Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира
Пока все рассаживались по местам, я потихоньку отступал, пятясь по тропе, и пытался сообразить, какие у обезьян правила, когда дело доходит до драки. Джентльмен-тяжеловес, как видно, был назначен привратником. Он трусцой зашел мне в тыл и загородил тропу, утвердившись на трех валунах: по одному под каждой ногой, а на один он оперся узловатыми руками. Все это было очень неприятно, и я с трепетом ожидал продолжения программы. Но обезьяны сидели и перехрюкивапись — очевидно, следующий ход предоставлялся мне.
Не думаю, что вам случалось попадать в окружение предвкушающих развлечение павианов, а если и случалось, то вы, наверное, согласитесь, что в такой обстановке невероятно трудно изобретать развлекательные репризы. В голове было абсолютно пусто, а тут еще каждый раз, как я поворачивался, та часть зрителей, что оказывалась у меня за спиной, пользовалась случаем захватить местечко поближе, а поскольку быть лицом одновременно ко всем невозможно, круг начал катастрофически быстро сужаться. Вспоминаю, как я с надеждой думал, что дрилы питаются растительной пищей, а я все же не растение, хотя, конечно, некоторое сходство есть. Тут старый джентльмен зевнул. Увидев его клыки длиной чуть ли не в десять сантиметров, я сильно усомнился в мудрых советах изучать животных в естественной обстановке. Мне помнилось, что почти любое животное, даже потревоженный тигр, обращается в бегство, если вы наклонитесь за камнем и сделаете вид, что бросаете его. Я незамедлительно применил этот прием, причем впопыхах не только схватил камень, но и запустил им в громадного зевающего самца с силой, которой сам в себе не подозревал. Все мы были несказанно удивлены, когда камень угодил в цель. Этот удар, как и сам неожиданный выпад, заставил зрителей отскочить, и вокруг меня очистился просторный плацдарм. Мой противник здорово разозлился, чего и следовало ожидать. Когда я наклонился за боеприпасами, он сделал пируэт и отплатил мне сторицей: швыряя землю задними лапами, с завидной меткостью метнул в меня попавшийся «под ногу» небольшой валун.
Это произвело фурор. Наконец-то представление началось! Я вел круговой обстрел камнями, и, хотя одни восхищенные зрители отступали, другие — в тылу — переходили в наступление, особенно тот джентльмен, что так сладко зевал. К этому времени он разъярился не на шутку и отстреливался то градом камней, то обильными плевками, кружась, как в вальсе, так что передо мной оказывалась то оскаленная по-собачьи пасть, то вовсе не собачий зад.
Подобная тактика, подкрепленная ураганным каменным обстрелом в неумолимо сгущающихся сумерках, не только всерьез напугала, но и невероятно рассердила меня. Я едва не всадил в джентльмена порцию свинца, но сумел, к счастью, удержаться, так как знал, что этот козырь может понадобиться мне, когда начнется общая свалка. Она могла начаться с минуты на минуту.
Во время недолгого затишья в обмене любезностями, когда воцарилась почти полная тишина, один из самых мелких несмышленышей в толпе зрителей с воинственным писком бросил в меня комком земли, как мальчишка, подкидывающий мяч под биту в лапте. Это выглядело настолько потешно, что я, и без того взвинченный до предела, просто покатился со «смеху. Почему это меня так рассмешило, до сих пор не понимаю, может быть, вовсе ничего смешного и не было. Но как оказалось, лучше я ничего не мог придумать.
Мамаша схватила своего дрожащего и съежившегося от страха отпрыска, прижала к груди и бросилась бежать; за ней последовали остальные матери с детенышами. Оставшаяся «мужская компания» — с полдюжины самцов — принялась бегать туда-сюда с растерянным и сердитым видом, я продолжал хохотать и орать, как на футбольном матче, и вскоре понес несусветную чепуху исключительно на нервной почве. Я наступал на старого самца, вопя: «Гол! Наша взяла! Беги, беги, старый дурак! Бонжур, мадмуазель Кошон! Подайте два кофе с молоком!» — при этом я исполнял, извиваясь змеей, отчаянную румбу вперемежку с другими экзотическими танцами из моего репертуара. Он застыл как вкопанный. Глаза его широко открылись, на морде появилось до смешного человеческое выражение. Он что-то пробормотал себе под но с. Можно сказать, что он был в шоке — не только озадачен и напуган увиденным, но и ошеломлен моим поведением. Несколько секунд он стоял, не отступая ни на шаг, с выражением неописуемого удивления на лице, затем его нервы не выдержали, и он отскочил в сторону, как собака. Вслед ему понеслись самые изощренные ругательства на вульгарном лондонском диалекте. Он позорно бежал.
После его поспешного отступления «в кусты» путь передо мной был открыт. Не теряя времени, я помчался домой, продолжая ругаться и вопить во весь голос. Выбравшись на гребень, я раза два выстрелил вниз, в экстазе чисто человеческого чванства, охваченный чувством презрительного превосходства над жалкими лесными зверями, на которых мой дар речи произвел столь ошеломляющее впечатление.
После встречи с этими «уличными сорванцами» тропического леса наступившая ночь принесла свои неприятные сюрпризы.
Лагерь в лесу должен строиться вовсе не как попало. Его планировку нужно тщательно и серьезно обдумать, не обращая внимания на насмешки ветеранов и притворное непонимание ваших местных помощников. Тот, кто ставит свою палатку как бог на душу положит, горько пожалеет об этом в будущем — если останется жив. Не стану объяснять, почему я не люблю «линейное расположение». Достаточно сказать, что за палаткой высилась пятнадцатифутовая стена из спутанных ветвей и стволов, которые мы вырубили на площадке перед палаткой, а поверх были нагромождены еще тонны увядшей листвы, срезанной с деревьев, чтобы хоть немного света проникало к нашему жилью. Вокруг площадки с другой стороны стояли навесы, прикрывающие столы препараторов.
В центре площади стояло диковинное сооружение, опиравшееся на каркас из длинных тонких шестов (на них пошли молодые деревца, которым в лесу приходится все время расти вверх, пока они не пробьются к свету футах в двухстах над землей), связанных веревками из лиан и покрытых противомоскитными сетками. Я всегда беру с собой эти противомоскитные «комнаты» с брезентовым полом, позволяющие сидеть на воздухе без толстых носков, газовых накомарников, жидкостей и порошков, отпугивающих комаров, и прочих приспособлений против кусающих насекомых. Такая «комната» вмещает стол, пару стульев, граммофон, нас самих и проворного африканца, который заводит граммофон, таскает каталоги, моет предметные стекла для микроскопов, вытирает пролитые напитки, заваривает чай, измеряет крыс и вообще расширяет пределы наших ограниченных физических возможностей.
Я дал распоряжение в тот вечер выдернуть опоры противомоскитной комнаты и перенести ее на противоположную сторону площадки — с деревьев на этом месте денно и нощно капала липкая зеленоватая жидкость, которая собиралась на брезентовой крыше, постепенно просачивалась через нее и плюхалась нам на голову еще более вязкими, хотя несколько профильтрованными каплищами примерно по рюмке за раз.
Земля под этой конструкцией была отменно утрамбована непрестанной беготней по брезентовому полу. Каково же было наше удивление, когда, подняв все сооружение с земли, словно это был гигантский кусок сахару, мы увидели копошащуюся массу черных, омерзительных на вид существ. Шестеро дюжих африканцев держали на весу палатку за шесты, выдернутые из земли. Услышав предостерегающий вопль, они увидели, что таилось под полом, разом бросили свои шесты и отскочили как можно дальше — ведь они, само собой, были босиком.
Брезентовый пол кое-где не доставал до земли — его держали опорные шесты, и под ним поднялась такая возня, что он зашевелился. Пока мы бегали за сачками и длинными деревянными пинцетами, началось великое бегство. Мерзкие черные твари покидали свое убежище не поодиночке и не попарно, а взводами и эскадронами, и все с невероятной скоростью мчались прямехонько в нашу палатку, где и исчезали, словно призраки, поглощенные тенями.
Должен сказать, что палатка была сделана по особому заказу. Пол был пришит к стенкам по всему периметру — операция, которая, по-моему, была знакома если не самому первому, то хотя бы второму в истории человечества конструктору палаток: ведь это единственный способ предохранить ее от проникновения сырости. Наша палатка типа «скваттер» состояла фактически из двух палаток, одна в
другой, и «крылья» наружного тента были распялены н горизонтальных шестах таким образом, что по бокам образовалось нечто вроде крытых галерей, где можно было хранить в сухости разные припасы и оборудование. На этот раз галереи были забиты ящиками с провиантом, мешками с ловушками, ружьями и прочими нужными вещами.
Негодные твари забились под ящики, в ящики и во все свободные промежутки, прежде чем мы успели организовать на них облаву. Дело в том, что скорпион — существо почти без третьего измерения, настолько он сплющен. Я знаю только одно еще более плоское существо, но речь о нем пойдет позже. У него, кажется, есть только длина и ширина и нет никакой толщины вопреки всем законам физики и геометрии.
