Сара Бауэр - Грехи дома Борджа
– Там не было голубей, – возразила я, невольно улыбнувшись. Посланник сира Эрколе тоже уловил перемену в моем настроении, потому что его длинное, костлявое лицо внезапно расплылось в широкой улыбке. Я заметила, что зубы у него большие и кривоватые; будь он благородного происхождения, наверняка прикрывал бы рот, улыбаясь.
– Кажется, я должен вам что-то передать?
И все-таки это могла быть ловушка.
– Я не та, за кого вы меня приняли, господин.
– Уверен, что вы монна Виоланта.
– Откуда вы знаете?
– Я не знал, пока не услышал, как вы бормочете «Биркат а-гомель» [45] . Сир Эрколе рассказывал, что вы новообращенная. Первая новообращенная. – Шпион отвесил неглубокий поклон. – Я Гидеон да Куето д'Арзента из Мантуи, брат женщины, которую, полагаю, вы знаете как Фидельму.
– Ювелир! – воскликнула я.
– Он самый.
– Если бы вы носили свою звезду, я бы раньше поняла. – Как я могла не разглядеть очевидного? Такой же долговязый и неуклюжий, как Фидельма, такое же костлявое лицо и красивые выпуклые глаза. Мне он показался похожим на зайца.
– Вы так думаете? По моему опыту, новообращенные – самые ярые антисемиты. А кроме того, я ношу ее. – Он распахнул полу домотканой одежды, закрывавшей дублет, и продемонстрировал звезду из желтой ткани, пришитую внутри. – Куда бы это годилось, если бы я попал под арест, выполняя одно из тайных поручений сира Эрколе? Ну так что, передать вам письмо?
– Почему сир Эрколе послал вас? Почему сам не пришел?
– Да перестаньте вы цепляться за свою накидку, а то вид у вас как у воровки. Он не посылал меня, я напросился на поручение. – Брат Фидельмы рассмеялся и отодвинул меня на обочину, давая возможность проехать мулу, нагруженному широкими корзинами. – Не обольщайтесь, моя прекрасная дама. Меня вдохновила вовсе не красота вашего лица, хотя оно прекрасно, и знай я об этом раньше, то не стал бы медлить с просьбой к сиру Эрколе. Все дело в вашем влиянии на герцогиню. Сестра рассказывала, что герцогиня доверяет вам, а я мечтаю получить от нее заказ. Ее брат знаком с моей работой и…
– Я знаю. – Любопытно, где теперь эти маски. Сан-Клементе был разграблен Орсини после битвы на площади Святого Петра. Неужели кому-то хватило наглости повесить золотую маску смерти рядом со своей кроватью? Наверное, все-таки нет, не без гордости заключила я. – Но при данных обстоятельствах моя хозяйка не намерена открыто заявлять, что поддерживает отношения с братом. Вы могли бы, – продолжила я, тщательно выбирая слова, – нажить больше капитала с помощью ее соперницы, донны Изабеллы Гонзага. Так что, это письмо от дона Франческо?
– Ш-ш-ш. Держите глаза открытыми, когда герцогиня покинет Реджо, только и всего.
Мы добрались до Боргофорте, а оттуда, я полагала, отправимся по реке до Бельригуардо, но когда нас там встретил дон Франческо, они с донной Лукрецией придумали другой план. Дон Франческо был настроен решительно: донна Изабелла пожелала увидеться со своей невесткой, утешить ее в горе, но поскольку ходила на последних месяцах беременности, то никак не могла покинуть Мантую. Поэтому, переночевав в Боргофорте, мы двинулись в Мантую. Скорее всего донна Изабелла захочет порисоваться своей плодовитостью перед моей бедной хозяйкой, рассуждала я, одевая ее в дорогу, однако поведение донны Лукреции свидетельствовало о том, что им с доном Франческо удалось обменяться парой слов наедине вчера вечером. И если донна Изабелла планировала триумф, то, как я заподозрила, ее ждало разочарование.
Я пожалела, что с нами не было Анджелы, но они с Джулио возвращались в Феррару, не имея ни малейшего желания отправляться в Бельригуардо, где неминуемо натолкнулись бы на Ипполито. Я не могла поделиться своими подозрениями с Фидельмой, даже если бы захотела – нельзя было выдать роль ее брата в этом деле. Как и мою собственную роль, если на то пошло. Я помалкивала, а если и ходили какие-то сплетни, то не слушала их. В моем присутствии новенькие девушки почему-то немели. Анджела объясняла это тем, что я приехала из Рима. Все мы, шутила она, несем на себе печать святости рода Борджа. Но я-то знала, что дело в ином. Хотя ни одна из девушек мадонны даже не подозревала о существовании Джироламо, горе его потери окутало меня как саван. Я превратилась в призрак, нежеланного гостя в их оживленном мире, где погоня за модой, флирт и балы сменяли друг друга в бесконечном водовороте.
Я не присутствовала при встрече мадонны с донной Изабеллой, но как только мы оказались на борту буцентавра дона Франческо, вынужденное пребывание в корабельной тесноте породило необходимость прекратить все сплетни. С этой целью мадонна взяла с собой только тех, кому могла доверять, а остальные следовали на втором корабле. Поэтому я удивилась, когда, перегнувшись через нос корабля на второй день путешествия, увидела, что стою рядом с Гидеоном д'Арзента. Скрип и плеск весел смешивались с обрывками музыкальных фраз – играли скрипачи дона Франческо, – создавая звуковой занавес между нами и возлюбленными, которые устроились в наскоро сооруженной беседке на корме корабля. Запах свежей смолы и дыма от их жаровни неприятно щекотал ноздри.
– Кажется, будет дождь, – заметил Гидеон, покосившись на желтоватое облако, низко зависшее над коричневыми водами реки. – Бьюсь об заклад, вы не ожидали увидеть меня снова, – продолжил он, когда я ничего не ответила.
– Я вообще о вас не думала, сир д'Арзента.
– А я-то вообразил, будто вы при первой же возможности порекомендуете меня своей хозяйке.
– Подвернись такая возможность, я бы ее не упустила.
Он рассмеялся, выгнув худую коричневую шею. Повернувшись спиной к воде и облокотившись на поручни, произнес:
– У вас острый язык, Виоланта. Я завидую вашему мужу. Ваши объятия, должно быть, еще колючее, чем у «железной девы» [46] .
– Как же вы все-таки здесь оказались, мессир?
– Ну, я глаза и уши донны Изабеллы. – Наверное, на моем лице отразилась тревога, так как он снова рассмеялся, тронул пальцем мой локоть и сказал: – Вы легкая мишень для шуток, госпожа.
– О некоторых вещах не следует шутить.
– А любовные дела таких людей, как ваша герцогиня и наш высокопоставленный маркиз Мантуи, нужно воспринимать серьезно?
– Любовь – очень серьезное дело.
– Если бы мы говорили о любви, я бы с вами согласился. Но это, – он указал в сторону кормы, – всего лишь игра. Я к кальчио и то отношусь серьезнее.
Я согласилась с ним – оттого, что рука дона Франческо лежала на коленях донны Лукреции, никому хуже не было. И все же, если я не верила в искренность подобной любви, насколько же дешево обошлись с моим собственным сердцем?
– Все равно, – проговорила я, – моя госпожа достаточно восприимчивая натура, чтобы не почувствовать поблизости шпиона.
– В обмен на туманное обещание сообщать госпоже обо всем, что касается ее мужа и невестки, донна Изабелла снабдила меня рекомендательным письмом к донне Лукреции. Я буду посылать ей уклончивые письма. В конце концов, что такого я видел? Господа приятно проводят время на корабле. Горюющая мать ищет утешения у друга. Я сплю на палубе среди галерных рабов, и мой сон нарушает лишь звон цепей, когда кто-то из них поднимается, чтобы пописать. Простите за прямоту.
– Я постепенно привыкаю к ней.
– Рад слышать, поскольку надеюсь и впредь беседовать с вами после того, как устроюсь в Ферраре. Мне кажется, самые глубокие пласты в вас еще не изведаны.
– Похоже, это комплимент. Тем более от ювелира.В Сермиде, на границе между Мантуей и Феррарой, дон Франческо покинул нас, а те, кто путешествовал на втором корабле, присоединились к нам, чтобы у дона Франческо было на чем добраться домой. Среди девушек донны Лукреции, осаждавших меня вопросами и своими умозаключениями, лишь Фидельма хранила молчание. То ли по причине неодобрения, то ли из-за любопытства более тонкого свойства – я не поняла. Ожидала, что она хотя бы заговорит о своем брате, – но ничего подобного. Я только раз видела их вместе, когда взяла прогулять Фонси по палубе. Со стороны казалось, будто они испытывают неловкость в обществе друг друга – бесцельно размахивают руками, шаркают большими ступнями, словно исполняя неуклюжий танец.
Я вспомнила, как Святой Отец любовался, когда Чезаре и донна Лукреция танцевали в паре: сразу становилось ясно, что они одной крови, настолько слажен был их танец, когда они вели в сардане, каталонском народном танце, а их отец пускал слезу, слушая завывания флавиолы. Перед моим мысленным взором вновь возникли старые бальные туфельки донны Лукреции с зарубками на подошвах, и Чезаре в бреду, кромсающий мою обувь столовым ножом. Вероятно, я увидела бы еще что-нибудь, но наш корабль плыл мимо пристани, куда выходил сад сира Таддео ди Оккьобелло, и я поспешила уйти с палубы.
Я считала, что мадонна отдыхает, но, спускаясь по трапу, услышала, как она зовет меня из своей каюты. Я вошла, и мадонна похлопала по кровати рядом с собой и приказала мне сесть. Места не было для стула или даже табуретки; все свободное пространство на полу заняли сундуки с одеждой. Я невольно подумала, как неуместно здесь смотрелся дон Франческо среди такого изобилия шелка и кружев. Я опустила песика на его атласную подушку и присела на краешек постели.
