Проклятие королей - Грегори Филиппа

Я поднимаюсь и указываю на дверь, чтобы они поняли, куда им идти.

– Нет, это мое решение окончательно, – говорю я. – Приор не уйдет в отставку, если вы не докажете, что он в чем-то провинился. А вы этого доказать не можете. Так что он остается.

Они кланяются как положено.

– Мы вернемся, – говорит Ричард Лейтон.

Пришло время испытаний. Я знаю, что некоторые монастыри забыли о строгости поведения и их обитатели стали притчей во языцех за развращенность. Я знаю, все знают, про голубиные кости и реликвии из утиной крови, и про шнурки, которые легковерным выдают за пояс Богоматери. В стране полно пугливых глупцов, и худшие из монастырей ими кормились, сбивали их с пути истинного, использовали их и жили, как господа, проповедуя бедность. Никто не возражает против того, что король назначил честных людей, чтобы те вскрыли эти злоупотребления и положили им конец. Но теперь я вижу, что происходит, когда проверяющие короля приезжают в приорат, который служит Господу и людям, туда, где ценности используют во славу Божию, а ренту, которую собирает приор, для того, чтобы накормить бедных. Этот приорат основала моя семья, и я буду его защищать. Это моя жизнь – как мои дети, моя принцесса и мой дом.

Монтегю присылает мне из Лондона письмо без подписи и без печати.

Он говорит, что увидел: Господь не даст ему от нее сына.

Мгновение я держу письмо в руке, прежде чем бросить его в огонь. Я знаю, что Анне Болейн недолго осталось звать себя королевой.

В час перед обедом, когда я сижу в личных покоях со своими дамами и нам играет на лютне музыкант, я слышу громкий стук в ворота.

– Продолжай, – говорю я музыканту, который дает звукам замереть, пока мы прислушиваемся к звуку шагов по холлу и по лестнице, ведущей наверх. – Продолжай.

Он трогает струны, и тут открывается дверь, и входят люди Кромвеля, Лейтон и Лей; они мне кланяются. За ними, словно призрак, восставший из могилы, но призрак торжествующий, в новой одежде, идет моя невестка, безутешная вдова моего сына Артура, Джейн, которую я в последний раз видела, когда она цеплялась за дверь семейного склепа и рыдала о муже и сыне.

– Джейн? Что ты тут делаешь? И что это на тебе надето? – спрашиваю я.

Она дерзко смеется и вскидывает голову.

– Эти джентльмены сопроводят меня в Лондон, – говорит она. – Я помолвлена.

Я чувствую, как ускоряется мое дыхание, потому что закипаю.

– Ты – послушница в монастыре, – тихо произношу я. – Ты совсем обезумела?

Я смотрю на Ричарда Лейтона.

– Вы похищаете монахиню?

– Она говорила с приором, и тот ее отпустил, – любезно отвечает он. – Послушницу нельзя удерживать, если она передумала. Леди Поул помолвлена с сэром Уильямом Баррантайном, и мне приказано отвезти ее к новому супругу.

– Я думала, Уильям Баррантайн крадет только богатства и земли церкви, – ядовито говорю я. – Я отстала от жизни. Не знала, что он и монахинь берет.

– Я не монахиня, и меня нельзя было там заточать и держать! – кричит на меня Джейн.

Мои дамы от ее гнева вскакивают на ноги, моя внучка Катерина бросается ко мне, словно хочет встать между мной и Джейн, но я мягко ее отстраняю.

– Ты просила, ты умоляла, ты рыдала, чтобы тебе позволили удалиться от мира, потому что твое сердце разбито, – ровным голосом говорю я. – Теперь, я вижу, твое сердце срослось, и ты умоляешь тебя выпустить. Но не забудь сказать своему мужу, что он берет за себя бедную послушницу, а не наследницу. Ты ничего от меня не получишь, когда выйдешь замуж, а твой отец может и не дать наследства беглой монахине. У тебя нет сына, который носил бы твое имя и был твоим наследником. Ты можешь вернуться в мир, если пожелаешь; но это не вернет тебе всего. Все будет не так, как было, когда ты его оставила.

Она в ужасе. Она об этом не думала. Я полагаю, ее нареченный тоже будет в ужасе, если вообще решит заключить брак с женщиной, которая перестала быть наследницей.

– Вы украли у меня мое имущество?

– Вовсе нет, ты выбрала жизнь в бедности. Ты приняла в горе одно решение, теперь принимаешь другое, в гневе. Похоже, ты неспособна принять решение и придерживаться его.

– Я верну себе состояние! – беснуется она.

Я холодно перевожу взгляд на Ричарда Лейтона, который наблюдает за происходящим со все большей неловкостью.

– Она вам все еще нужна? – безразлично спрашиваю я. – Думаю, ваш Томас Кромвель не собирался вознаградить своего друга Уильяма Баррантайна безумицей без гроша за душой?

Лейтон растерян. Я пользуюсь своим преимуществом.

– И ведь приор ее не отпускал, – говорю я. – Приор Ричард такого не сделал бы.

– Приор Ричард ушел в отставку, – спокойно отвечает Томас Лей вместо своего заикающегося спутника. – Приор Уильям Барлоу займет его место и передаст приорат лорду Кромвелю.

Я не знаю Барлоу, знаю только, что он – пылкий сторонник реформ, что означает, как теперь понимаем мы все, воровство у церкви и изгнание добрых людей. Его брат – шпион Болейнов, а он выслушивает исповеди Джорджа Болейна, которые должны быть занимательны.

– Приор Ричард не уйдет! – поспешно говорю я. – Разумеется, не ради капеллана Болейнов!

– Он ушел. Вы больше его не увидите.

На мгновение я решаю, что его отвезли в Тауэр.

– Арестован? – с внезапным ужасом спрашиваю я.

– Он принял мудрое решение не доводить до этого, – приходит в себя Лейтон. – А теперь я отвезу вашу невестку в Лондон.

– Вот, – говорю я с неожиданной досадой и достаю из кошелька серебряную монету в шесть пенсов.

Я бросаю монету Лейтону, и он ловит ее, не думая, так что в результате выглядит дураком, который принял у меня мелочь, как нищий.

– Это ей на дорогу. У нее ведь ничего.

Я пишу Реджинальду и отправляю письмо Джону Хелиару во Фландрию, чтобы он передал его моему сыну.

Наш приорат отдали чужаку, который распустит священников и запрет двери. Джейн увезли, чтобы выдать замуж за друга Кромвеля. Такое обращение убьет церковь. Оно меня убьет. Скажи Папе, что мы этого не вынесем.

Меня все еще шатает после этого удара в самое сердце моего дома, по церкви, которую я люблю, когда я получаю записку из Лондона:

Леди матушка, прошу, срочно приезжайте. М.

Монтегю встречает меня у дверей моего дома, лоза, окружающая его, вся покрыта зелеными листьями, точно он – Planta genista в рукописи с миниатюрами, растение, которое зеленеет на любой почве и при любой погоде.

Он помогает мне сойти с коня и держит меня за руку, пока мы поднимаемся по низким ступеням к двери. Монтегю чувствует, как скованы мои движения.

– Прости, что заставил тебя ехать верхом, – говорит он.

– Лучше уж я поеду в Лондон, чем узнаю обо всем слишком поздно, сидя в деревне, – сухо отвечаю я. – Отведи меня в личные покои, закрой дверь, никого не пускай и расскажи, что происходит.

Он делает, что я велю, и через некоторое время я уже сижу в кресле у камина с бокалом пряного вина, а Монтегю стоит, опершись на каменный дымоход, и смотрит в огонь.

– Мне нужен твой совет, – говорит он. – Меня пригласили на обед с Томасом Кромвелем.

– Возьми длинную ложку, – отвечаю я, заслужив слабую улыбку сына.

– Это может быть знаком того, что все меняется.

Я киваю.

– Я знаю, к чему все это, – говорит он. – Со мной позвали Генри Куртене, он говорил с Томасом Сеймуром, который играл в карты с Томасом Кромвелем, Николасом Кэрью и Фрэнсисом Брайаном.

– Кэрью и Брайан были сторонниками Болейнов.

– Да. Но теперь, будучи кузеном Сеймуров, Брайан дает советы Джейн.

Я киваю.

– То есть Томас Кромвель теперь пытается подружиться с теми из нас, кто поддерживает принцессу и состоит в родстве с Джейн Сеймур?