встрепенувшись, как по команде, они всем скопом начинают путь на юг, в земли, которых никогда не видели.
Живут эти бабочки нетипично долго — до девяти месяцев. Этого срока достаточно, чтобы долететь до мест зимовки, продремать там до весны, а весной спариться и начать обратный путь на север. В отличие от своих родителей, эти монархи не любят уединения. Они сбиваются в стаи. По ночам отдыхают, днем спешат на юг, образуя целые тучи. Летят они на высоте тысячи футов от поверхности земли или ниже, за день могут преодолеть около пятидесяти миль. Периодически делают остановки, чтобы кормиться. За время странствия они даже прибавляют в весе.
И каждая особь каким-то образом знает, куда ей лететь. Руководствуясь картой, хранящейся в некоем параллельном измерении, они держат курс на определенные горы Мексики, на определенные склоны, обращенные на юг, на определенные сосны и лиственницы.
Ориентируются они по солнцу. На Среднем Западе США биолог Сандра Перес как-то провела эксперимент: изловила произвольно выбранную группу перелетных монархов и две недели продержала их в лаборатории. Там она воздействовала на их суточные биоритмы, связанные с длительностью «дня» и «ночи» — заставила бабочек жить словно бы в другом временном поясе. Когда монархов выпустили по одному, все они полетели в неверном направлении, руководствуясь не реальным местоположением солнца, а показаниями собственных (показывающих другое поясное время) биологических часов.
В облачные дни монархи полагаются на магнитный компас — крохотные частицы магнитного железняка в тканях своей груди. Когда Сандра и ее коллеги помещали мигрирующих осенних монархов в нормальное магнитное поле, бабочки летели куда следует — на юго-запад, в Мексику. Когда бабочек поместили в магнитное поле, где юг и север поменялись местами, они полетели в обратном направлении, на северо-восток. В камере, где магнитное поле отсутствовало, бабочки разлетелись во всех направлениях.
Как и другие мигрирующие животные, монархи наверняка пользуются и визуальными ориентирами. Обычно бабочки корректируют свой курс с учетом того, что их сносит боковой ветер. При экспериментах на крупных водных бассейнах бабочки корректировали свой курс более эффективно, если могли видеть ориентиры на горизонте. Желтушки и толстоголовки, совершающие перелеты над открытым морем, где ориентиры отсутствуют, стараются, по-видимому, использовать такие подвижные объекты, как облака или барашки волн. Впрочем, это не всегда оказывается успешным.
Большинство бабочек всю жизнь летает весьма незатейливым стилем. Маши себе крыльями и не выпендривайся, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Но канадский монарх должен за девять недель с небольшим добраться до мест зимовки в Мексике. Тут как ни маши крыльями, все равно опоздаешь. И потому монархи используют восходящие воздушные потоки, чтобы воспарять и планировать в высоте, как орлы. Вечером они садятся на ночлег, поскольку земля остыла и восходящие потоки отсутствуют. Монархам помогает и ветер, если он дует в нужную сторону. Если же направление ветра их не устраивает, они летят «на бреющем»: у земли ветер не так силен. Или, возможно, делают привал, чтобы отдохнуть, утолить голод и жажду и переждать.
