Иоганн Генрих Песталоцци - Книга для матерей. Избранное
Несколько недель тому назад теленок находился как-то на привязи в проходе хлева. Место непривычное. Жак думал, что теленок не привязан. Я показал ему веревку, которой был привязан теленок. Напрасно. Он плакал от страха и ни за что не хотел остаться. После этого как-то я не позволил ему идти в хлев. «Я не буду плакать, теленок привязан, идем, папа! Милый папа, я буду отвечать урок в хлеву».
В свободной аудитории природы ты поведешь за руку своего сына, ты будешь учить его в горах и долинах. В этой свободной аудитории природы он будет прислушиваться к тому, как ты будешь вести его к искусству. Трудности изучения языков и землемерия будут заменены для него свободой. Но в эти часы свободы природа да будет более учителем, чем ты. Если ты в эти часы будешь учить его чему-нибудь другому, то радость по поводу твоих успехов в искусстве его обучать не должна настолько увлечь тебя, чтобы не позволить ему всецело наслаждаться природой, когда окружающие предметы отвлекают ребенка от твоих искусственных уроков. Пусть он почувствует это, почувствует до конца, что здесь учит природа. Ты же должен со своим искусством тихо, почти крадучись следовать за природой. Когда птица очаровательно щебечет и когда червяк, только что появившийся на свет, ползет по листу, прекрати упражнение в языке. Птица учит и червяк учит больше и лучше. Молчи!
Но во время тех уроков, которые специально отведены образованию необходимых навыков, не позволяй никому мешать твоей совместной работе с ребенком.
Таких уроков должно быть немного, и они многократно будут заменяться, но серьезность должна всецело господствовать в это время. Всячески старайся не допустить, чтобы что-либо развлекающее прерывало занятия и отвлекало внимание ребенка во время этих уроков. Если такие помехи все же будут возникать, то их следует раз и навсегда самым решительным образом устранять. Никакого намека на надежду, что можно уклониться от этой необходимости. Эта надежда могла бы поселить беспокойство, убеждение же в том, что нельзя ускользнуть, заставляет забыть о желании сбежать. В этом случае природа ребенка, его стремление к свободе должны быть во что бы то ни стало сдержаны.
Пусть это будут часы без надежд, тогда это будут часы без беспокойства. Один мудрый человек сказал мне: «Хорошие монахини бывают только в монастырях, где соблюдается строгое и неумолимое затворничество без всяких надежд на его смягчение. В то же время в монастырях, где допускается больше свободы, бедствия господствуют в гораздо большей степени, так что эта разница бросается в глаза». Человек, желания которого подавляются, может при помощи упражнения научиться преодолевать себя. Но жить между страхом и надеждой, которая подвергается строгому подавлению, и надеяться не на путь свободы, а на окольные пути, чувствовать опасность, питать надежды в душе, полной страха, – это смертельный яд и хуже цепей.
Поскольку свобода ваших детей должна быть подавлена ради их подготовки к исполнению общественных обязанностей, она должна быть подавлена до конца и без всяких надежд. Таким образом, им станет легко преодолевать себя и пользоваться той более широкой свободой, которую вы можете им потом предоставить полностью, уничтожить насилие подавления, которое только вначале является насилием. После этого то большее, которое перевешивает, определит характер. Частые радости даже при небольшом преодолении и подавлении порождают силу и настойчивость. Усиление же подавления лишает мужества, редкие радости утрачивают влияние из-за того, что подавленность духа и слабость перевешивают: характер определяется теми впечатлениями, которые сильнее и которые количественно преобладают. Более слабые впечатления, количество которых меньше, теряют свою силу воздействия благодаря большему числу более сильных впечатлений. В этом заключается возможность исправления ошибок в воспитании и ложность неприменимого принципа, утверждающего, что отдельные, случайные, немногие впечатления могут разрушить все здание хорошего воспитания.
Упрямство Жака велико и проявляется с большой силой. Я применил против этого сегодня несколько наказаний. Он дошел до того, что сам захотел взять кусочек ячменного сахару не из моего рта, а только из рук, и разразился сильным гневом, когда я, сжав крепко обе его руки, приблизился с куском сахару к его рту. Я спокойно съел сахар.
Л. Ор. Л. Рисование. Складывание букв.
16-го. Л. Ор. Л. Рисование. Складывание букв. Невнимание
17-го. Л. Ор. Л. Рисование. Складывание букв.
Мне следует остерегаться самодурства, повседневного применения наставительного тона, который, слава тебе, Господи, тоже появляется.
Больше заботы о смене игры и учения, больше заботы о том, чтобы не тормозить свободу без необходимости, чтобы более точно определить время, предназначенное для обязательной работы, для того, чтобы остальное учение не сохраняло видимости работы.
Я учил его держать мел в руке. Хотя это мелочь, но я ни разу не должен допустить, чтобы он держал его неправильно.
1Герой романа Ж. Ж. Руссо «Эмиль». (Прим. ред.)
18-го. Л. Ор. Ч. Рисование. Я много гулял с ним сегодня. Как слабо еще у меня умение использовать различные положения и обстоятельства для различных возможных целей. Мама встретила Циммермана и требовала с него долг. «Мама, – сказал Жак, – не мучь Циммермана».
19-го. Необходимость избегать наставительного тона, педантизма затрудняет меня. Как найти мне границу между свободой и послушанием, раннее приучение к которому необходимо в общественной жизни.
В чем же ошибка? Истина не является односторонней. Свобода – благо, но послушание – также благо. Нам необходимо связать то, что Руссо разъединил. Убежденный во вреде, причиненном неумным подавлением, которое принижало человеческие поколения, он не сумел найти границ свободы.
Сделаем применимой мудрость его принципов. Учитель, будь уверен в хороших сторонах свободы. Не увлекайся суетным желанием производить незрелые плоды. Пусть твой ребенок будет свободен, как только он может быть свободным. Используй всякую возможность, чтобы дать ему свободу, покой, спокойствие духа. Не учи его при помощи пустых слов ничему, решительно ничему, чему ты можешь научить его при помощи воздействия внутренней природы вещей.
Пусть ребенок видит и слышит и делает открытия, пусть он падает, и подымается, и ошибается. Никаких слов, где возможны действия и поступки. Пускай он сам делает то, что он сам может делать. Ты увидишь, что природа лучше учит его, чем люди. Но когда ты находишь, что его надо приучить к послушанию, то приготовься тщательно сам к тому, чтобы воспитать его для исполнения этого трудного долга в условиях свободного воспитания.
Помни, что всякое подавление порождает недоверие и что труд твой потерян, если оно пустит ростки. Итак, старайся овладеть душой твоего ребенка, постарайся стать ему необходимым. У него не должно быть более приятного, более живого товарища, чем ты, и никого, кого бы он хотел больше видеть около себя, когда ему хочется веселья. Ребенок должен доверять тебе. Если ему часто хочется того, что не заслуживает твоего одобрения, скажи ему о последствиях и предоставь ему свободу, но сделай так, чтобы последствия были весьма ощутимы для него. Указывай ему всегда правильный путь! Если он уклонится с этого пути и увязнет в грязи, вытащи его. Ребенок должен привыкнуть к тому, что ты тысячу раз предупреждаешь его и что он попадает благодаря своей необузданной свободе в неприятное и даже очень неприятное положение, когда он не следует твоим предостережениям. Руководя обстоятельствами, ты достигнешь того, что он привыкнет понимать связь между природой вещей, которую он почувствовал, и твоими советами и предостережениями. Тогда при наличии сотни причин, всегда располагающих его к доверию, преобладание недоверия из-за необходимости ограничения его свободы станет невозможным. Он должен подчиняться мудрому руководителю, отцу, который правильно предостерегает его, но руководитель должен приказывать в случае необходимости. Он должен приказывать, исходя не из своего настроения и тщеславия, – никакое стремление к ненужному знанию не должно искажать его приказов.
Когда вам нужно приказывать, то ждите, если можете, повода, когда природа вещей сделает ощутительной ошибку ребенка и когда он уже подготовлен благодаря последствиям своей ошибки к естественному восприятию необходимости приказания. Так, например, когда я хочу отучить ребенка от неприятной привычки трогать все предметы, я иду следующим путем. Я ставлю на стол два сосуда: один с холодной водой, другой с кипятком. Я мою руки в сосуде с холодной водой, а другой сосуд ставлю так, чтобы ребенок наверняка попытался дотронуться до него и обжег бы руку. «Не надо трогать того, что тебе незнакомо», – это все, что я говорю, когда смазываю ему ожог маслом. Несколько дней спустя я снова ставлю на стол горячие яйца. Он снова схватит их и снова обожжется. В таком случае я говорю: «Я не хочу, чтобы ты каждый раз обжигался. Оставь в покое вещи, с которыми ты не знаком, и спрашивай меня, можно ли тебе трогать то, что стоит на столе». При такой подготовке я не подвергаюсь опасности потерять его доверие.
