Алессандро Надзари - MCM
— Просто касался кого-нибудь рукой — покровительственно так, пользовался ростом и клал руку на темя, — и те пропадали, как если бы перемещались, вот только он сам при этом оставался. Можно догадаться, что не вышвыривал их из штаба, куда подальше, а собирал в каком-то месте, одному ему ведомом. А знаю об остальном, поскольку в момент его появления был с Сёриз. Когда всё началось, мы ещё были в западном крыле, выпроваживали последних посетителей, которые не понимали более мягких намёков, что часы приёма истекли. И кто же это был? Миноры! Из тех, что ещё как-то ориентируются на закон. Надумали учредить орган совместной защиты. Наглость. Мы — их орган защиты. Неблагодарные. И теперь послали к нам представителей, чтобы допытаться о судьбе задержанных по подозрению в, э-э, анархитекторской деятельности. На то похоже, они, как это ни парадоксально, совсем не чувствуют момент. Нет, вы представляете?
— Ты отвлёкся.
— Д-да. Итак, за последним едва успела закрыться дверь, когда он объявился и начал сеять смерть и пустоту. Сёриз сообразила, что нужно не биться, а убегать. Она переместилась со мной в южное крыло, мы попытались предупредить остальных, но они не поняли очень чёткую и простую команду: «Бегите из Директората, живо!» Не успели. Нас тоже чуть не изловили. Вернее, чуть не уничтожили. Не знаю: не то благодарить Сёриз за то, что приняла удар на себя, не то ругать за то, что вообще попыталась контратаковать и затормозить продвижение, обвалив перекрытия. Нам оставалось только двигаться в восточное крыло. Там… В каптажной умбрмашинерии всё уже было кончено. Возможно, поэтому с восточного крыла и начал. Если кто и остался, кроме нас, успел затаиться, то Сёриз вернётся с ними с минуты на минуту. Какой-то полуорганизованный бой преторианцы попытались дать только здесь, у приёмной. Мы уже не могли им помочь. Никому. А он… Он за медными дверями.
— Что, он в кабинете папá? И там остаётся?
— Да. И живы оба. Я не понимаю.
— Вот и я не понимаю, как жива осталась, — тихо подошла к ним Сёриз, которую Селестина крепко обняла, а сделав это, увидела, что костюм на спине был исполосован и обожжён. — Я в порядке. Встретила по пути пару сбежавших из камер людей Бэзи, но, как выразился бы Мартин, vae victis[64].
— У фразы не вполне однозначная история, — начал было в привычной манере, но осёкся. — Однако я безоговорочно рад исходу. И всё же этот след на платье…
— Это… Ну… Понятия не имею — что. Жаркое приветствие Игнациуса, благо что дар Фабриса уберёг. Мы-то для атак, в конечном счёте, пользуемся урбматерией, а Игнациусу и того не нужно. Он просто бьёт умбрэнергией. Мне что-то даже как-то страшновато. Если эту мощь употребили для выжигания регистраций на теле-скрипторе, а её не хватило… Саржа, что там с папá?
— Сейчас узнаем, — на цыпочках двинулся он к своему рабочему месту. — Перед появлением гостей я заметил, что телефонная линия, проведённая в кабинет, ещё работает. Мы можем их подслушать, если с той стороны снята трубка.
«Нет нужды», — донёсся из динамика незнакомый голос, — «Я знаю, что вы там. Входите. Вчетвером». Мартин почувствовал на себе косые взгляды и понимал, что получил приглашение в святая святых, куда и не каждый сотрудник Директората имел дозволение ступить. И всё же его не остановили.
Да, что-то подобное в плане оформления интерьера он и ожидал увидеть. Похоже, дело было не в самом кабинете, а в том, вокруг чего он был выстроен. И к этому чему-то — сиренариуму — стоял, прислонившись, Игнациус. А на коленях перед ним — папá Блез.
— Вас не постигнет участь остальных. Вы пригодитесь здесь и сейчас. Блеза отчего-то не убедило то, что я сотворил с остальными. Не убедили сотни заложников, жизнь которых зависит от моей. Не выживу я сегодня или не получу требуемое — от Директората останутся три мушкетёра и этот д’Артаньян. Ну, может, ещё пара-другая ангерон, инвалидов да отставников, так и оставшихся в городе. Молчишь? Хорошо, поговорим с вами.
— Мы же истребили эхоматов! — Селестина рассекла воздух рукой, но Игнациус предупредил её насчёт телодвижений. — Причём использовав вашу же систему. Оцените-ка ход.
— А, вот и славно, что мы начали с главного. Видите ли, Блез всегда мог убить её. У него всегда был персональный ключ. Вот только не хочет он избавления от неё. А хочет всем смерти. Блез, я повторю: я их отправил прямо туда.
— «Туда», — взял слово Мартин, так и не знавший, будет ли толк от его револьверчика, — это ведь не место, а время? Переместили их, для условности предположим, на день вперёд, конструкт которого выбран вами, и теперь, если музыка момента будущего заиграет из иных вибраций момента текущего, то для нас настоящих это будущее может и не настать, мы вернёмся сюда завтра, но не обнаружим их возвращения. — «Что, — между тем додумал он, — подразумевает следующее: с семнадцатого на восемнадцатое июля всё происходило в рамках сценария Игнациуса. Но вот чем было вызвано обрушение зеркала-портала?»
— Тогда, под землёй, ваши мысли были оформлены несколько иначе, вы были ближе к истине, но и так сойдёт. Впрочем, я застал только первые умопостроения. А, ну и не «сюда», нет-нет, место особое. Блез о нём знает. Да и вам Алоиз наверняка рассказал. Он ведь упоминал помещение, полное белого пламени? Атанор здесь, под нами, на глубине… Нет, пусть хоть что-то останется секретом.
— Поверьте, у меня — да у нас всех — осталось немало вопросов по тому инциденту. И, возможно, уничтожение сущности — действие верное. Но что тогда Директоратом, что на сей раз вами была создана угроза для всего города. И были жертвы, а некоторые ещё только предстоят. А теперь подтверждается, что возможна, хм, более тонкая хирургия, нежели гильотинирование или трепанация.
— «Сущность»? Вы до сих пор не знаете или не уверены? О-о, а я-то думал, что вам оказано большее доверие. Хорошо ты их подготовил, Блез, умеют приоткрывать тайны. Вот только на лицах читаю недоумение. Да-а, про ключик-то и не знали…
— Если вы могли взять его у Блеза, — Сёриз была скептична, — что вам мешало прийти сюда раньше и провернуть те же жестокие и кровавые фокусы, что устроили сегодня? Зачем такие сложности? Кроме как убедить папá Блеза, что это выше его сил и он стал бесполезен, что тело-скриптор отторгает коммуникации Директората?
— Да, вы неплохо прочитали элементы сценария. Вы даже поняли, что это — сценарий. Аплодирую. Вот только что толку от одного визита? Блез не отдаёт ключ сейчас, не пожелал бы сделать этого и тогда. Боится проронить лишнее слово, но — не новых жертв. И я не про тех заложников. Блез-з, опас-сное ты с-сущ-щес-ство.
— Будто смерти, причиной которых стали вы, что-то оправдывает, — фыркнул Саржа. — Что вы такое увидели тридцать лет назад, что заставило вас думать подобным образом? Вы были верны Директорату, но губите его. Что ещё за иной порядок времени? Видимо, я здесь самый тупой.
— «Тупой»? Ни в коей мере. Вы, все вы одурачены Блезом. Как были и мы когда-то. Дети эпохи коммуникаций. Директорат коммуникациями, способом регистрации делит мир и время на упорствующие прошлое и будущее, безграничные, но конечные как момент. На зафиксированное свершившееся и желаемое предстоящее. Время Директората — время поверхностей. И вам оно кажется единственно возможным. И нам так казалось. Мы не замечали не то, чтобы противоречия, но несогласованности. И дорого заплатили за знание.
— Директорат инъектирует сущности антипроизводственные желания, и это работает лишь потому, что для сущности они выглядят частями настоящего. Следовательно, то время, в котором она пребывает — иное — бесконечно как момент, но ограничено.
— Да, вот теперь узнаю вас тогдашнего. Помимо времени Директората, что позвольте назвать Эоном, есть и Хронос, момент которого действительно простирается в мир горний, но также и в мир хтоний. И, хм-хм, сущность всё более предпочитает давление глубины, обволакивающее и искажающее. И не так далёк тот день, когда момент переполнится, и она попробует перейти в следующий. Что нас тогда ожидает? Это укрыто даже от меня. И вот мы подошли к сути того эксперимента. Блез всегда мог убить её — и сейчас можешь, слышишь? — без фатальных последствий для остальных. Но вместо этого решил обнулить, опустошить, вычистить момент, настоящее, в коем она покоится. Не захотел или страшился узнать, какой она станет в моменте новом. Ну, какое такое знание ты унаследовал от Градлона, а?
— То есть… То есть кто-то и в самом деле создал протез тела-скриптора? Лишённый истории, что записывал бы её с чистого листа? И вы тогда вносили ложные регистрации, расшевелившие тело-скриптор, чтобы осводобить место для подключения этого протеза?
— За годы в архиве черви тронули, похоже, не только книги Алоиза. Но я рад, что есть светлые головы, — в прямом и переносном смысле, — способные восстанавливать концепции по неполным источникам. Всё верно. Да только о том я узнал незадолго до эксперимента: всё-таки в иерархии я был на две ступени ниже Блеза и Атанасиуса. А, вы и об этом не знали. Да, консулов должно быть двое. А не один, предпочитающий доверительно-замыкающее обращение «папá». Последствия диктаторской власти, стягивающей информационные потоки на себя и выступающей их единственным распределителем, вы и сами видите, — и Игнациус поводил ладонью по черепу стоявшего на коленях так, как обычно гладят набалдашник трости.
