Ранчо - Стил Даниэла

– Я не откажусь от своей карьеры, – предупредила она его, хмурясь. – Несмотря на все это, я люблю делать то, что делаю. Люблю петь.

– Я тоже люблю то, что ты делаешь. Не собираюсь настаивать, чтобы ты все это бросила. Возможно, у нас не получится жить часть времени здесь. Но давай хотя бы попытаемся! Посмотрим, что из этого выйдет. Я хочу быть с тобой – здесь, там, где угодно. Я люблю тебя, Танни. А на то, что про нас будут болтать, мне наплевать.

– Ты серьезно? Даже после этого? – Она помахала газетой.

– Серьезнее некуда. – Он широко улыбнулся, подошел к ней и поцеловал. – Они тут пишут, что ты затащила меня в постель, посулив ранчо. Когда я пропустил эту часть истории?

– Ты ее проспал. – Она улыбнулась. – Я нашептала ее тебе на ухо.

– Ты – потрясающая женщина. Ума не приложу, как ты терпишь всю эту клевету.

– Сама удивляюсь. – Она положила голову ему на плечо, он обнял ее. – Как я их ненавижу!

– Не трать зря силы. Вот что я тебе скажу: тебе надо быть осторожнее. Хватит распевать гимны на родео, таскаться с ранеными ковбоями по больницам, воображая, что там тебя не узнает ни одна собака, покупать просто так ранчо. Впредь будем умнее, идет? Если хочешь, прячься за моей спиной. Мне все равно, что они наговорят. Что про меня можно насочинять? Что ни напишут – все правда. Я приму огонь на себя.

– Я люблю тебя, Гордон! Я так испугалась, что ты теперь не захочешь на меня смотреть! – С той минуты, как ей попалась на глаза газета, она не находила себе места.

– Вот еще! Я сидел тут и размышлял, как бы мне уговорить Шарлотту отпустить меня на весь следующий уик-энд, чтобы я мог преподнести тебе сюрприз – нагрянуть в Лос-Анджелес. Может быть, такой, с подбитым крылом, я ей не пригожусь?

– Ты правда хотел бы приехать? Чудесно!

– Попытаюсь. На следующей неделе нам с ней предстоит серьезный разговор. Когда закончится летний сезон, я бы хотел перейти здесь на неполный рабочий день.

– На забывай, что зимой у меня турне по Европе и Азии. Это будет сущий кошмар.

– Звучит заманчиво! – Он улыбнулся. – Мне уже не терпится.

– И мне. – Глядя на него, Таня думала о том, что теперь, когда Гордон будет заботиться о ней и защищать ее, жизнь полностью преобразится. Ей хотелось тоже быть ему полезной.

– Кстати, куда нас занесет на Рождество?

– Я забыла. То ли в Лондон, то ли в Париж, то ли в Германию. Уж не в Мюнхен ли?

– Как насчет венчания в Мюнхене? – предложил он, нежно целуя ее.

– Мне бы больше хотелось выйти замуж в Вайоминге, – возразила она. – Пусть нашими свидетелями будут горы, под которыми я тебя нашла.

– Ладно, это мы уточним позже. – Он заставил ее подняться и обнял здоровой рукой. – Есть более неотложные вещи. – Он потянул ее в спальню. – Больному пора на боковую.

Таня догадалась, что он хочет убедиться, что между ними действительно не пробежала кошка. Было больно думать, что они последний день вместе.

Они пролежали в постели до вечера, пока остальные катались верхом. Он уснул в ее объятиях, и она долго прижималась к нему, все еще не веря в свое счастье. Два дня назад она едва его не лишилась. Теперь об этом страшно вспоминать.

Хартли провел день в задумчивости: раскачиваясь в седле, он пытался освоиться с мыслью, что может потерять Мэри Стюарт, если она не вернется к нему из Лондона.

– Не терзай себя понапрасну раньше времени, – посоветовала ему Мэри Стюарт, когда он поведал ей о своих страхах.

– Не могу. Вдруг ты не вернешься? Что мне тогда делать? Я только что тебя нашел и мне трудно смириться с возможностью скорой утраты. – Он не говорил ей о своем намерении посвятить их встрече новую книгу. Это ничего не изменило бы, но позволило бы дать выход чувствам. – Ты не можешь мне обещать, что обязательно вернешься. Ведь сама в точности не знаешь, как все обернется.

– Верно. Но в жизни итак много утрат. Зачем пробовать их на зуб еще до того, как они нас настигнут?

– Потому что иначе их вкус слишком горек. Если бы я тебя потерял, то извелся бы от тоски.

При этих словах она не удержалась и поцеловала его.

– Я сделаю все, чтобы вернуться как можно быстрее.

Его ответ так ее удивил, что она остановила лошадь.

– Если можешь спасти свой брак, лучше не возвращайся, – молвил он задумчиво. – Мы с Маргарет тоже однажды чуть не развелись. Прожили около десяти лет, и у меня появилась женщина. Очень глупо с моей стороны, я никогда больше так не поступал. Не знаю, как это получилось. У нас возникли проблемы, стало ясно, что у нее не может быть детей, и она очень тяжело это переживала. Прямо тронулась рассудком! Мы отдалились друг от друга. Думаю, она винила в своем бесплодии не только саму себя, но и меня. Независимо от причины я изменил жене, и она об этом узнала. Из-за этого мы разошлись, на полгода, и я продолжал ту связь, что было еще глупее. К тому времени я решил, что влюблен, и это запутало все еще больше. Она была француженка, я поехал к ней в Париж. Потом помчался в Нью-Йорк, чтобы сказать Маргарет, что развожусь с ней. Но приехав, понял: все, что я в ней любил, осталось при ней, как и то, что я в ней не любил, вместе с причинами, по которым я ей изменил. У нее сохранились все ее несовершенства – нервозность, иррациональность, из-за которой с ней было трудно поладить, а также все то, что я в ней обожал: честность, верность, творческий дух, чудесное чувство юмора, яркий ум, скромность, чувство справедливости. Я любил в ней миллион разных качеств... – Он говорил это со слезами на глазах, Мэри Стюарт тоже не могла побороть слез. – Я вернулся в Нью-Йорк, чтобы проститься с Маргарет, а вместо этого еще сильнее в нее влюбился.

Он замолчал и стал смотреть на горы.

– В Париж, к той женщине, Я не вернулся. Когда мы с ней расставались, она чувствовала, что все так будет, и сама мне об этом сказала. Мы придумали условный сигнал. Она сказала, что не вынесет долгих объяснений, да они и ни к чему. Довольно будет двух слов. Если я решусь расстаться с Маргарет, то дам телеграмму: «Bonjour, Arielle». Это было давно, еще до появления факсов. А если мы с Маргарет решим больше не разлучаться, то телеграмма должна быть такой: «Adieu, Arielle». Практичная была особа, во всем любила обстоятельность и четкость. Улетая в Нью-Йорк, я твердил, что ей не о чем беспокоиться. Но стоило мне повстречать мою Далилу – и она остригла мне волосы, как библейскому Самсону, снова завоевав мое сердце, и я не смог ее покинуть. Поэтому отбил телеграмму со вторым паролем. Больше я ее никогда не видел. Именно этого она и хотела. Но забыть так и не смог.

Грустная история тронула Мэри Стюарт до глубины души, – Если и с нами произойдет так же, – он смотрел ей в глаза, проникая взглядом в самое сердце, – то я хочу, чтобы ты знала: я ни о чем не сожалею и буду любить тебя до самой смерти. Я преодолею боль. Ариэлль вышла замуж за министра и стала известной писательницей, но я уверен, что она меня не забыла. – Он подмигнул. – Маргарет тоже всегда о ней помнила. Я переживал, а она меня простила. Когда это произошло, то казалось, из этого не будет выхода... Сейчас я хочу, чтобы ты знала: я уже прожил с тобой рядом две счастливейшие недели в моей жизни.

Благодаря Мэри Стюарт он окончательно преодолел боль от потери Маргарет. Теперь ему стало гораздо легче.

– В моей жизни это тоже были самые счастливые недели, – сказала она. – Я тоже тебя не забуду. Только не думаю, что останусь с Биллом. – Она верила в то, что говорила.

– Никогда не знаешь, как сложатся отношения двух людей. Посмотрим, что будет, когда ты с ним поговоришь. Если бы я тогда бросил Маргарет, то недосчитался бы шестнадцати лет с ней – чудесных лет. Давай ни от чего не зарекаться. Вот мой главный наказ.

– Я всегда буду тебя любить, – тихо проговорила она.

– И я. Теперь мы оба знаем содержание твоего факса мне. Пусть это будет либо «Adieu, Arielle», либо «Bonjour, ArielJe».

– Ты получишь факс со словами «Bonjour, Arielle», – уверенно ответила Мэри Стюарт, трогая каблуками бока лошади, чтобы вернуться к загону, где их дожидался ковбой, заменявший Гордона.