Игорь Акимушкин - Первопоселенцы суши
Он бросил револьвер и не смотрел больше на паука. Спокойно, будто не было вокруг кричащего, плывущего, летящего, ядовитого, зубастого мира, написал:
„… Джо, скоро я уплываю вниз по реке. Не знаю, чем это кончится“.
(Авторизованный пересказ из книги Э. Ленджа „В джунглях Амазонки“, стр. 21.)
Пуленеубиваемый птицеед
Так (или примерно так) в амазонской сельве встретились и после небольшой ссоры разошлись два бродяги — Эльгот Лендж (неизвестно зачем в сельву попавший) и местный старожил паук-птицеед, дитя природы, лохматое и ядовитое, которое „свободно может покрыть собой окружность около шести дюймов в диаметре“. Дюйм, как известно, два с половиной сантиметра. Значит, паука этого стреляного не всякой ладонью накроешь. Тем более, что шесть дюймов совсем не рекорд для такого паука.
Рекорд — 20 сантиметров на 20 (в размахе ног).
В систематике и названиях пауков-птицеедов немало путаницы. Именуют птицеедами иногда всех вообще четырехлегочных пауков. Но тогда в этот знаменитый разряд попадают, незаслуженно конечно (и в числе около тысячи видов), многие мелкие пауки, в норах живущие и в Европе. О птицах как фирменном блюде они могут только мечтать.
Потому лучше ограничить права собственности на прославленное искателями приключений имя „птицеед“ несколькими семействами самых крупных четырехлегочных пауков. Всех найдем их тогда только в тропиках, и нигде больше.
Наиболее богатое родней семейство весьма рослых птицеедов — пауки-разбойники[24]. В нем примерно 600 видов. Иные одним лишь корпусом дециметровые, очень лохматые, на вид жутко страшные. Но, как ни странно, только на вид: самые большие птицееды — эврипельмы и граммостолы — ядом человеку не опасны.
Но есть и смертельно опасные, формиктопусы например. Рассказывают, будто бушмены (в Южной Африке) отравой из дикого лука и пауков пропитывали наконечники своих стрел. Истинно ли так — до сих пор неведомо, потому что паука по имени Мигале Бэрроу (его-то с луком и растирали) современная зоология не знает.
Другой загадочный (для зоологии) паук — арана пикакабалло, что по-испански значит „кусающий лошадей“. В Южной Америке о нем много говорят, но как его по-научному именуют (и именуют ли еще?), не известно.
Этот пикакабалло разной домашней скотине портит нервы и жизнь — ну и, конечно, люди волнуются. Однако в ученые руки причина их волнений до сих пор не попала и потому не определена. Легендарный паук неопознанным сеет страхи и совсем не спешит получить бинарное латинское обозначение в анналах высокой науки.
Пауки-птицееды (в узком смысле этого названия) днем обычно своим жутким видом население тропиков не смущают: прячутся в джунглях, в густой листве, под корнями. Многие отсиживаются в норах, которые с удивительным трудолюбием роют глубиной иногда до метра, хотя природа не дала им никаких землероющих приспособлений. Ковыряют ее упорно коготками лапок, а расковыряв, выносят из ямки комочки земли, зажав их в хелицерах. Одни вход в норку затягивают паутиной, другие нет.
Ловчих сетей пауки-птицееды не плетут, хотя, бывает, и пишут о них, будто пернатую дичь на обед они ловят именно в сети, и такие прочные, что и птица не вырвется (в одном уважаемом детском журнале я ещё недавно читал об этом).
Промышляют разбоем на дорогах джунглей. Ночь придет, и пауки-птицееды, уродства своего в темноте не стыдясь, выползают отовсюду, где от света прятались. У многих из них концы ног густоволосатые — прямо подошва получается из волос! На нее опираясь, легко лазают пауки по гладкой листве и сучьям. А если случится им равновесие потерять, падают без риска вниз даже с самых высоких деревьев. Только ноги пошире растопыривают, чтоб лучше парашютить.
О том, что пауки птиц едят, пишут давно. Еще в году 1705 вышла книга, а в ней даже и картинка: лапу на горле поврежденной птахи утвердив, ест мохнатый паук свою пернатую добычу.
Да мы и сейчас не можем утверждать, что подобными делами лохматые пауки не занимаются. Однако, наверное, очень не часто. Насекомые — вот их каждоночная дичь. Но убивают и едят (особенно в неволе, в террариумах) лягушек, ящериц, белых мышей. А про ядовитую длинноногую граммостолу[25] рассказывают, что предпочитает она охотиться на молодых… гремучих змей! За это перед пауком следовало бы шляпу снять, если б сам он не был опаснее гремучей змеи.
Когда о пауках-птицеедах пишут и рассказывают, то почему-то часто одну их редкую, поразительную и необъяснимую повадку пропускают без внимания. А повадка очень даже оригинальная.
Щетинки, от которых паук такой лохматый, очень тонкие и ломкие. Стоит к нему притронуться — и щетинки, обломившись, в кожу вонзятся, получится воспаление, как от занозы, или неприятный зуд. Но пауку и этого мало. Словно понимая, как вам его микродротики неприятны, чешет лапками по спине (впрочем, лениво и как бы нехотя) и целое облако щетинистых обломков бросает в воздух над собой. Если вдохнете их, и в горле, и в легких такой зуд, кашель и прочие неприятности объявятся, что другой раз близко над ним дышать никто не захочет.
Все это так, да только не понятно, спрашивает, недоумевая, доктор Кроме, знаток пауков, против кого такая оборона? Неужели специально против человека? Все другие паучьи враги с голой кожей в джунглях ведь не гуляют?
Паук в футляре
Чтобы найти его, нужны зоркие глаза и терпение. Глаз достаточно двух, а терпения — много.
А искать надо не паука и не паутину, а… футляры паутинные, инкрустированные землей, песком, сосновыми иглами. Подумать о них можно что угодно. Не сразу догадаешься, что сработаны они пауком. Лежат плотно на земле или вверх из нее торчат. Ширина их — сантиметр, а длина — сантиметров пять — пятнадцать. В солнечный день, сразу после дождя, их легче заметить, потому что они уже подсохли и кажутся светлее мокрой ещё земли.
Когда прославленный молвой старый принцип оптимизма „Кто ищет, тот…“ вознаградит наше усердие, осторожно откинем в сторону иглы и увидим, что одним концом паутинный футляр? — конус? трубка? колбаса? или что-то иное в этом роде — глубоко уходит в землю. Вертикально или чуть косо вниз — на полметра (на 20–90 сантиметров).
Паук, добровольный узник своей изобретательности, паутинный футляр, в котором живет, наглухо заплел плотным шелком на обоих концах. К стенкам норки ничем он не привязан, не приклеен, но не пытайтесь, чтобы паука поймать, тянуть из земли за вершинку его паутинную камеру заключения. Вытянуть ее целенькую было бы легко, если бы не сидел в ней паук. Как только он почувствует, что стены его жилища поползли вверх, сейчас же бросает якорь: хелицеры свои вонзает сквозь обивку в стенку норки, а брюшком упирается в другую, противоположную. Держится крепко, и паутинная его конструкция, если продолжаете ее тянуть, рвется.
Поэтому лучше не полениться и раскопать ее до дна. Или приманите паука мухой, просто, наконец, травинкой. Коснитесь чем-нибудь легонько надземного рукава паутинной трубки — обманутый паук кинется в этот рукав ловить добычу. И сам поймается; прижмем конец рукава, уходящий в землю, и отрежем пауку путь к отступлению.
Вот теперь футляр осторожно разорвем и паука рассмотрим. Тех, кто при этом не присутствует, прошу смотреть на рисунок. Комментария к нему будет только два — о хелицерах и паутинных бородавках. Хелицеры очень большие, их крючья, похожие на сабли, сгибаются и разгибаются вертикально (почти у всех других наших пауков сгиб-разгиб горизонтальный).
Трагедия в футляре: атипус и муха
А паутинные бородавки (последней пары), трёхчленистые и длинные, торчат из брюшка, словно хвостики; ими паук орудует ловко, как пальцами, сгибая и разгибая их в суставах.
По одним лишь хелицерам и бородавкам-хвостикам паука легко узнать — это атипус. А будут ещё сомнения — переверните его на спину и увидите на брюшке четыре светлых овала — четыре крышечки (элитры) над легочными мешками. Значит, паук четырёхлегочный.
Если поймали его в паутинном футляре, наверняка наш атипус — самка. Потому что самцы обычно бродяги, бездомные и ночные. Ростом меньше самок (8–9 миллиметров, а те — 12–20), темнее, почти черные (самки бурые), как ночным бродягам и положено.
Впрочем и домовитые их подруги светлому дню не очень доверяют: мир ночи для них безопаснее. Когда под жарким солнцем закипает жизнь на земле, они удаляются в глубины обитого шелком подземелья: ос помпилов боятся! А ночью ползут в стелющийся по земле рукав своей паутинной упаковки. В этом футляре караулят добычу. Ползет ли по мху сороконожка, мокрица и наползет на этот футляр, сядет ли на него комар — вдруг рвется под ними „земля“, длинные крючья-сабли хватают неосторожных путников за что попало и тащат вниз, в „колбасу“.
