Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи
Придя в себя на Занзибаре от последствий этой экспедиции, Ричард отправился в Англию и узнал, что прибывший ранее Спик приписал себе почти все заслуги за общую экспедицию. Между ними произошла бурная ссора, но сомнительная слава Ричарда – несмотря на то, что его невиновность в неудачном исходе экспедиции в Берберу была доказана, – и безупречная репутация Спика оказались решающими факторами для официального заключения Королевского географического общества. Расстроенный, Ричард собрался в Северную Америку, а Спик попросил еще одну экспедицию, чтобы найти истоки Нила. Ричард публично оспорил прошение, и между прежними товарищами, теперь заклятыми врагами, были назначены официальные дебаты. Но до дела не дошло: Спик погиб на охоте от выстрела из собственного ружья. Никто не мог точно сказать, несчастный это был случай – или самоубийство.
Ричард отправился с дипломатической миссией в Южную Африку и Конго, был консулом в бразильском Сантосе, изучал там Южную Америку, писал и выпускал книгу за книгой, статью за статьей. А теперь – Дамаск. Неутомимо. Ведомый дъяволом. С давних пор и до конца своей жизни.
Майя жадно слушала, но чем дольше он говорил, тем сильнее поражал ее лихорадочный блеск в его глазах, вызванный отнюдь не болезнью, и пустота за ним, некрасивая, горькая линия губ, когда Ричард жаловался на то, как с ним везде несправедливо поступают. Это был уже не тот заразительно привлекательный, гордый, упрямый студент, некогда завоевавший детское сердце Майи. Не удалой молодой солдат британской армии, пробудивший в ней своими поцелуями страсть, что выплеснулась только с Рашидом. Перед ней сидел истощенный, постаревший мужчина, уставший от борьбы с этим миром, так и не давшим ему столь страстно желаемого признания.
«Мужчины в поисках истока реки на самом деле ищут другой исток, исток того, чего им до боли не хватает. Хотя и знают, что никогда не найдут», – вспомнилась ей его последняя фраза в Адене. – Ты ведь знаешь, что никогда не найдешь его, правда, Ричард? Тебе не дает покоя голод, не знающий насыщения. Неважно, что еще преподнесет жизнь, – тебе всегда будет мало. Всегда…»
Она почти испытала облегчение, когда он встал, чтобы попрощаться, но все же ее охватила и грусть. Они постояли друг против друга, Ричард протянул к ней руки и опустил, словно осознав тщетность этого жеста. Длинными шагами он подошел к столу и взял шляпу.
– Спасибо, что уделила мне время, Майя. Нет, не трудись, я сам найду выход.
Как в Блэкхолле, тогда, много лет назад, при их первом прощании, после которого последовало так много других.
Не успела она ответить, как его быстрые шаги прозвучали на лестнице, словно он убегал. Майя вышла на балкон и проводила Ричарда взглядом – как он надел шляпу и пошел, не повернув в ее сторону головы. Английская шляпа затерялась где-то в оживленной вечерней толпе, среди океана тюрбанов и фесок: Бертон никогда не хотел быть англичанином, но и никем другим стать не решился.
– Прощай, Ричард, старый мошенник! – прошептала ему вслед Майя.
Она знала – больше они не увидятся.
14
Дамаск. По преданиям бедуинов, город, основанный Узом, внуком Шема, сына Ноя, существовавший еще до времен Авраама, – один из древнейших городов мира. Раскинувшийся в зеленых цветниках холмистой речной долины, забрызганной ромашками и украшенной абрикосовыми рощами, окруженный выжженной солнцем пустыней белоснежный город под пузатыми куполами и элегантными минаретами, увенчанный сияющими на солнце полумесяцами и пронизанный реками Барады. Дамаск покрывали сказочные сады, а источники дарили прохладу. Сам пророк Мухаммед отвернулся от роскоши города, ибо человек может ступить в рай лишь однажды, и Мухаммед предпочел дожидаться рая Аллаха. Еще здесь была улица, названная в Библии прямой, как и могила легендарного султана Саладина, противника Ричарда Львиное Сердце. Лабиринт переулков, где решетчатые окошки встречались прямо над головами прохожих – арабов, евреев, турок, бедуинов, персов, курдов, анатолийцев и африканцев. Водоносы и молочники расхваливали свои напитки, ослы и верблюды смешивались с людской толпой, а бродячие собаки, жадно хватающие все съестное, с рычанием и воем вступали в отчаянные перепалки. Город хаммамов, бань, и гаремов, женских покоев.
Но прежде всего Дамаск был городом суков, красочных и живых базаров, и на краю одного из них Юсуф бин Надир водил по пропахшему специями воздуху костлявым пальцем.
– Передвинь еще вправо. Да, хорошо.
Он глубоко вздохнул, словно это не Рашид, а он сам погрузил на верблюда туго набитые мешки с украшениями, тканями и железными изделиями.
– Отлично, – пропыхтел Юсуф. – Мы продали товары за хорошую цену и выгодно купили новые. И выиграли неплохую сумму! Не зря я всегда говорю: в Дамаск стоит ехать!
Крайне довольный, он ласково потрепал навьюченного верблюда и вдруг рассмеялся.
– Представляешь, мне сегодня клиент рассказал: новый консул Дамаска – безумный англичанин, в юности переоделся арабом и совершил хадж в Мекку! Слышал когда-нибудь нечто подобное?
Рашид потряс головой, словно ему привиделся призрак, и уставился на Юсуфа:
– Что ты сказал?
Когда между ними не осталось тайн, Рашид оставил свою формальность. Не успел Юсуф ответить, как он добавил:
– Этого человека зовут Бертон? Ричард Бертон?
Настала очередь Юсуфа изумляться. Он поковырял указательным пальцем в ухе, поправил куфию и почесался.
– Кажется… Возможно… Но почему…
Он продолжал говорить, но Рашид его больше не слушал.
Рашид чувствовал, как слова, которыми он рассказал Юсуфу свою историю, омыли его сердце прохладной водой. Он и сам не заметил, как оно дало новые побеги и бутоны. А теперь, когда появилась вероятность, что Ричард Бертон, первая любовь Майи, о которой она рассказывала Рашиду в одну из звездных ночей в пустыне, действительно в Дамаске, старые раны заныли вновь. Он вздрогнул, когда Юсуф замахал руками перед его лицом. Губы Рашида пересохли от жары и пыли, но он словно испил воды из колодца.
– Юсуф… Кажется, у меня здесь дело. Мы можем ненадолго задержаться? Или езжай, а я догоню тебя.
Густые брови Юсуфа поползли вверх, под края измызганного тюрбана.
– Слава Аллаху, чудеса еще свершаются! В твоих глазах появилась жизнь! Конечно, останемся!
У Абд ар-Рауфа, некогда воина Рашида, ушло лишь несколько часов, чтобы узнать адрес нового английского консула в Дамаске, и ненамного больше, чтобы выяснить, где его обычно можно найти. Но Рашиду, который столько лет пытался стереть все чувства и воспоминания, понадобилось целых два дня, чтобы собрать свое мужество и выйти из тени домов. Он знал – обратного пути не будет.
– Ас-саламу алейкум. Вы Ричард Фрэнсис Бертон, новый консул Дамаска?
Когда они посмотрели друг другу в глаза, то на мгновение испытали испуг, словно увидели в волшебном зеркале свои отражения – англичанина в светлом костюме и панаме и араба в длинных светлых одеждах и красно-белом тюрбане.
– Ва-алейкум ас-салам, – раздался ответ, и зеркальный мираж рассеялся. – Это я.
– Тот, кто переоделся арабом и совершил хадж в Мекку? И учился в Оксфорде?
– Верно.
Ричард невольно сделал шаг назад, когда араб протянул ему правую руку, которую прежде прятал, и снова вошел в спокойствие, увидев в мозолистой ладони украшение, очевидно, на продажу.
– Вам это знакомо, саид?
Ричард почувствовал, как ему стиснуло горло, он узнал медальон. Слишком хорошо запомнилась ему эта поделка, слишком часто он видел ее на шее Майи. Когда большой палец араба раскрыл запор, сомнений совсем не осталось.
– Откуда это у вас? – В голосе Ричарда прозвучала немая угроза.
– Не украл, саид Бертон. Она дала мне его сама. Много лет назад.
Ричард внимательнее присмотрелся к арабу. Тот был немолод, приблизительно его возраста, возможно, несколькими годами моложе. Его одежды были грязны, куфия вылиняла и обтрепалась. Лицо покрывали шрамы, пусть и не такие глубокие, один шел через бровь. В черных волосах средней длины виднелись серебряные прожилки, как и на бороде. «Больше не ношу», – вспомнились ему слова Майи в Каире, полгода назад, о медальоне. Тогда Ричард обратил внимание на ее странный тон.
Он кивком указал на другую сторону улицы.
– Там есть хорошее кафе. Расскажи, как у тебя медальон оказался…
Кофе давно остыл, когда Рашид закончил свою историю. Он рассказал не все, лишь самое необходимое, но Ричард Фрэнсис Бертон смог додумать все остальное: сын Майи был совсем не похож на лейтенанта с песочными волосами, которого он видел в Адене. Несколько фраз, в которых послышалось что-то новое. Тень, пробежавшая по лицу за долю секунды, боль в глазах. Монета из Химьяра.
В сердце Ричарда закипела ревность, и он не знал, что ранило его сильнее. В пережитых приключениях Майя оказалась ему равной, а возможно, и превзошла его, ибо теперь, в отличие от него, была счастлива. А искры любви в ее глазах были больше неподвластны ему. Теперь Ричард увидел эти искры в глазах араба, в чем-то похожего на него. Но все же между ними было мало общего. Только язык. И эта женщина, которую ни один не смог изгнать из своих мыслей и сердца. До сих пор.
